«Штаб упрекали: вы смузи пьете, а могли бы в морду дать полицейскому»

Экс-координатор штаба Навального в Екатеринбурге Алексей Гресько месяц находился в спецприемнике, где с 22 апреля отбывал наказание за повторное нарушение порядка проведения митингов. За время его ареста начались суды о признании штабов экстремистскими организациями, а сами штабы было решено распустить. It’s My City поговорил с Гресько о том, что теперь будет с протестным движением в Екатеринбурге, а также об обысках в его квартире, жизни бывших сотрудников штаба и борьбе с системой в спецприемнике. 

«Использовать спецприемник как механизм политических репрессий — это новшество»

— Алексей, ты провел под арестом целый месяц. Это в три раза больше, чем в прошлый раз в январе. Тогда ты говорил, что целью наказания было поместить человека в некомфортные бытовые условия. Было тяжелее?

— Повторю фразу Алексея Навального: тюрьма в голове. Если ты воспринимаешь то, что происходит, просто как смену декораций, то все по-другому переживается. Тем более, когда ты уверен в своей правоте и чувствуешь, что люди по другую сторону решетки понимают, что политические заключенные оказались здесь незаслуженно. Все зависит от того, как ты организуешь свое время, у меня не было свободного. Однако, как бы я бравурно ни рассуждал, если современного человека на месяц выдергивают из семьи, друзей, информационного поля, это все равно стресс.

Алексей Гресько. Фото: Марина Молдавская / It’s My City

— В спецприемнике ты встречался с правозащитником Сергеем Зыковым. Общались с ним? Были другие сторонники Навального?

— Ой, я не знал, как от них сбежать (смеется). Тут все же надо разделять. Встреча — это когда мы с тобой сейчас здесь сидим и общаемся. А там ты под влиянием обстоятельств оказываешься с людьми, которых не выбирал. Сразу могу сказать — тестовый полет на Марс я не выдержу. Трудно пребывать с одними и теми же людьми в заточении долгое время. Тем не менее, действительно, с Сергеем Зыковым и активистом Виктором Балдиным мы были в одной камере. Еще Ирина Норман (экс-глава штаба Навального в Екатеринбурге — прим.ред.), но она сидела большую часть времени в одиночной женской камере.

— Вы не виделись с Норман? 

— Нет. Камеры выводят на прогулку в разное время. Но мы иногда друг другу сердечки и приветики пересылали. На ведомости, где расписываешься за обеды, можешь написать «держись», «привет», еще что-то. Она получала записки от меня и мне писала.

— Вас навещала Общественная наблюдательная комиссия (ОНК). Ее представители рассказывали, что были проблемы с передачами продуктов. Можешь рассказать об этом? Какие еще жалобы возникали?

— ОНК была у нас три раза. Проблемы с передачами были. Понимаешь, спецприемник изначально создавался для других целей и сроков. В СССР максимальный срок был 15 суток ареста, и это было из ряда вон выходящим. Обычно человека туда помещали, чтобы припугнуть. А использовать спецприемник как механизм политических репрессий — это новшество. Все нормы, которыми руководствуются в нем, жутко устарели. Те же продукты — за весь период ареста ты можешь получить не больше 30 килограмм в передачах, и вода туда тоже входит. Представь, жара на дворе, там же вся передача на одну воду уйдет. Мы начали оспаривать логичность этих оторванных от жизни правил.

— Каким образом? Что вы конкретно сделали?

— Например, мне нужно было во время пребывания под арестом ставить вторую дозу прививки от коронавируса. Мне ответили в руководстве спецприемника, что не положено. Окей, отправил жалобу уполномоченному по правам человека, в Роспотребнадзор. И ко мне приехали прямо в спецприемник и сделали.

Еще я привез в учреждение радиоприемник. Говорю: хочу слушать «Эхо Москвы», к примеру. Мне отвечают: «Не положено». И дальше мы путем переписок добились, чтобы специально для нас включали на два часа в день. В зависимости от настроения сотрудников включали и другие радиостанции. Теперь я ненавижу «Радио Джем» и уважаю «Радио СИ».

Вообще, очень много странных правил. Все продукты в передачах режут одним и тем же ножом, не соблюдая никаких санитарных норм. Я до сих пор не получил ответ из Роспотребнадзора. И еще — я вегетарианец, но мне ответили, что вегетарианское питание для меня не предусмотрено.

Фото: Марина Молдавская / It’s My City

— То есть систему можно менять? 

— С системой нужно разговаривать на языке, который она понимает: писать ходатайства, жалобы.

Раньше людей максимум выводили на улицу перекурить, сейчас дают полноценный час на прогулку. Ты не последний сидишь там, кому-то станет лучше после тебя. А может, и тебе самому. Вот мы в прошлый раз с Константином Киселевым (депутат думы Екатеринбурга —прим. ред.) передали больше 300 книг в библиотеку. Это теория малых дел.

«Моя мама понимает, что к ней могут прийти»

— Вернемся к событиям 21 апреля. В день твоего задержания к тебе домой пришли с обыском. Он проходил рамках уголовного дела о массовых беспорядках. В квартире была супруга. Можешь рассказать про обыски? Что известно об уголовном деле?

— До сих пор достоверно не знаю. Я видел судебное решение по обыскам. Могу только сказать, что это 212 статья (УК РФ — прим. ред.). Думаю, что их целью было мое задержание. Во время обыска изъяли всю технику, носители информации, компьютеры супруги и ребенка. Мои-то ладно, но у жены это основной инструмент для работы в IT. А ребенок в девятом классе учится, готовился к экзаменам. К уполномоченному по правам ребенка Игорю Морокову обращался. Получил ответ, что мое заявление передали в Следственный комитет. Но ничего не происходит. Никаких действий не предпринимается, о деле мне ничего до сих пор не известно.

— Ты рассказывал, что изъяли работу по обществознанию твоего сына. Потом супруга сказала нам, что это был листок, написанный не почерком сына.

 — Это был черновик по обществознанию. Не знаю, зачем он им понадобился. Я его сам даже не видел. Может, проверка на экстремизм или вовлечение несовершеннолетних.

— Раньше твоя деятельность была абстрагирована от семьи. Сейчас она затрагивает в том числе близких. Не возникало мысли, что семье может грозить опасность? Или, может, тебе супруга говорила: «Леша, хватит, так дальше жить нельзя»?

— У меня больше года висит инструкция на стене о том, как вести себя при обыске. Семья в курсе, чем я занимаюсь, какие последствия могут быть, и меня поддерживает. 

Здесь не нужно скатываться в виктимблейминг. Произволом занимаются представители Следственного комитета, семья — жертвы, а не наоборот.

Очевидно, для семьи это стресс, но они понимают, что происходит. Моя мама понимает, что к ней могут прийти.

— Обыски также проходили у Ирины Норман (экс-глава штаба Навального в Екатеринбурге) и родителей Егора Васильченко (экс-волонтер штаба). Еще Ирина рассказывала, что ее маме угрожали увольнением на фоне ее деятельности. В то же время идет признание штабов экстремистскими организациями. В общем, репрессии усиливаются. Ты разговаривал с коллегами по этом поводу?  

—  Мы общались, конечно. Знаю, что у Ирины есть адвокат. Но от силовиков больше действий никаких нет, обвинений не предъявлено. Было бы лукавством сказать, что уровень прессинга не изменился. Власть сделала де-факто невозможной открытую легальную политическую деятельность. Они запрещают саму идею, даже если не существует юридического лица, как у штабов Навального. Показывают, что им плевать на формальную сторону дела. В частности по «Открытой России»* последние события. Людей преследуют, не обращая внимания на юридические формальности. Когда ты занимаешься оппозиционной деятельностью в России, говоришь правду, свое мнение...

Сотрудники штаба ищут другую работу: «Сменить вывеску не получится»

— Раз уж речь зашла о штабах. Екатеринбургский штаб закрылся окончательно?

— Да, закрылся. Я узнал об этом в спецприемнике по радио из заявления Леонида Волкова. Не удивился. Предполагал, что так будет.

— Кстати, в штабе тоже проходили обыски. Что там изъяли? 

— Там вообще смешно. Изъяли принтеры. Доказательством чего могут быть принтеры? А в остальном — все бумаги переворошили, технику забрали, вскрыли все посылки магазина мерча.

Фото: Марина Молдавская / It’s My City

— Сейчас в суде идет рассмотрение дела о признании штабов экстремистскими организациями. В то же время Росфинмониторинг уже включил их в список экстремистов. Как ты оцениваешь это решение? Юридически же штабов даже не существует.

— Как проявление произвола властей. Как еще оценивать? По юридическому моменту: у нас все войны виртуальные. Сейчас законы гибридные. Тот же закон «Против ФБК» (Фонд борьбы с коррупцией, внесен в реестр иностранных агентов — прим.), который запрещает людям, причастным к деятельности экстремистской или террористической организации, участвовать в выборах любого уровня. Тут слова о Навальном нигде нет, но все же понимают, зачем закон нужен. Даже депутаты в Госдуме не стесняются этого, никто не скрывает, на кого направлена мера. И какие последствия  ждут этих людей.

— Чем занимаются сотрудники штаба после его закрытия? В телеграм-канале штаб писал, что в прежнем формате он продолжать деятельность не будет. Будет другой формат?

— Штаб прекратил существование. Никто там зарплату официально и неофициально не получает. Сотрудники вынуждены были найти другое место работы. Нам, я имею в виду сейчас не только сотрудников, но и всех, кто разделяет такие политические взгляды, де-факто запретили объединяться в некие формальные структуры, но выражать свое мнение никто не запретил. Да, запугали много людей. Но еще у большего числа человек власти вызвали жуткое раздражение и затаенную злобу, которая должна вылиться в протестном голосовании на сентябрьских выборах. Люди будут голосовать за кого угодно, кроме «Единой России», а за кого конкретно — надо смотреть по «Умному голосованию».

— На момент закрытия штаба сколько было сотрудников?

— Прямо сотрудниками штаба на момент его закрытия были три человека. Я и еще двое.

— Вы сейчас занимаетесь какой-то консолидированной деятельностью вне штаба? 

— В настоящий момент нет. И я думаю, что в изменившихся условиях вода сама себе пробьет дорожку, росточек раздвинет камушки. Мы посмотрим, в каком виде будет кристаллизоваться та или иная оппозиционная деятельность, потому что запрос на нее огромный, он растет. База поддержки власти тает в силу неуклюжих действий власти. Люди все чаще задаются вопросом: почему преследуют того или иного человека? Взять того же Евгения Ройзмана. Правильно Колезев (Дмитрий Колезев — издатель It’s My City) писал в своей колонке, что люди, которые поддерживают Ройзмана, из другой повестки, это вообще не про Навального. Те вещи, которые он делает, являются эталоном современной благотворительности. Люди удивляются, за что его судят, сажают под арест. Или еще когда людей выталкивают на лед. У людей открываются глаза.

— Леонид Волков говорил, что штаб в Екатеринбурге будет независимой политической организацией. Он рассказывал, что каждая организация в своем регионе будет называться по-своему. Такой вариант возможен?

— Штабы изначально создавались для того, чтобы заниматься политикой на местном уровне. Это де-факто была политическая ячейка, которая существовала за счет взносов людей, которые разделяли ее позицию. Фактически штабы были политической партией по смыслу. То, чем занимался штаб в Екатеринбурге — это прямые выборы мэров, болевые точки, как парк у УрГУПС, парк XXII партсъезда, точечная застройка, засилие криминальных управляющих компаний и так далее.

Мы понимаем, что просто сменить вывеску на штабе и назвать бренд по-другому не получится. Это, что называется, толсто. Жить такая структура будет до следующего понедельника. Однако политическая жизнь, в том числе региональная, это живая материя.

Вряд ли получится Екатеринбург превратить в концлагерь, где есть власть только у тюменского спрута — засланцев и их прихвостней. Это вызывает раздражение, в том числе у местных элит и просто здравомыслящих людей.

Сейчас задача состоит в том, чтобы как можно больше людей зарегистрировалось в «Умном голосовании» и чтобы было больше наблюдателей.

— То есть все же будет какая-то деятельность? Вы хотите набирать наблюдателей? 

— Набирать — неверное слово. Это инициатива каждого гражданина. Но мы их поддержим. Опять же — слабо себе представляю, что нам дадут собрать зал в кинотеатре «Космос» и провести обучение. А вот конференция в Zoom возможна. Это работает.

— Волков говорил «Медузе»**, что роспуск штабов на проект «Умного голосования» не повлияет. По его словам, штабы никогда не имели права голоса в вопросе поддержки кандидатов. Как считаешь, это правильное решение? 

— Штаб предоставляет независимую информацию. Штаб — это всегда было такое щупальце на земле. Он дает данные о том, кто является наиболее сильным оппонентом для провластного кандидата, безотносительно его партийной принадлежности, его достоинств и недостатков. Есть статистика, что в регионах, где есть штаб, уровень ошибки выбора кандидата всегда был ниже. Это своего рода аналитический центр.

Фото: Марина Молдавская / It’s My City

«Массовых побоищ не будет»

— О протестах. Волков заявил, что в организованной форме их проводить не станут.

— 21 апреля люди двигались по городу достаточно спонтанно. И когда меня вели, я даже слышал, как в рациях силовики матюгались: «Как так? Народ двинулся к УПИ, а мы всю технику загнали на Попова!» Вот они там перекрыли, а народ в другую сторону пошел.

— То есть толпа вышла из-под контроля?

 — Да никто и не пытался контролировать.

— Но вы же писали маршрут в телеграме.

— Ну, окей, да. В канале штаба мы предлагали маршрут. Не скажу, что это сильно удалось. Люди сами благополучно находили варианты, куда им пойти. Особенно это под конец было заметно. Организованные акции, как раньше, действительно сделать невозможно будет. Не потому, что нам не хотелось бы, а потому, что обстоятельства так складываются. Ситуация должна созреть. Нужен серьезный повод, когда люди достигнут такой степени недовольства, что сами будут выходить.

— После акций силовики начали приходить домой к горожанам. Еще произошла история с утечкой персональных данных людей, которые зарегистрировались на сайте «Свободу Навальному». Ты не думаешь, что из-за этого протестная активность несколько затухла?

— У нас идет своеобразная политическая жизнь в России. Вот у нас шаг за шагом мафия захватывает страну. Она пробует разные методы. Как искусственный интеллект учится в шахматы играть. С другой стороны, люди тоже ищут способы выражать свое недовольство. Это и посты в соцсетях, и разговоры в семье, а, может быть, человек придет на избирательный участок и выразит свое мнение. Или даже наберется смелости и заявится наблюдателем на участок. Ну да, есть меры запугивания. Говорят, что цена выхода на акцию стала слишком высокой. А если посмотреть на митинг 21 апреля, сколько людей пострадало? Да полтора человека.

— Ну, на последней акции все же спокойней было относительно прошлых, мне кажется. 23 января дымовая шашка прилетела в силовиков, сейчас дело возбудили. 

— Слушайте, это был провокатор. Все мирно гуляли. Все беспорядки и насилие у нас происходят исключительно от правоохранительных органов.

Мне, кстати, сказали, что уволили того товарища, который отдавал приказ выдавливать людей на лед на январской акции.

Представляете, какой бы резонанс возник, если бы лед провалился. Люди бы потом сказали: «Да похер, что меня вычислят. Я все равно выхожу на улицу».

Фото: Марина Молдавская / It’s My City

— Молодой человек на акции дернул полицейского за руку, у последнего образовался синяк. Сейчас его судят за применение насилия к представителю власти по статье 318 УК РФ. Ты поддерживаешь этого человека?

— После бумажных стаканчиков нам нечему удивляться. Тут вопрос лицемерия и двойных стандартов. У нас в стране мент пытается изнасиловать несовершеннолетнюю девочку, стреляет ей в коленку и получает условный срок. Или сбивает детей на перекрестке, или вот этот ублюдок, который лбами столкнул детей и избегает ответственности. А с другой стороны — уголовное дело за то, что дернул за рукав. Этот контраст вызывает у людей возмущение. А вообще, мы никогда к насилию не призывали. Штаб всегда действовал в правовом поле. 

Нас даже упрекали за это, мол, вот вы в штабе смузи пьете, а могли бы в морду дать полицейскому.

Мы в другом мире живем — никто не готов умирать на баррикадах. Трансформация власти произойдет, скорее, мирным путем. Никаких массовых побоищ не будет, а если и будут, то исключительно инициированные неумелыми действиями власти.

— В заключение о твоих политических планах. На выходе из спецприемника ты сказал, что планировал участвовать в выборах в Заксобрание Свердловской области, которые проходят в этом году, но в партии «Яблоко» отказались тебя выдвигать. 

— Они поступили рационально в сложившейся ситуации! Да нет, смотри, не они какие-то плохие. Ситуация изменилась. Мы играли в легальную политику. Сейчас принят закон (Госдума приняла в третьем чтении закон о запрете избираться людям, поддержавшим экстремистские организации — прим. ред.), который лишает меня пассивного избирательного права. И раньше-то было сложно. Но сейчас тебе открыто заявили: легальной политики с тобой не будет. Опять же, последнее лицемерное заявление Медведева, мол, зачем же вы являетесь экстремистами, идите в легальную политику и добивайтесь власти там. Ха-ха-ха. Кто же другой рукой принимает законы, которые не позволяют это делать? Сейчас уже точно невозможно мое участие в выборах.

При этом мне есть, что сказать с трибуны свердловского Заксобрания. Моими темами были бы возврат прямых выборов мэров, перераспределение бюджетных расходов от обеспечения бюрократического аппарата в пользу социальных статей, создание условий минимального давления на бизнес в регионе.

— А до принятия закона были такие шансы?

— Шансы есть всегда. Даже сейчас в теории. Но все же понимают, что завтра будет уголовное дело и все.

— Как жителю Екатеринбургу выразить свое мнение в нынешних условиях? 

— Зарегистрируйтесь в «Умном голосовании», вовлеките еще пятерых человек. Объясните родственникам, родителям, как это функционирует. Рассказывайте дедушкам, бабушкам о том, что происходит в России, научите их пользоваться YouTube. Пишите свое мнение в соцсетях. Участвуйте в сентябрьских выборах, регистрируйтесь наблюдателем.

Мы будем искать любые формы политической жизни. Знаешь, в джунглях один тип жизни — богатый, а на морском дне другой — бактерии какие-то. Условия более суровые, но жизнь существует даже подо льдами Арктики и Антарктики.

*Организация «Открытая Россия» (Великобритания) в 2017 году признана в РФ «нежелательной». Однако она не имеет ничего общего с российской, членов которой преследуют силовые структуры.

**Издание «Медуза» внесено Минюстом в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранных агентов в РФ.