Вместе с автором телеграм-канала «Репрессии в Свердловске» Олегом Новоселовым продолжаем рассказывать о судьбах свердловчан, которые попадали в лагеря и подвергались расстрелам за свои взгляды. Первая история повествовала о расстрелянной преподавательнице Вере Лернер, которая критиковала сводки с фронта. Вторая — про журналистов Сергея Колпащикова и Юрия Курочкина из газеты «Красный боец», которых арестовали по доносу и назвали изменниками родины.
В новом материале по архивным документам и дневниковым записям восстанавливаем историю студента Владимира Попова, который приехал в Свердловск из Краснодара. Спустя два года учебы его арестовали за «антисоветские разговоры» с соседями по общежитию, с которыми он обсуждал нехватку продуктов в магазинах и отсутствие свободы слова. За это студента, которому было чуть больше двадцати, отправили в лагеря на семь лет, где он и умер.
Между жерновами истории
В истории России в ХХ веке с трудом можно найти спокойный период. На долю поколения людей, которое родилось в революционные годы, выпали сразу несколько тяжелых испытаний. Тридцать седьмой год это поколение застало будучи совсем молодыми. Впереди их ждала война с Германией. Для студента Горного института Свердловска Владимира Попова судьбоносным стал период между Большим террором и войной с Германией.
Владимир Попов родился в 1919 году в Краснодаре (тогда город назывался Екатеринодар). До 19 марта 1920 года город занимала Белая армия.
Его мать Анна Кирилловна приехала на Кубань из Харьковской губернии в 1901 году (после ареста Владимир укажет, что по национальности он украинец). В Екатеринодаре она вышла замуж за извозчика Павла Попова. Отец Владимира умер, когда ему было 10 лет, а брату Леониду год. После смерти мужа Анна Попова устроилась на завод «Октябрь», который производил колесные трактора.
Студенческий дневник в качестве вещдока
В школе Владимир был лучшим учеником. Окончив ее, Владимир решил стать геологом и подал документы в Горный институт Свердловска. Институт ответил, что готов принять Владимира без вступительных экзаменов.
В конце августа 1938 года Владимир Попов вышел из поезда на вокзале Свердловска. Начав новый этап своей самостоятельной жизни, Владимир решил вести дневник, который озаглавил Tagebuch — в переводе с немецкого «Дневник».
Через два года дневник будет изъят при обыске и станет вещественным доказательством. Большую его часть занимают переписанные стихотворения Есенина, Лермонтова, Генриха Гейне и молодого советского поэта Александра Яшина.
Tagebuch, 31.08.1938
Итак, Адуев (главный герой романа И. А. Гончарова «Обыкновенная история» — прим. ред.) — старший прибывает в Свердловск, то есть извиняюсь, Адуев-младший.
Этот Андрей верно подметил, я очень похож на этого героя, со своими банками варенья, со своими адресами, со своим расставанием, со своими мыслями и планами и некоторыми взглядами. Что ж Адуев, так Адуев. Все мы немного Адуевы.
Хмуро встретил меня Свердловск. Дождь, слякоть, холод, ночь темная, отсутствие трамваев, отсутствие дирекции, предложение переспать на вокзале — всё это выглядело не совсем привлекательно. Все же нашел место. Лег и долго думал.
Жизнь опять подстроила со мною шутку. Встретить 22-летнюю девушку. Заставить полюбить ее себя, полюбить самому. 22 и 18, и любовь. Ведь такие девушки редки. Я жалел себя, что еду. Жалел, что молод. Жалел, что все будет кончено после 3-х писем.
(Здесь и далее сохранены оригинальная орфография и пунктуация — прим. ред.)
Горный предоставил Владимиру комнату в общежитии в двух кварталах от института на улице Сакко и Ванцетти. Здание было снесено в конце 1980-х.
Первый год Владимир вел свой дневник активно. Он подробно описывал переживания по поводу редких писем из дома, студенческий быт, постоянную нехватку денег и новые знакомства.
18.10.1938
Уже давно я не заглядывал в сию тихую обитель. Ходил, ввиду того, что не хватает денег работать на хлебзавод. Работа хоть и легкая, но всё же усталость. Поэтому наверно и синусоида настроения пошла вниз.
26.11.1938
Был в опере «Черевички». Почему-то не понравилось, очевидно не искренне. Гришка чудак говорит, что я этим рисуюсь перед ним. Смешно. Выходит этим людям нельзя говорить о своем мнении. Они всегда думают, что им подражают, а на черт они мне нужны!
Сбоку меня сидела девушка, мы с ней разговорились. Она меня спросила: Вы из театрального училища? Ответил, что нет. Странно. Что во мне такого театрального?
12.12.1938
Близятся испытания. Я немного заболел. Целую пятидневку не ходил. Сидел дома. На дворе, между прочим 20-25-30. Холодно, а у меня ничегошеньки нет. Пальто весьма воздушное, носков нет, кальсонов так же, трусы и те изорваны. Из дому ничего не шлют — все только обещают. Правду сказать мне от их обещаний не теплеет.
Первую уральскую зиму Владимир тяжело переживал, тоскуя по дому. Это влияло и на его моральное состояние.
16.01.1939
Странно время летит, незаметно только 1-е уже 16-е.
С каждою минутою все ближе и ближе к тому, что именуется смертью. «Мы все сойдем под вечны своды и чей-нибудь уж близок час». Впрочем чего это я о смерти расписался надо бы чего-нибудь веселенького написать. Но что веселого напишешь сейчас в этот момент. Веселого очень мало. Люблю свою землю, люблю Краснодар, люблю его улицы, его мягкие зимы, его фрукты, люблю Кубань, с ее хотя и грязными водами, но кипучую и быструю. Ведь с Краснодаром связано детство, отрочество, юность.
tempora passati (латинский: время прошло — прим. ред.)
23.01.1939
Давно ничего не писал сюда.
Ну что же, desto besser (немецкий: тем лучше — прим. ред.)
Кругом застой. Время дрянь. Я отвык от дома, от города, от матери, от всех.
Мне стало все равно, где я и с кем. Я стал портится. Вчера выпил даже литру водки.
Не знаю, что буду делать в каникулы, впрочем до них еще достаточно далеко. Многие ребята не сдали математику, я ухитрился все-таки и еще на «хорошо». Сегодня повздорил с Геной. Не хочет комнату чистить. Поговорили крупно, но это не беда. Из дому написали, что выслали посылку. Жду и ничего не дождусь. Денег нет совсем.
13.05.1939
Был снег. Читаю Салтыкова-Щедрина.
Его первая запись в дневнике стала пророческой — связь с первой любовью прервалась за учебный год. После первого курса Владимир решил не уезжать домой, а остаться работать все летние каникулы в Пермском крае вблизи Губахи.
На второй год учебы записи в дневнике появлялись все реже и становились пессимистичнее. Если во время первого курса Владимир вспоминал случай, когда во время речи Молотова по радио чуть не расплакался, то на втором появилось больше разочарования. В зачетной книжке Владимира появляются оценки не только «хорошо», но и «посредств» (посредственно = удовлетворительно).
Последние записи в дневнике приходятся на весну 1940 года. Именно из-за них дневник и был приобщен к делу как вещественное доказательство.
18.04.1940
Вот уж давно я не писал эти путевые заметки. Писать было что и есть, да лень заедает. С чего начать? Ну с учебы. Учусь потихоньку не запрягаюсь. Сегодня в «Комсомольской правде» прочел:
Таких студентов, которые сознательно относятся к своей учебе, отдаются ей с жаром у нас подавляющее большинство…
Вот еще один образчик лжи. Впрочем, где ее теперь нет. Везде. В песнях дифирамбы. В поэзии оды, в словах громкие фразы, в общем кругом шестнадцать. Пора бы к этому привыкнуть, но беда, беда о горе мне. Никак не привыкну. Моя бедная голова никак не может переварить эту благодатную пищу. Нет, не герой я нашего времени.
Выражение «кругом шестнадцать» употребляется для обозначения неприятностей. У Михаила Зощенко есть рассказ с таким названием.
11.05.1940
Завтра экзамены по Основам (Основы научного коммунизма). Головка с ума сошла. Им что — они зубрят. Эти ненавистные основы. Что они нам их всовывают, на кой черт они. Ну написали книгу и ладно, нет зубри от доски до доски. Ведь через 5–6 лет о ней никто и не чихнет.
«Построили социализм и дают только по килограмму хлеба. Что же будет при коммунизме?»
После этого записи прерываются. О дальнейшем развитии событий можно судить из допросов свидетелей и допросов самого Владимира Попова.
В октябре 1940 года в их комнату вселяют студента-первокурсника Сергея Корсакова. Там он прожил всего три месяца. Скорей всего, после выселения он поделился с кем-то из партийных работников о разговорах, которые слышал в комнате, либо даже обратился в органы НКВД.
На основании его допроса началось разбирательство по делу. На вопрос следователя об антисоветских разговорах в комнате № 28, Сергей Корсаков рассказал, что Владимир Попов смог купить только один килограмм хлеба из-за чего высказывал недовольство.
После этого сотрудники НКВД начали поочередно вызывать и остальных соседей по комнате. Они рассказывали о других эпизодах обсуждения событий в стране. Сосед по комнате Александр Сергеев привел такой случай:
«В декабре 1940 года Владимир пошел в магазин, где был намерен купить 2 кг хлеба. Вернувшись из магазина только с 1 кг хлеба он со злостью заявил: «Вот построили социализм и дают только по одному килограмму хлеба. Что же будет при коммунизме?»
Арестовали Владимира Попова 20 января 1941 года.
На первых же допросах Владимир согласился с предъявленными обвинениями, но настаивал на том, что их разговоры не являются антисоветской агитацией, так как они проходили в узком кругу в их комнате общежития.
«В комнате, где я живу, проживают со мною вместе Морозов, Сергеев и Хохлов. Я высказывал недовольство указом правительства о введении платного обучения в вузах. В отношении печати я говорил, что Советской печати можно верить только наполовину по международным вопросам. В отношении нехватки продуктов я высказывал, что у нас не хватает главным образом, потому что мы посылаем в Германию и в другие страны.
В отношении демократии я говорил следующее: полной демократии в СССР нет, так как в Конституции говорится о свободе слова, печати, а попробуй выступить против правительства, сразу попадешь в НКВД. В моих высказываниях меня никто не поддерживал».
Семь лет лагерей за разговоры в общежитии
Следствие длилось всего месяц. 20 февраля 1940 года состоялось закрытое судебное заседание Свердловского областного суда. Владимиру Попову на суде помогал народный защитник Алексей Квансков. Владимир повторно признал вину, но на этот раз заявил, что его точку зрения в комнате разделяли все, а с Корсаковым, который первым дал показания, у него были ссоры. Корсаков подтвердил, что у них были конфликты, но продолжал утверждать, что его показания являются правдивыми.
На заключительном слове адвокат Владимира попросил не применять суровое наказание, учесть, что подсудимый молод, ранее не судим и происходит из рабочих. В последнем слове Попов признал вину и заявил, что готов к любому наказанию.
Судебная коллегия приговорила студента к 7 годам лагерей. Отдельным постановлением прокурор возбудил новое уголовное дело против соседа по комнате.
Алексей Квансков подал кассационную жалобу, но Верховный суд РСФСР в марте 1941 года оставил решение в силе. Владимир Попов отправился по этапу на Северный Урал в Богословлаг (недалеко от нынешних Карпинска и Краснотурьинска).
Второй донос и новое уголовное дело за «пораженческую агитацию» в лагере
В сентябре — ноябре 1941 года в лагерь начали прибывать этапы с трудмобилизованными немцами из Южной Украины и Поволожья. В основном это были немцы, отозванные из рядов Красной армии. С прибывавшими в лагерь «трудармейцами» дошли и новости о состоянии дел на фронте. Заключенные в бараках обсуждали тяжелое положение на фронте, окружение Ленинграда, близость немецких войск к Москве.
Лагерные стукачи донесли на Владимира Попова и его соседа Леонида Цыбенко. Оперативные сотрудники лагеря завели новое уголовное дело. Предъявленным эпизодом обвинения стала антисоветская агитация пораженческого характера.
В этот раз следствие было еще более скоротечное и завершилось за две недели. Но суд откладывали каждый раз из-за того, что оба обвиняемых находились в лагерном лазарете как «доходяги». Леонид Цыбенко умер 24 июля. Владимир Попов умер 2 декабря 1942 года, когда ему было 23 года.
Дело было прекращено из-за смерти обвиняемых. Реабилитировали Владимира Попова в 1977 году по заявлению его 78-летней матери. В 2000-е годы судьбой брата интересовался Леонид. На тот момент ему было больше 80 лет.
Последняя запись в дневнике Владимира:
Где-то в отдалении нудно гудит гудок паровоза. Для меня нудно, а для кого-то нет. Сколько радости принесет этот гудок людям. Сколько встреч с близкими и родными. Сколько истинных чувств привозит он с собою, а может и увозит, кто знает?
Шнырнул проворный грузовик проехал, проскакал дальше. Что он повез? Куда? Ниже опускается густеет синева. И на сердце так же. Весна самая настоящая. Весна разливается вокруг. Веселые люди, веселые девушки.
Источник: ГААОСО фонд Р1 оп. 2 д. 52284
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.