«Это тяжелая работа — контролировать власть»

В прошлые выходные Илья Варламов приезжал в Екатеринбург на фестиваль «Слова музыки и свободы». Там он стал одним из самых популярных гостей, минут двадцать после выступления фотографировался с горожанами и раздавал автографы, дал интервью нескольким городским СМИ и прогулялся по городу с журналистами. В беседе с IMC Илья поговорил о том, почему власти не прислушиваются к градозащитникам, нужно ли Екатеринбургу метро и зачем сохранять советскую архитектуру. 

Яромир Романов / Znak.com

Одна из главных тем городской повестки Екатеринбурга последних месяцев: ситуация с проектом нового зала Свердловской филармонии. Горожане вновь разделены: одни выступают за строительство, которое повлечет снос жилого дома ради размещения зала, вторые против какого-то ни было вмешательства на этой территории. Почему горожане и власть не могут договориться?

— Это расплата населения за свою инфантильность, за свою оторванность от политических процессов. Если ты в какой-то момент решаешь, что не нужно никак участвовать в политической жизни, а институты честного суда, нормальной полиции, независимых СМИ не нужны, то рано или поздно будет происходить такое. Власть без ограничений будет делать, как ей удобно — это самый простой путь. С другой стороны, хочется спросить возмущенных екатеринбуржцев: а зачем власти считаться с жителями, зачем тратить силы? Власть, как и любая структура, делает то, что ей позволяют сделать. Мне бы хотелось, чтобы такой ситуации не было. В самом строительстве зала ничего плохого нет, это хороший проект. Конечно, нужно договариваться с горожанами, выплатить им компенсацию — это нормальная история. Но сейчас настроение властей такое: что случится, если кто-то повозмущается? Ничего.

Все же хочется, чтобы итог был положительный.

Ну вот даже в вашем городе строительств Храма-на-воде отменили после выступлений горожан — чем не положительная история?

Храм все равно будут строить, пусть и не в акватории пруда, а на берегу.

Значит, «не дожали». Это тяжелая работа — контролировать власть. Нужно принимать активное участие в политике. Само по себе это не получается. Поэтому очень важно сохранять инструменты влияния. Как в Берлине, когда на 1 мая анархисты выходят на демонстрации, бьют стекла, жгут машины, сражаются с полицией. И берлинцы говорят, что хоть они и не поддерживают беспорядки, но у общества должно быть право высказаться. И это касается не только анархистов, но и националистов, и представителей других течений. У всех есть право высказать эти идеи. Все понимают: если запретить их кому-то, то послезавтра у тебя не останется никаких инструментов для влияния на власть. И власть это понимает. Сейчас идут забастовки в Париже из-за повышения цен на топливо в несколько евроцентов. Дело ведь даже не в самом повышении. Тут важен принципиальный вопрос — власть  приняла решения, не считаясь с жителями. И жители вышли на улицу и сказали властям: вы перешли черту, так делать нельзя.

Если бы в Екатеринбурге против сноса этого дома вышли хотя бы десять тысяч человек, то людей бы услышали, и в другой раз власти бы по-другому реагировали. А уж против отмены выборов мэра должен был выходить весь город.

Яромир Романов / Znak.com

Беспорядки в Париже случились на следующий день после того, как в Международном бюро выставок определили, какой город примет Экспо–2025. Екатеринбург участвовал в конкурсе, но не победил. Теперь проекты больших изменений опять отодвинулись на неопределенный срок. Почему города в России больше развиваются под крупные проекты, а не поступательно? Самый яркий пример — метро, которое все время обещают построить к крупному событию.

В Екатеринбурге, да и в любом российском городе, кроме Москвы и Петербурга, строить метро не нужно, как бы обидно это ни звучало. Это омская история, где с 1992 года построили только одну станцию, и все деньги уходят теперь только на то, чтобы поддерживать ее текущее состояние. Метро — невероятно дорогая и сложная штука. И выгодная городской администрации — можно осваивать бюджеты, получать федеральное финансирование и «кормить» жителей обещаниями, что скоро все наладится. Это как война, на которую можно все списать. Можно не решать проблему пробок, а сказать: «Ребята, через десять лет тут будет метро». Можно не развивать общественный транспорт, говоря: «Да мы все деньги тратим на метро». Это ловушка для гнева жителей, которая позволит мэрии ничего не делать и закапывать кучу денег. С реформой системы общественного транспорта это не имеет ничего общего. На мой взгляд, гораздо полезнее для Екатеринбурга было бы развитие скоростного трамвая, который работал бы эффективнее метро.

А почему все развивается проектно — тут дело в финансировании. В какой–то момент жители России согласились, что регионы будут отправлять деньги в Москву, а из центра их будут распределять. Так города и стали получать федеральное финансирование на крупные культурные или спортивные события. Если бы город получил Экспо, то это было бы круто: можно было бы реализовать большие инфраструктурные проекты. Жаль, что не получил, но с другой стороны, понятно, что это другой масштаб. Пока Екатеринбург не может конкурировать с Осакой.

Как развиваться городам кроме этого проектного пути?

Руководство города должно быть грамотным и уметь привлекать деньги. Политический вес и возможности мэра решают многое: руководитель должен быть и зубастым, и иметь влияние для того лоббирования своих интересов.

Яромир Романов / Znak.com

Вы работаете над проектом «Прогулка с мэром». С чего он начинался, и как продолжается сейчас?

Если мы посмотрим на проблемы наших городов, то увидим, что чиновники, решающие его проблемы, городом не пользуются. То есть не являются потребителем продукта, который производят. Если чиновник не ходит по улице, то он не понимает, почему подземные переходы — это плохо. Или посыпание тротуаров солью зимой — мэр никогда в своих крокодиловых туфлях по улицам ходить не будет, а жители будут мучатся, выбрасывая испорченную обувь. Я придумал такой формат: компьютер выбирает на карте города две точки, и мэр должен добраться из точки А в точку В без использования автомобиля и такси. По дороге я задаю ему каверзные вопросы, мы общаемся с горожанами, комментируем состояние городского пространства. Сейчас отсняли несколько городов: Обнинск, Вологда, Иваново, Евпатория, Красноярск, Ярославль. Второй сезон будет более сложным: для мэров подготовят испытания. На дороге появятся или инвалидная коляска, или велосипед, или тяжелый чемодан. И мэр, например, почувствует, каково туристу в городе, где нет безбарьерной среды.

Екатеринбург есть в числе желающих?

Нет, от Екатеринбурга заявки не было. Я с огромным удовольствием прогуляюсь с вашим мэром по городу, если он согласится. Через вас делаю официальное предложение, так и передайте (прим.редактора — издатель It's My City Дмитрий Колезев передал предложение Александру Высокинскому, сейчас оно находится на рассмотрении).

За этот год вы не первый раз посещаете Екатеринбург. Чем он отличается от других городов в плане ландшафта, архитектуры?

Для Екатеринбурга самое главное достояние — это советский конструктивизм, совершенно недооцененный в России. Тут надо пояснить, что конструктивизм в архитектуре и советский авангард в целом — это единственное, что мы предложили миру. Все остальное было заимствованным из Италии, из Франции. Мы кого-то приглашали, кого-то копировали, а своего ничего не было. После революции 1917 года у нас появляется чистый и сильный стиль. Это можно сравнить с полетом в космос: там мы были первые, и с авангардом тоже первые. Настоящий повод для гордости.

Жемчужины конструктивизма, которые есть в городе, нужно сохранять. Вот есть история с Белой Башней: мой фонд помогал собрать деньги, чтобы провести туда электропроводку. Ну позорище просто, это же главная ценность в городе. Конструктивистские кварталы и отдельные здания должны доминировать в застройке, служить деликатным фоном для остального ландшафта. Сегодня мы видим, что оставшиеся памятники конструктивизма абсолютно не ценятся и в лучшем случае считаются равнозначными с другими памятниками.  К ним относятся без уважения.

Яромир Романов / Znak.com

Сейчас в городах начали обращать внимание и к более позднему стилю — советскому модернизму.  Но для многих, в том числе и для властей, он не является ценностью.

Здесь мы имеем дело с обычным варварством. Конечно, когда-то эти здания восстановят, как было в свое время с классицизмом. В 19 веке люди вернулись к наследию античности. Большевики закрашивали фрески в церквях, потом их пришлось восстанавливать. Рано или поздно люди придут и скажут: «Как можно было облицевать фасад дешевым керамогранитом, что за варвары!». Спасибо, что не сносят. Таким людям нельзя объяснить, что грубо вторгаться в архитектуру, внешний вид зданий, нельзя. Это как дикарю рассказывать об устройстве смартфона.

Вы сделали карту «Типичного российского города», на которой собрано, наверное, все то, чем в дурном смысле славятся наши города. Что нужно сделать, чтобы у них не было такой карты?

Эта карта –мем, и началась она с другого мема — «типичного европейского города» с центральной площадью, ратушей, новым хипстерским районом, улицей баров и так далее. Сегодня многие города из-за глобализации страдают потерей идентичности. Двести лет назад была японская, французская, итальянская архитектура. Идентичность была обусловлена не только культурными особенностями, но и развитием технологий. Например, в Тибете только каменные здания, потому что там нет дерева. В 20 веке идентичность начинает пропадать, хотя отличить американский город от английского еще можно. При этом в Европе новые районы уже похожи друг на друга. Современная архитектура вообще нигде не отличается, что в Японии, что в Европе. Здания Екатеринбург–Сити можно поставить хоть куда: в Нью-Йорк, в Париж, в Токио, и везде он будет более менее уместен. А небоскребы из Европы — поставить на Урале, и никого это не удивит. Строит же здесь Норман Фостер.

Конечно, это идет от развития технологий — сейчас можно не считаться с климатом. Глобализация ускоряет процессы и стирает различия. А мировой рынок рассчитан на то, чтобы та же самая архитектура нравилась всем и везде, как одежда или гаджеты. На мой взгляд, это плохо: все наши города стали одинаковыми. Я против потери идентичности, ее как раз нужно развивать. У нас это пошло со времени застройки всей страны «хрущевками». От Калининграда до Петропавловска-Камчатского все в одинаковых «панельках». В каждом городе — памятник Ленину. Понятно, что это сделано из экономии — массовый продукт производить дешевле. Но сейчас эта история продолжается, и не в лучшем своем виде. Например, тренд на городское благоустройство, где все проекты хорошие, но одинаковые. Деревянные эргономичные лавочки, сухой фонтан, мощение — то же самое, что проектируют в Европе и Америке. Некоторые застройщики делают благоустройство домов, как в Скандинавии. Это хорошо, но это и полная «потеря лица». Мы приходим к тому, что город и страна теряют свою идентичность.  А ее наоборот нужно подчеркивать. Это сложно, но этим нужно заниматься. Я надеюсь, что в российских городах будет тренд не просто на приведение всего в порядок, но и на сохранение локальной идентичности. Она может стать отправной точкой для развития туризма, привлечения людей. У города должно быть свое лицо в образе архитектуры, которым можно гордиться. И сейчас это не только проблема России, но и всего мира.