За последние годы в публичном пространстве появилось больше подкастов, фильмов и выставок о конце жизни, ритуалах и памяти. Люди стали чаще задумываться о собственных похоронах, заполняют анкеты, выбирают музыку для прощания и обсуждают, как хотят быть похоронены: с шутками, но всерьез. Смерть постепенно перестает быть табу и становится частью разговоров о культуре и самоощущении.
В подкасте «Надо больше хорошего» ведущие Аня Васильева, Леша Шахов и Диана Гусева поговорили с философом и преподавательницей УрФУ Яной Макакенко. Выпуск посвятили теме смерти, как она присутствует в нашей культуре, ритуалах и технологиях. Рассказываем про самое интересное из выпуска, а послушать его целиком можно по ссылке.
Советская идеология буквально вытеснила смерть из повседневности. Умирать можно было только героям: Ленин лежит в центре столицы, а обычный человек уходил в небытие. На могилах не ставили фотографий, памятники делали одинаковыми — железные пирамидки со звездами.
Даже города вроде Магнитогорска проектировали без кладбищ, будто смерть не входила в план. Только когда «начали умирать», стало понятно, что без места для мертвых не обойтись. Макакенко сравнивает это с соцсетями, где до недавнего времени тоже «не было мертвых», пока не появились первые мемориальные страницы.
Отношение к смерти в советской и постсоветской культуре осталось утилитарным. На екатеринбургском Лесном кладбище, например, есть вывеска «Комбинат», как будто речь не о крематории, а о производстве. Эстетика таких мест — следствие отсутствия внимания к теме: «ужасная» не в смысле страшная, а просто безвкусная.

Сегодня смерть почти исчезла из городской жизни. Все происходит быстро и по инструкции: человек умирает, приезжает служба, тело увозят, начинаются формальности. Даже пожилых людей, умерших дома, чаще всего отправляют на вскрытие.
А в деревнях по-прежнему сохраняются старые ритуалы: ночь с умершим, соседи, поминки, знакомые, которые копают могилу. Для горожан это уже выглядит как экзотика, но для сельской традиции — естественный порядок вещей.
Когда у человека умирает близкий, ему легче опереться на привычный сценарий: купить цветы, накрыть стол, сделать все «как надо». Это помогает справиться с утратой, так как кажется, что все сделано правильно.
Сейчас существуют специальные анкеты для тех, кто планирует свои похороны. Например, человек может выбрать песню, место поминок, даже указать, кого на них лучше не звать. Такие инструкции действительно могут помочь близким, но иногда становятся дополнительным стрессом: попытка исполнить волю покойного по пунктам может оказаться сложнее, чем следовать привычному ритуалу.

Исследования показывают, что большинство молодых людей в России выбирают кремацию: кто-то из-за цены, кто-то из-за нежелания «лежать на страшном кладбище». Популярны разговоры о креативных урнах и идее развеять прах в красивом месте.
Однако кремация не подходит для тех, кто придерживается более экологичного образа жизни: при сжигании тела выделяется углекислый газ. Поэтому появились экологичные похороны. Например, человека можно похоронить в «грибном костюме», в котором тело разлагается естественно и питает растения. Также есть и варианты с капсулами, где из останков вырастает дерево. Правда, такие ритуалы редки и стоят дороже обычных.
В 1990-х и позже в семейных альбомах можно было найти снимки с похорон: родственники рядом с открытым гробом. Для прежних поколений это был способ сохранить память и собрать семью вокруг общего события. Сегодня такие фотографии кажутся жуткими, но когда-то они имели терапевтический смысл «остановить мгновение».
С появлением цифровых технологий смысл сместился. Подростки делают селфи на кладбище и получают общественное осуждение, хотя сто лет назад подобное считалось проявлением любви и уважения.

Яна Макакенко исследует тему цифрового бессмертия. Искусственный интеллект уже способен воссоздать человека по его письмам, голосу и фотографиям. В Китае подобные технологии стали частью культуры памяти, на Западе их используют для терапии горя.
В России самый известный пример — нейросеть «Жириновский». Ее создали как мемориальный проект, согласованный с родственниками. Бот «отвечает жестко», предупреждают разработчики, и предназначен скорее для развлечения, чем для диалога.
Но философ видит в этом и риски: человек может «воскрешать» умерших не ради памяти, а из чувства вины или мести. Возникают новые формы травмы, когда человек теряет не близкого, а его цифровую копию.
Современная философия не предлагает избавления от страха смерти, но помогает научиться с ним жить. Размышления о ничто — способ понять себя и собственные границы. Принятие смертности делает человека человечнее, а жизнь — осмысленнее.
 It`s My City
 It`s My City