«И я теперь стал врагом народа…»

20 декабря, в День сотрудников органов госбезопасности, исследователь репрессий Олег Новоселов рассказывает об одном эпизоде из жизни свердловского управления НКВД в период Большого террора. В определенный момент репрессии обернулись против самих чекистов, многие из них были арестованы, а другие принялись энергично доносить друг на друга. О том, какая атмосфера в этот момент царила в чекистском главке, можно понять по протоколам собрания парторганизации работников НКВД 11 июня 1937 года.

К лету 1937 года репрессии дошли до партийного и чекистского руководства Свердловской области. В мае был арестован первый секретарь свердловского обкома Иван Кабаков, 8 июня в Москве арестовали Илью Решетова — бывшего начальника свердловского НКВД, который к тому времени уже переехал в Москву и работал на Лубянке. Так два бывших первых лица области оказались обвиняемыми в предательстве и шпионаже.

После такого никто из их бывших подчиненных не мог чувствовать себя спокойно. Свердловское НКВД к этому моменту возглавлял Дмитрий Дмитриев (Плоткин). Когда информация об аресте Решетова дошла до Свердловска, Дмитриев решил воспользоваться этим для зачистки главка от людей Решетова. Чтобы управлять ходом репрессий на Урале, ему была необходима собственная команда, готовая беспрекословно выполнять волю начальника.

Партийное руководство Свердловска: Головин, Ошвинцев и Кабаков. 1932 год. Музей истории Екатеринбурга

В Москве на 11 июня было назначено закрытое заседание Верховного суда, которое рассматривало дело Тухачевского, Якира, Уборевича и других крупных военачальников. По воспоминаниям секретаря суда Зарянова, Сталин еще до начала процесса давал указания председателю суда Ульриху, какой должен быть вердикт. В итоге всех командиров признают виновными и этой же ночью расстреляют.

В Свердловске же на 11 июня назначили собрание парторганизации работников НКВД. Предполагаемым местом проведения этого собрания стал большой актовый зал ДК Дзержинского. Он находился на третьем этаже здания, сейчас это выставочный зал Свердловского областного краеведческого музея. На собрании присутствовали по меньшей мере 150 человек (122 члена ВКП (б) и 28 кандидатов).

Справа — ДК Дзержинского, где проходили партсобрания чекистов. Сейчас это здание свердловского областного краеведческого музея

Собрание открыл товарищ Хлопотов. Он выступил с речью о предстоящем суде над Тухачевским, называя обвиняемых изменниками Родины и фашистскими шпионами, несмотря на то, что еще не был оглашен приговор. Товарищ Дмитриев рассказал об итогах четвертой городской партконференции. Далее перешли к прениям, где и должно было произойти то, ради чего всех и собрал Дмитриев.

Первым взял слово товарищ Рухлядьев, доложив о бытовых проблемах в Городке чекистов: ржавой воде и нехватке угля. Была ли это попытка не оказаться в списке отмолчавшихся или искренним беспокойством о быте чекистов, неизвестно. Товарищ Рухлядьев переживет 1930-е годы, закончит войну в звании майора, в 1970-е будет проживать в Свердловске в статусе персонального пенсионера, умрет в 1983 году, его похоронят на Широкореченском кладбище.

Однако бытовая проблема не слишком заинтересовала присутствующих, и собрание быстро перешло к следующему вопросу. Чекисты обрушились с критикой на своих коллег, сотрудников НКВД из команды арестованного Решетова. Товарищ Сарапулов критиковал Ивана Сиротина (заместителя начальника трудовых поселений и мест заключений Свердловской области), член президиума Абоимов нападал на заместителя Решетова — Петра Самойлова, товарищ Серегин — на самого Решетова и другого его заместителя Валерия Весновского.

т. Серегин: «...Я хочу поставить вопрос, как мы проморгали. Я буду спокоен тогда, когда будет арестован Решетов и его хвосты. Они пили, развратничали и развращали аппарат, а работой не занимались...

...Я недоволен поведением Шур. Он все связи знал, знал связи врагов народа с Решетовым, а сейчас молчит. Весновский, самый приближенный Решетова, делал то, что не должен был делать. Однако сейчас он молчит. Надо вскрыть всю группу лиц, связанную с Решетовым. Разоблачить ее, в том числе лиц, провожавших Решетова со слезами на глазах».

т. Алексеев: «...начальником ТО УНКВД был бюрократ Корнель. Это ставленник Решетова. Корнель вместо мобилизации аппарата ТО НКВД на борьбу с контрреволюцией расхолаживал аппарат... работников, вскрывавших и разоблачавших этих врагов и их контрреволюционную работу, обвинял в том, что они создают искусственно дела и провокационные дела».

Не все критикуемые присутствовали на собрании. Кто-то уже был переведен на должности в другие регионы страны, кто-то находился под арестом. Однако упомянутые Исаак Шур и Валерий Весновский присутствовали. Им пришлось подняться со своих мест и оправдываться.

т. Шур: «Товарищ Серегин, я не являюсь хвостом Решетова. Я работал еще до Решетова. Отношение Решетова ко мне: он держал меня в черном теле. Я хочу сказать о связи Седашева с Самойловым — это один без другого никуда... Меня вызывает Кабаков и говорит доставить письмо Решетову, и прежде чем нести это письмо, я доложил это т. Дмитриеву и только получив санкцию я письмо доставил. Обстановка сложилась такая, что многие говорят о том, что Шур давно сидит и я не мог даже работать, но т. Дмитриев мне сказал: „Вам пока доверяют, работайте“. И я работаю».

Шуру повезет. Он продолжит работу в должности заместителя начальника исправительных лагерей и мест заключений НКВД Свердловской области. Избежит репрессий и закончит службу в 1946 году в звании подполковника.

Далее на собрании слово возьмут ближайшие люди Дмитриева, которые сыграют заметную роль в ходе Большого террора в Свердловске. Эти фамилии сотрудников НКВД часто встречаются в расстрельных делах 1937–1938 гг.

т. Ерман: «Я хочу остановиться на преступной работе руководства УНКВД. Решетов предал интересы рабочего класса, в этом мы должны предъявить счет Решетову, который в к.[онтр]-р.[еволюционных] целях использовал аппарат НКВД, не мобилизовал аппарат на борьбу с контрреволюцией; Решетов помогал контрреволюции...»

т. Ардаев: «Говорят о том, как прозевали врага, как плохо работал аппарат УНКВД, но не говорят о том, какие задачи стоят перед нами. Чтобы не повторилось того, что было, надо повысить свою большевистскую бдительность в своей среде. У нас также были настроения о том, что среди нас врагов нет и не может быть, потому что аппарат проверен. Эти настроения вредны, их нужно преодолевать и всеми средствами бороться с ними».

Бывший заместитель Решетова Валерий Весновский попробует оправдаться. Но у него это получится не так убедительно, как у Исаака Шура.

т. Весновский: «Мои взаимоотношения с Решетовым: то, что я услышал здесь от т. Дмитриева, для меня является новым (реплика т. Дашевского — „А так ли это?“) Заезжал ко мне Плахов, ходит ко мне Греккер. Решетова я знаю с 1921 г. с перерывами. До приезда Решетова я работал уже около шести месяцев, хвостом его я не являюсь. Личных особых взаимоотношений не было, был за три года в квартире пять раз. По поручению Решетова мне было предложено выявить возможность работать в органах Блиновского, отец у которого, кажется, троцкист (реплика с места — „ярый троцкист“). Когда уезжал Решетов, я провожал его. Взаимоотношения стали портиться из-за Шепелюка. Больше никого не знаю. Давайте вопросы, буду отвечать».

Из протокола собрания

В речи Весновского чувствуется раздражение и осознание того, что его судьба предрешена. Вчерашнего заместителя начальника НКВД, которого еще недавно уважали и боялись, теперь позволяют себе прерывать выкриками с места.

т. Сааль: «Весновский ничего не сказал о преступной деятельности Решетова. Я помню совещание в 1935 г., где Решетов сказал: „Меньше арестов и больше профилактики“. Это заявление поддержал Весновский. Связи: компания Купер, Весновский, Блиновский, Петухов, Плахов. При отъезде Купер (в апреле 1937 г. Купер перешел на работу в Москву в ГУГБ НКВД — прим.) эта компания собиралась у Петухова, и там Блиновский был избит за то, что якобы выступил против Решетова».

Конечно, принцип работы «меньше арестов и больше профилактики» совершенно не подходил для 1937–1938 года.

Весновский снова оправдывался.

т. Весновский: «Были Петухов, я, Плахов, Блиновский, Зеленикин. Блиновского не били. Разговоров о Решетове не было».

Портсигар, принадлежавший одному из свердловских чекистов, — Василию Зеленкину

т. Дашевский: «т. Дмитриев подробно изложил работу последнего пленума Обкома и горпартконференции — как враг влез глубоко к нам в печенки и как тяжело его выкорчевывать. Сегодняшнее сообщение говорит ярко о том, что бы было, если бы мы не вскрыли этого сегодня. Почему мы опоздали с раскрытием этого заговора и опоздали на много — сейчас уже дан на это ответ. Почему на Урале так долго орудовали враги — сейчас уже становится ясным, с разоблачением некоторых врагов в наших органах это будет доведено до конца. Готовы ли мы довести это до конца? В основном готовы, но вместе с тем нам кое-кто будет мешать... Здесь выступали Иванов, Весновский, которые выступили совершенно неудовлетворительно и их дела нужно расследовать следствием».

Как заметил историк Никита Петров, в советских официальных документах использование обращения перед фамилией «т.» (товарищ) обозначает нахождение лица в числе надежных и преданных коммунистов. А как только человек оказывался под подозрением или был осужден, буква «т.» пропадала и оставалась только фамилия. Никакой он нам больше не товарищ.

Закончится собрание заключительным словом Дмитриева. После собрания Весновский успеет письменно дать объяснения парткому о своих взаимоотношениях с Решетовым. Он будет раскаиваться в том, что они «работали по цифрам», присланным из Москвы:

«...я столкнулся с тем периодом, когда из Москвы сыпались директивы на цифры, т. е. давались сроки, контрольные цифры: дать к такому-то числу столько-то арестованных. Как это реализовывалось объяснять не буду, так как каждому работнику УГБ достаточно известно. Ссылками на директивы Москвы и старое руководство я не пытаюсь свалить вину на кого-то. Безусловно я должен нести ответственность, что прошляпил окружавших нас врагов...»

Трудно было представить, что через два месяца на места будут поступать директивы в десятки раз больше.

Весновского арестуют через десять дней после собрания. Семья бывшего заместителя начальника НКВД проживала в 14-м корпусе Городка чекистов. На момент ареста ему было 36 лет, у супругов Весновских был 16-летний сын Александр и новорожденная дочь пяти месяцев Аксана. При обыске изъяли целый арсенал оружия: маузер, браунинг, два охотничьих ружья и берданку.

Жилые дома городка чекистов находились по соседству с ДК имени Дзержинского. После партсобрания чекисты расходились по своим квартирам. Некоторые — в ожидании ареста

Аресты приближенных Решетова будут продолжаться в течение следующих месяцев.

Давать признательные показания Весновский начнет лишь на пятый месяц ареста. По опыту своей работы он прекрасно знал, чем заканчиваются дела после получения необходимых следствию показаний. Например, именно Весновский составлял компрометирующую справку на Марию Уфимцеву (родную сестру известной большевички Анны Бычковой), которая была расстреляна 1 апреля того же 1937 года.

Валерий Весновский — один из высокопоставленных чекистов, сам переживший пытки и приговоренный к расстрелу

В 1938 году жена Весновского передала прокурору Чукаеву записку, полученную от своего мужа на свидании:

«Устал смертельно. Добил колит. Допрос. [Угрожают, что] если не сознаюсь, арестуем жену, сына в трудколонию, имущество все конфискуем. И я стал теперь врагом народа. Обещают Вас не трогать и меня отправить в лагерь, а тебе будет предоставлена возможность работать в этом же лагере вольнонаемной. Пойми, у меня иного выхода нет. Не суди меня. Ради Вас готов пойти на все. Бодрись, родная, это дает и мне силы. Может, еще и мы поживем, говорю это потому, что обещания ведь не всегда выполняются. Если его наруш...». Записка обрывается.

После встречи с прокурором Чукаевым Мария Весновская обратится в комиссию партийного контроля ЦК ВКП (б):

«...Судьба моего мужа мне неизвестна, но мне известно и об этом лично мне подтвердил военный прокурор Чукаев, что моего мужа при допросах избивали резиновыми дубинками, сажали в камеру смертников и всячески издевались над ним, требуя подписать какие-то материалы, т. е. применяли все то, что применяется фашистских застенках. Сомневаюсь, чтобы он действительно являлся врагом народа, потому что эти меры применялись по указанию нач. НКВД Дмитриева, в отношении которого установлено, что он враг народа...»

Выписка из письма Марии Весновской о судьбе своего мужа

К тому моменту и сам Дмитриев тоже будет изобличен как «враг народа».

На допросах Весновский укажет на связи своего бывшего начальника Решетова с Ягодой, Рыковым и Бухариным, даст показания на своих коллег, расскажет о пьяных оргиях, поездках на дачу Решетова на озеро Балтым.

Одна из дач НКВД на озере Балтым. Фото Сергея Коробейникова / VK

Выездная военная коллегия рассмотрит дело Весновского 14 января 1938 года. На своем последнем слове Весновский признает себя виновным и попросит суд дать ему возможность работать. Заседание будет продолжаться 15 минут. Коллегия признает Весновского виновным по ст. 58 ч.2, 58 ч.7, 58 ч.8 и приговорит его к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор будет исполнен в этот же день.

Фрагмент из обзора дела Весновского, подписанного прокурором Чукаевым (1940 год)

Благодаря хлопотам жены Весновского, его дело будет пересмотрено в 1940 году, но, несмотря на свидетельства о физических пытках, приговор оставят без изменений. Весновский будет реабилитирован в 1957 году.

Вот как сложились судьбы сотрудников НКВД из команды Решетова, арестованных после собрания 11 июня 1937 года.

Костин Н.А. арестован 21.07.1937 г., освобожден в 1939 г.

Казанский А.В. арестован 21.06.1937 г., осужден на восемь лет.

Моряков А.П. арестован 27.07.1937 г., расстрелян 15.01.1938 г.

Г (р)еккер Ф.М. арестован 29.07.1937 г., расстрелян 15.08.1938 г.

Сиротин И.В. арестован в июле 1937 г., освобожден в 1938 г.

Плахов М.А. арестован в 1937 г., освобожден в 1939 г., во время войны — заместитель управляющего треста по строительству военного завода в городе Молотов (Пермь).

Абрамов М.Д. арестован в мае 1937 г., 16.12.1937 г. осужден на 15 лет, 30.09.1941 г. приговор изменен на восемь лет лишения свободы.

Курсевич Н.Г. арестован в 1937 г., освобожден, погиб на фронте в 1942 г.

Другов И.И. арестован 08.01.1938 г., освобожден 10.02.1939 г.

Файнберг Г.М. арестован 08.01.1938 г., освобожден 29.12.1938 г., прошел войну в звании младшего сержанта в стрелковых частях на передовой, был награжден.

Бахарев И.М. арестован 02.1938 г., умер под следствием, избивали во время допросов.

Начальник свердловского НКВД Дмитрий Дмитриев в марте 1938 года будет переведен на должность начальника ГУ шоссейных дорог НКВД. Его арестуют в Москве 28 июня, расстреляют 7 марта 1939 года. Его приближенные, участвовавшие в чистке старых кадров в Свердловске, тоже не избежат репрессий.

Дашевский Я.Ш., арестован 19.07.1938 г., расстрелян 04.03.1939 г.

Кричман С. А., арестован 24.02.1939 г., осужден на 20 лет, освобожден в 1954 г.

Пожалуй, самая необычная судьба у Чистова П.В. В дальнейшем — начальник НКВД Челябинской области, начальник НКВД Донецкой области, начальник Вытегорского лагеря. Попал в немецкий плен в начале сентября 1941 г. В плену находился в концлагере Маутхаузен. В 1946 г. арестован после фильтрационного лагеря, 27.03.1947 г. осужден на 15 лет, срок отбывал в Магадане. Освобожден в 1955 г. Умер в Москве в 1982 г.

Ерман М.Б., арестован 31.05.1939 г., осужден на 15 лет.

Сааль Ф.Г., уволен 07.09.1938 г., скрылся перед арестом, дальнейшая судьба не установлена.

Отдельно стоит сказать про судьбы сотрудников НКВД из команды Дмитриева, участвовавших в избиениях своих коллег — арестованных сотрудников НКВД.

Хальков И.М. арестован 06.02.1939 г., осужден на 6 лет, уйдет на фронт. Погибнет от ран в 1944 г.

Гайда А.Г. арестован 06.02.1939 г., осужден на 10 лет, уйдет на фронт. Пропал без вести в сентябре 1943 г.

Харин Н.И. арестован 07.02.1939 г., осужден на 10 лет, уйдет на фронт. Погиб в декабре 1943 г.

Список сотрудников НКВД, приближенных к Решетову, арестованных и уволенных после этого собрания, не является окончательным, так же как и список сотрудников, выступивших на стороне Дмитриева. Установление точных деталей борьбы внутри свердловского НКВД в 1937–1938 гг. станет возможным после того, как будет открыт доступ к делам осужденных сотрудников НКВД.

* * *

В годы сталинского правления большевистская партия использовала террор как способ ведения внутренней политики для построения нового общества. Однако на местах террор нередко также становился способом продвижения по службе и создания подконтрольных коллективов. Это и происходило в свердловском НКВД в годы Большого террора.

Повод для изобличения в качестве врага, ареста и пристрастного следствия мог быть почти любым. Социальное происхождение и социальное положение до революции, политические взгляды и высказывания в период 1920-х (какие-либо симпатии к Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Рыкову или Бухарину), вступление в партию большевиков после октября 1917 года, национальность и наличие родственников за границей, на бывших территориях Российской империи или в эмиграции в Западной Европе — все это могло закончить карьеру самого преданного сталинского военного, чиновника или служащего. Сбор компрометирующих материалов на своих коллег и руководителей с целью обезопасить себя или донести был частью правил игры на выживание, способом подниматься по карьерной лестнице.

Все это сформировало атмосферу недоверия и страха. Каждый преемник старался избавиться от подчиненных предыдущего руководителя, расставив вокруг себя проверенных людей. Текучка кадров в советских органах в 1930-е годы была высокой. В структуре НКВД такие процессы наблюдались ярче всего. Не стоит забывать, что чекисты уничтожали не только советских служащих, крестьян, специалистов, военных, партийных работников, но и друг друга.