«Техно – это музыка для гопников»

Самый обсуждаемый техно-диджей России сегодня выступит с сетом в Доме Печати. Имя Nikita Zabelin вертится на языке завсегдатаев Berghain, а сеты в берлинском Tresor, в парижском Concrete, на фестивалях Arma17 и в прямом эфире проекта Boiler Room. Его треки выходят на лейбле «Трип», основала который небезызвестная Nina Kraviz.

Никита – главный манифестор движения Techno Make Sense, автор программы, посвященной российской электронной музыке – Resonance на Megapolis FM. Дизайнер и исследователь электронной музыкальной культуры, создатель техно-карты России Unit, на которой уже 150 новых имен.
IMC пообедал с Никитой в 26/28 накануне его выступления и выяснил, что такое техно?

– Добро пожаловать домой. Расскажи, в каком районе Екатеринбурга ты вырос?

– Я родился в Екатеринбурге, в 87-м году на Юго-Западе, улица Бардина. Там еще есть парк с вертолетом, мечта детства. Потом мы переехали на улицу Циолковского, в дом рядом с мусарней.

– Принимали в нее?

– Нет, ни разу. Я выгляжу, как задрот, что с меня взять.

– Не хулиганил в детстве?

– Нет, ты что, я только бабочками и динозаврами увлекался. Я был таким хорошим парнем в плохой компании. Но ко мне никогда не было претензий, потому что я был тихоней.

– Значит, ты дружил с гопниками?

– И до сих пор с ними дружу, мне они понятнее. Яркий пример, Дима Ковязин, который сегодня играет на Save (фестиваль, который организует Arma17), на прошлой неделе мы играли вместе в Mosaique, a 24-го он играет у меня на вечеринке в Родне. Он с Уралмаша или с Эльмаша, при этом он учится, получает научные степени по экономике.

– Дима в теме, а остальные друзья-гопники понимают техно?

– Дело в том, что техно – это музыка для гопников. Техно зародился в подвалах Детройта. Всякое движение, которое появляется, сначала протестно. Потом оно приобретает человеческий вид. Потом становится мейнстримом и потом умирает. Той музыки техно, о которой мы говорим, уже нет, она умерла. Пора взглянуть на техно по-новому.

– Перейти к новому стилю?

– Неважно, будет ли это новый стиль или трансформация техно, главное, чтобы в этом был смысл. Техно, как и любое течение в искусстве, обусловлено временем и ситуацией. Если оно отвечает на запросы человека, то тогда оно имеет значение. Техно уже ответило на все вопросы. Люди хотели глубокого погружения, танцев по 85 часов, темноты, но они устали от этого и хотят чего-то другого. Сегодня набирает обороты холодный танцевальный индастриал Берлина 80-х. Но мне это не близко, поэтому у меня впереди застой. Однажды я попал в техно-струю и реализовал все, что мне нужно было. Теперь у меня другие планы, которые не касаются электронной музыки.

– Какие?

– Недавно мне сказали: ты олицетворяешь техно в России, и что ты будешь делать, ведь оно умерло. Некоторые люди живут техно, любят техно. Для меня техно – это прием. В детстве я играл в рок-группе. Мне нравится гитара, Нил Янг, психодел 70-х, благодаря гитаре я могу увести себя в эмоциональную сторону. Хочу наконец-то реализовать мечту детства и записать рок-альбом. Не уверен, что я создам группу, но непременно это будет коллаборация с другими артистами. В свой последний трек Bells я вложил идею авангарда 20-х годов, этим треком я все сказал, все, что хотел сказать посредством техно.

– Каким он будет, твой рок?

– Ближе к блюзу, между блюзом и гранжем. Это пока секрет, мы работаем над новым проектом. Я поймал себя на мысли, что я копирую своих детских кумиров. Творчество – это всегда копирка, набор опыта и воспоминаний, но когда ты к этому относишься осознанно, ты транслируешь свои мысли, а когда ты этого не понимаешь, ты становишься вторичным.

– А ты не думал совместить рок и техно?

– Мы пытались сделать это в Берлине. Мне кажется, это плохо сочетается. У рока и техно разные основы. Техно – это ум, рок – это эмоция. В техно все привязано друг к другу четко и последовательно. В роке – это невозможно. Как можно танцевать на рок-концерте?

– Расскажи подробнее, как ты пишешь треки?

– Я хочу, чтобы трек писал сам себя, я задаю внутри программы некоторые значения, которые друг на друга влияют и друг друга видоизменяют. Шарик катится, сбивая на своем пути элемент, этот элемент сбивает другой – цепная реакция, так, я делаю свою конструкцию. Я не знаю наперед, как элементы распадутся. Момент внезапности для меня является главным. Грубо говоря, с помощью специальных цифровых приспособлений я создаю маленьких человечков, которые делают трек сами. Это и есть авангард. Меня не вдохновляет музыка как таковая. Я не люблю мелодию.

– То есть тебя интересует не форма, а содержание?

– Безусловно, если ты интересуешься формой, то ты никогда не сделаешь что-то новое, ты все время будешь подражать. Но если ты видоизменяешь форму, то так или иначе ты работаешь с содержанием. Если вспомнить знаменитую постановку авангардистов «Победа над солнцем» – это такой неклассический театр, в котором актеры не играют, они читают роли, слова в которых – набор звуков. Люди работают со смыслами, им интересно выйти за рамки реальности, создать новую реальность, в то время, когда люди борются с реальностью в реальности. «Техно имеет смысл» (техно-движение, автором которого является Никита Забелин) – это выражение о содержании.

– Никита, тебе не скучно играть на вечеринках для толпы танцующих людей, если твое творчество не про музыку, а намного глубже?

– Если рядом люди, которые меня понимают, тогда все получается. Таких, как правило, не много. Люди воспринимают техно как направление музыки, это мешает мне развивать проект Techno Make Sense. Для многих техно – это техно-джипси, люди мыслят простыми категориями, летают слишком низко. И это тупик. Все, что я хотел сказать в техно, я сказал треком Bells. Все, что я хотел сделать в техно, я уже сделал. Техно умерло. Я ухожу в живую музыку. Мне хочется играть по-новому, сочетать несочетаемое. Надеть адидасы с шубой, совмещать несовместимое. Я сегодня поеду в Дом Печати и буду делать то, что хочу, и люди будут слушать и смотреть. Тех, кто будет слушать, будет гораздо меньше.

– Тебя интересно разглядывать.

– Иногда я оденусь и думаю, что за клоун? Воспринимать себя как арт-объект – это прикольно, не относиться серьезно ко всему, что происходит.

– Мне нравится твое определение арт-объекта.

– Именно, арт – это несерьезное отношение к серьезному. Очередной мой арт-перфоманс произошел на награждении Alfa Future People, когда мне позвонили и пригласили получить награду за прорыв года. Сам факт, что награду мне вручает банк, в котором у меня висит незакрытый кредит, и все это происходит в Gipsy (популярный клуб в Москве) – уже сюр. Я надел супердорогой костюм, взял подругу – первую красавицу в Москве. Такой в стеклянных штанах с дамой с шикарными волосами. Мы приходим на эту вечеринку, играет Мэрлин Мэнсон, и Яна Чурикова мне вручает эту награду. Это и есть моя мечта – психоделический реализм, жизнь с непредсказуемыми поворотами. Ко мне подходит незнакомый парень с микрофон MTV и говорит: «Здорово Никитос, как ты докатился до такой жизни?», для того, чтобы объяснить ему, как я получил эту награду, мне бы потребовалось часа три, чтобы рассказать ему о принципе действия. Я сформулировал все в три слова: во-первых – это шуба, во-вторых – «ВКонтакте», в-третьих – Facebook. И так оно и есть. Это арт-перфоманс. Люди, которые меня номинировали, не знают мою музыку. Я получил признание только за свой образ.

– Урал как-то отпечатался на твоей музыке?

– Да, конечно. В Екатеринбурге живут дети индиго. Firma, Симачев, я – на худой конец, Теплов, Бондарев, Бусоргина, Orange – в Москве очень много талантливых людей из Екатеринбурга. Это потому что мы живем в городе красивом. Если ты видишь сквозь, читаешь между строк, тогда это город мечты. Конструктивистский рай. Я стараюсь транслировать Урал во всем, что я делаю. Я уже всех достал своими разговорами о своем любимом конструктивизме, я говорю об этом каждый день. Я вырос в Екатеринбурге, и это лучшее, что могло со мной случиться.

Фото: Алена Скала