«Быть жертвой эффективнее»

Осенью 1985 года волею Родины в наш стройбат прислали новобранцев из Казахстана. Среди ярко выраженных степняков, с трудом понимавших русский, выделялась странная группа парней — с европейскими, сейчас бы я сказал одухотворенными, лицами: чистоплотны, опрятны, с хорошим русским языком, с живыми умными глазами. Отчего-то к этим ребятам со стороны отцов-командиров ощущалось напряженное, с боязливой опаской, отношение, как будто от них ожидалось что-то из ряда вон выходящее: вроде, это только с виду они тихие да послушные, а не уследишь — будешь кровищу со стен отскребать...

Ну, конечно, когда они в казарму попали, посреди обыкновенных армейских шуточек да веселья мы их спрашиваем: «Чо это, мол, вдруг?» Они, немного помявшись, выдают: «Баптисты мы. Пятидесятники. Субботники». В основном — немцы...

Ну, в стройбате все равно, кто есть кто и откуда. Главное — бери больше, кидай дальше. С этим у них проблем не было. Первые несколько дней. В субботу обозначился нюанс: они отказались работать. Начали что-то бормотать о святом Христовом дне, о вере, начали молитвы читать... Как сейчас вижу: красный от ненависти командир отделения Тутадзе (турок) хреначит одного из них, со странной фамилией Роде, ломом по спине, защищенной лишь бушлатом, с криками:

— Я тебя заставлю, ...! Ты у меня ...!!! И ...! Да я тебя ...! —  Роде не уклоняется, а, раз за разом выпрямляясь, пытается что-то петь прерывающимся голосом. Ну, сумасшедший.

Дежурный по смене сбегал за командиром роты и врачом. Роде увели со множественными ушибами мягких тканей, но целыми костями — Тутадзе бил  умеючи, с целью сломить, напугать и заставить, а не убить.

Как потом оказалось, Роде пел псалмы. Чтобы его совсем не прибили, командир батальона взял его к себе водителем на служебный УАЗик. Жизнь баптиста наладилась. Божьим провидением, как он сказал мне позже.

Глядя на его стойкость, я еще, помню, подумал, что должен быть в нем какой-то стальной стерженек, позволяющий с несгибаемым мужеством воспринимать удары  — пусть даже ломом от потного злобного турка. Что-то, заставляющее его в подобной ситуации не спасать свою жизнь, а выпрямиться, по возможности приняв удар стоя. Что-то, отличающее его от других солдат.

«Это — моя вера», — ответил Роде на прямой вопрос. И, видя интерес, достал из кармана потрепанное Евангелие и протянул мне: на, почитай. Я раньше тоже не верил и смеялся.

Начинаю читать. Забавно. События, описанные там почти без зазора, несмотря на прошедшие тысячелетия, накладывались на кальку нашей армейской жизни. «И что, — думал я удивленно, как недоучившийся экономист, — из-за этих сказок тратятся огромные средства (ха-ха, это в 1985-то году!) на возведение храмов, а некоторые люди, вместо того, чтобы работать над чем-то созидательным, рожать детей, учить их, посвящают жизнь «молитвам», «постам» и «радениям» и прочему иррациональному и столь же бессмысленному?» Мой мозг, взыскующий логики, отказывался это принимать: вся церковная инфраструктура, все многочисленные соборы, храмы, часовни, тысячи и тысячи во всех странах, выглядела построенной даже не на песке — на слове, на сказке, на выдумке, на никем не подтвержденной легенде. Но та книга все же ввергла меня во многие размышления, не закончившиеся даже сейчас, спустя 35 лет.

Евангелие у меня отобрал комбат. Религиозная пропаганда, знаете ли, в Советской Армии была запрещена. Хорошо хоть «на губу» не посадил.

Но заповеди я уже прочел. И был достаточно к тому времени начитан, чтобы сравнить их с Моральным кодексом строителя коммунизма и Уголовным Кодексом РСФСР — не сказать, чтобы они были одинаковые, но похожи — направлены на то, чтобы сделать человека лучше, чище, послушней. И, положа руку на сердце: чем Десять заповедей лучше Уголовного кодекса? В УК даже подробней все расписано. И да, я считаю, что можно быть человеком нравственным, но не религиозным. Просто соблюдая закон.

Я задавал самому себе вопросы: почему религия меня не цепляет? При том, что мне ее в нос тычут денно и нощно, вызывает отторжение на уровне рвотного рефлекса? Это со мной что-то не так? Или что-то не так с верующими?

Так случилось в моей жизни, что как встретишь людей, поминающих, воздев палец к небу, бога — жди беды. Либо попытаются обмануть, либо начнут пропаганду, либо денег попросят.

Опять же из детства. Летом послала Родина меня, тринадцатилетнего, в Чехословакию — учить тамошних ребятишек русскому языку с носителем великого и могучего. Прилагалась экскурсионная программа — по бесконечным костелам, соборам, замкам с обязательными часовенками. Почти в каждом костеле были изображения и статуи Иисуса — страдающего, окровавленного, прибитого к кресту. Чехи пытались на ломаном русском языке вести средь нас вялую пропаганду христианских ценностей — и опять никак. Помню, я ответил одному из них, что настоящий сильный бог такого бы с собой сделать не позволил: попробуй сунься к какому-нибудь Зевсу — долбанет молнией так, что от римских легионеров сандалик один останется! Да и тот порванный... Иисус Христос героем никак не выглядел. Он выглядел жертвой. А я быть жертвой не хотел. И к плакальщикам присоединяться не стремился. Поэтому — мимо.

Идеи христианства так или иначе (в смысле — с попами или без) завоевывают мир, способствуя умягчению нравов, всеобщей гуманизации и снижению взаимной агрессии. На арену выходит поколение, не готовое драться за место под солнцем — максимум, готовое под этим солнцем в безопасности греться. Ценности религиозного мировоззрения от них, согласно исследованиям социолога Инглхарта, все дальше и дальше. Скорее, в них, молодых, рулит снижение уровня тестостерона и, как следствие — агрессии.

Поэтому культ жертвы, культ слабости, умение договариваться вместо умения воевать набирают силу, как бы двусмысленно это ни звучало. В новом дивном мире жертвы не начинают, но — выигрывают.

Тут в дело вступают Махатма Ганди, Мартин Лютер и Генри Торо с их идеями ненасильственного сопротивления. На обывательском уровне эту идею можно свести к незатейливой формуле: кто первый начал (применять насилие) — тот проиграл. Выигрывает жертва, даже если она жертвой лишь прикидывается. Даже если какое-то время начавший первым объявляет себя победителем (как Лукашенко). Истоки подобного «культа жертвы» для советских людей «поколения Х», к коим я себя, безусловно, причисляю, лежат в детстве, частично в преподносимой нам истории Великой Отечественной войны. Вспомним: 22 июня, вероломно, без объявления войны... То есть первыми начали — они. А значит — правда за нами! Враг будет разбит! И мы — в роли жертвы, обернувшейся победителем.

В советском детстве нас тянули в разные стороны, уча героизму и жертвенности в одном флаконе, в смысле — уча нас быть пушечным мясом, безропотно погибая за Родину, за Генерального Секретаря. Но были и безусловные победительные герои, не жертвы, а охотники, громившие врага. Кожедуб с Покрышкиным — первые, пришедшие мне в голову. Большинство же героев, чьи портреты висели в красных уголках — явные жертвы. Начиная с Зои Космодемьянской. Может, оттого и наиболее религиозная группа у нас в стране — дети совка, те, кому сейчас больше пятидесяти? Им, что называется, жертвенность «зашла», а я и подобные мне — скорее логически мыслящее исключение из правил.

Чем дальше движется человечество по шкале времени, тем чаще жертвы (в христианских странах, оговорюсь) выигрывают, используя свою изначально слабую позицию. К примеру, сухая статистика, приведенная в книге Эрики Ченовет и Марии Стефан под названием «Why Civil Resistance Works» в 2011 году, говорит нам, что насильственные методы смены власти срабатывают в 26% случаев, ненасильственные же протесты успешны в 53% случаев. Проанализированы 323 вооруженных и 323 мирных протеста в разных странах с 1900 по 2006 годы.

Получается, начинать жертвой — в два раза эффективней.

Я пишу эти строки, когда Навальный еще не приехал в Россию. Но вижу, как из него — смелого и сильного человека, прошедшего свой путь на свою Голгофу и почти так же чудесным образом (не отмолили, а вылечили научными методами) воскресшего, умеющего, как никто, вывернуться из привычной колеи – делают жертву. И одновременно — победительного героя.

А значит, он победит. Так или иначе.

Публикации рубрики «Мнение» выражают точку зрения их авторов.

It’s My City работает в интересах городского сообщества. Если вам важно наличие такого медиа, поддержите нас донатом.