«Музей — это собрание не вещей, а историй»
Марина Соколовская — о «границах родины» в Музее о Ельцине
Высота потолков, углы между стенами, указатели — это всё второстепенные вещи, на которые мы не обращаем внимания. Но в экспозиции Музея Бориса Ельцина они влияют непосредственно на наше восприятие истории и сообщают немаловажные смыслы. Марина Соколовская, руководитель экспозиционно-выставочного отдела музея, в рамках проекта Museum / Media рассказала, какие образы России Музей Бориса Ельцина транслирует и как выражает динамику взаимоотношений между обществом и властью через инструменты создания экспозиции.
Прежде, чем зайти в основное пространство музея, в фойе мы оказываемся перед витриной с подарками Ельцину. Марина Соколовская заметила, что эта стена напоминает о музеях прошлого: «Пока мы не вошли в основную экспозицию, мы видим, каким был музей в самом начале своего зарождения». Раньше музей представлял собой собрание вещей, а сегодня — это собрание историй. Среди подарков есть небольшая статуэтка «Россия» скульптора Лаверецкого. Самая известная отливка скульптуры России в виде женщины-воина выставлена в Екатеринбургском музее изобразительных искусств. Но в Музее Бориса Ельцина этот образ почти незаметен, музей предлагает другой способ говорить о России.
Перейдя через границу, мы оказываемся около схемы расположения залов. Как рассказала экскурсовод, фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина» купил здание, которое уже имело объемно-планировочное решение и пространственную структуру, поэтому музей расположен в пространстве в форме круга. «Когда музей открылся, он заявил о своей объективности. Но музей тем не менее предлагает интерпретацию — выстроена она жестко», — отметила Соколовская. В музее нужно идти буквально по линии: ленте времени в экспозиции «Лабиринт» и от одного «дня» к другому в экспозиции «Семь дней, которые изменили Россию». «Мы предлагаем интерпретацию, с которой можно соотнести свои представления, и множество экспонатов-документов, которые позволяют предлагать новые интерпретации», — поясняет экскурсовод.
Так, заходя в «Лабиринт», мы оказываемся в пространстве, наполненном большим количеством разных медийных форматов, поэтому не обращаем внимание на точку отсчета, нарисованную прямо на полу — 1914 год. Это год начала Первой мировой войны, и экскурсовод может подсказать, что именно это точка отсчета новой эпохи. Рассказ о предмете или событии часто бытует в виде рассказа экскурсовода, тогда как сам музей предъявляет некие свидетельства, улики — артефакты и документы. Читать эти улики по-разному уже может не каждый.
Подойдя к первой витрине, Марина Соколовская указывает на фотографию с авиаторами из альбома, который Ельцину подарили в 1992 году в США. Этот альбом связан с создателем вертолета Игорем Сикорским, который эмигрировал из Советской России. Накануне Первой мировой войны авиатор являлся значимым культурным героем, потому что, как объясняет экскурсовод, он символизировал победу человека над физическими ограничениями. Но «начинается Первая мировая война, и восприятие авиатора меняется — он из героя эпохи превращается в злодея». На примере истории авиации можно показать, считает Марина Соколовская, что 1914 год — это год важного кризиса в понимании человеком самого себя. Экскурсовод объясняет: «В это время люди европейской культуры понимают, что нет абсолютно добрых людей, нет абсолютно злых, и вообще мы очень мало знаем о себе — мы не знаем, на какую подлость будем способны».
На втором этаже Марина Соколовская обращает наше внимание на то, что все стены выстроены под углом, поэтому, стоя на Президентской площади, мы не видим, что находится в каждом зале. Для создателей музея было важно, чтобы посетитель воспринял рассказываемый мир как реальный, оказался в реконструированных местах событий, удивился и только после этого начал анализировать историю.
Попадая в первый зал экспозиции «День первый», посвященный выступлению Бориса Ельцина на пленуме ЦК КПСС в октябре 1987 года, мы оказываемся в полумраке замкнутого пространства партийной власти. Потолки невысокие, царит полумрак. Обстановка будто воспроизводит атмосферу конфликта Ельцина с руководством. Когда он «из партийного работника превращается в преследуемого человека», пространство власти меняется — мы выходим в пространство улицы. Второй зал «Дня первого», в отличие от предыдущего, очень высокий и просторный, настолько, что реальный троллейбус здесь смотрится очень естественно. Здесь мы видим, как социальная жизнь, отталкиваясь от замкнутого пространства власти, перетекает в пространство улицы: «именно здесь в уличной стихии Ельцин и как человек, и как политик растворяется и становится одним из многих, кто действует на сцене истории».
В следующем зале мы попадаем в обычную советскую квартиру, в которую вторгается политика, выталкивающая нас на баррикады. Её интерьер собран из очень разных ностальгических квартир и из разных драматических историй. Обои сделаны по подобию тех, что накануне событий августа 1991 года один из погибших в том августе Владимир Усов клеил у себя дома, мебельная стенка принадлежала семье Ельциных, вещи на полках стенки — погибшим Дмитрию Комарю, Владимиру Усову и Илье Кричевскому. Но самое главное — здесь представлены все способы распространения информации: и телевидение, которое тогда ничего не объясняло, и слухи из постоянно звонящего телефона, создающего ощущение единства, и пространство радио — зарубежных станций и «Эхо Москвы», которые сообщали подробности и помогали разобраться в происходящем.
Проходя через баррикады, мы оказываемся перед выбором: остаться в СССР или перейти границу в Российскую Федерацию. Экскурсовод рассказывает, что в музей приходили зрители, которые останавливались перед этой линией и говорили, что не пойдут в «Новую Россию» — вернутся на баррикады. Те, кто перешагивает линию, знакомятся с хроникой распада СССР, с юридическими документами и новым национальным флагом России, который был поднят на главном флагштоке страны над Сенатским дворцом Московского Кремля 25 декабря 1991 года вместо советского флага. Марина Соколовская рассказывает, что первые эскизы зала предполагали, что посетители будут блуждать в Беловежской пуще, но от неё здесь осталось всего два дерева, но потом в музей поступил флаг, и он стал главным экспонатом зала. Флаг в экспозиции «противостоит» ностальгии по СССР, напоминая, что язык, на котором мы рассказываем сегодня о себе, включает новые, несоветские символы.
В следующих залах мы наблюдаем за разницей между советским и постсоветским магазинами. В советском магазине очевидцы оказываются в реконструированном пространстве магазина эпохи дефицита и очередей. Новый магазин представлен через наборы вещей: кроссовок, жвачки, одежды, журналов, игрушек, духов, бытовой техники. На советской территории мы еще имеем дело с более одномерным пространством, с общим опытом вещей, поэтому такой магазин поддается реконструкции. В постсоветское время изобилие вещей и социального опыта делает невозможным реконструкцию одного типичного пространства, знакомого каждому.
С точки зрения пространственного восприятия интересен зал «Дня шестого» — «Президентский марафон». Он устроен так, что мы ступаем на беговую дорожку и начинаем «бежать» мимо разного рода препятствий, с которыми сталкивался президент Борис Ельцин. В разделе, посвященном операции на сердце, мы оказываемся перед кардиограммой — зеленой линией, пульсирующей на светодиодном экране. В какой-то момент она останавливается — как и сердце Ельцина в ходе операции в 1996 году. В следующем разделе — в радиорубке — мы говорим о попытках преодолеть разобщенность и недоверие между обществом и властью. Одним из инструментов были радиообращения Бориса Ельцина. Посетитель снова видит экран и зеленую линию, которая меняется, когда он говорит в микрофон. Линия отражает уровень сигнала и похожа на линию из предыдущего раздела: звук нашего голоса, ритм жизни многих людей, рифмуется с биением сердца Ельцина.
В следующем разделе этого «марафона» мы знакомимся с графиками падения и роста цен на нефть, ВВП, знакомимся с историей дефолта в августе 1998 года. Перед нами история России через историю экономики. Мы видим, что узор, который образует эти графики, похож на линию биения сердца Ельцина и нашего голоса — все эти линии созвучны. Затем мы заходим в пространство, в котором рассказывается о политиках, которых в разное время называли наследниками Ельцина или следующими президентами страны. Этот зал конфигурацией напоминает утробу матери, так что визуальное решение «Дня шестого» можно прочитать как историю о Ельцине-родителе и России-ребенке. На выходе из зала на стене написаны слова, которые Ельцин произносит, уходя из Кремля: «Берегите Россию».
В этом же зале «марафона» важным пространственным элементом является сам город — здесь нам впервые открывается вид из окна и мы видим мир за стенами музея. Это связано с тем, что экспозиция параллельно рассказывает про международные отношения: «железный занавес» падает, стены раздвигаются и открывается новый мир. Этот мир становится экспонатом музея, а окно становится витриной, что подчеркивается доступным для зрителя телескопом и трансляцией изображения с видеокамеры, которая в режиме реального времени снимает Храм-на-Крови.
«День седьмой» приводит нас в кабинет Ельцина, в котором он работал до 1996 года. Этот последний день, как и «первый», мы проводим в пространстве власти, мы сталкиваемся с эстетикой власти и можем задуматься над тем, как власть обретает легитимность, что для неё важнее — современность или символическая апелляция к наследию. Здесь мы, как и в зале с письмом Бориса Ельцина Михаилу Горбачеву от 12 сентября 1987 года на первом этаже музея, проживаем «день сурка»: на часах всегда 9:30 — время подписания указа об отставке. Ельцин будто только что ушел из кабинета: кресло повернуто, на нем висит пиджак, а из чашки чая идет пар. Мы останавливаемся в этом моменте прощания с президентом и с эпохой. Именно в этом зале посетитель часто понимает, сколько всего осталось позади — это всё было частью его жизни. Экскурсовод отмечает: «В этом кабинете длится момент не только ухода Ельцина, но и момент осознания себя как того, кто прожил 90-е».
Заходя в «Зал Свободы», из которого открывается вид на весь город, Марина Соколовская рассуждает на тему родины в музее о Ельцине: «Мне кажется, что для нашего музея Россия не может быть воплощена в виде фигуры с копьем, щитом, шлемом или даже с конституцией — она не может стать аллегорической фигурой. Мы пытаемся показать, что Россия — это множество историй людей, политические институты, разное прошлое, постоянный выбор пути».
Партнерский материал
Фото: Любовь Кабалинова / Ельцин Центр
Другие конспекты экскурсий проекта Museum / Media:
Татьяна Круглова — о том, что может рассказать кино (и не только) в музейном пространстве
Киновед и философ Олег Аронсон — о том, как кино реанимирует музеи
Артем Беркович — о скрытом смысле экспозиции Музея Бориса Ельцина
It`s My City