Север Свердловской области уже несколько десятилетий является зоной экологической катастрофы. Из-за разработки карьеров по добыче меди несколько рек окрасились в зеленый цвет, а рыба в них практически полностью погибла. Из-за отравленной воды по берегам рек умирают деревья, а дикие животные, если и остаются живы, то мигрируют в более благоприятные для жизни места. Для коренного народа манси это означает крах традиционного уклада жизни.
Несмотря на это, манси продолжают жить бок о бок с карьером Уральской горно-металлургической компании, который и стал причиной экологической катастрофы. It’s My City съездил к мансийской семье, живущей буквально в паре километров от предприятия, и узнал, как им удается выживать в таких условиях и почему они отказываются покидать родные земли.
«У нас крадут даже собак»
На севере Свердловской области в Ивдельском районе проживают около двухсот представителей народа манси. Значительная часть живет в поселках Ушма и Полуночный, но некоторые семьи проживают в отдельных родовых поселениях-юртах, разбросанных по обширной лесистой территории. Одно из таких поселений — юрта Пакиных, находящаяся в тридцати километрах от Ивделя и всего в двух от границ медно-цинкового карьера ОАО «Святогор», дочерней компании УГМК.
Несмотря на то, что слово «юрта» вызывает ассоциации о максимально традиционном образе жизни и отказе от благ цивилизации, такие поселения манси выглядят довольно современно: здесь можно увидеть мотоциклы, снегоходы, на одном из домов прикреплена спутниковая тарелка, электричество поступает от солнечных батарей.
Воду Пакины берут из скважины. Раньше они использовали речную воду, но сейчас это невозможно из-за стоков соседнего карьера, отравившего все ближайшие водоемы.
— Раньше мы жили за счет охоты и рыболовства. В соседней реке Тальтии ловили хариуса и тайменя, а сейчас это мертвая вода, вся зеленая от стоков с разработок меди. Зверь тоже уходит все дальше.
Когда мы лося добывали, всей семье мяса на зиму хватало. А дети моего сына, наверное, из мяса только тушенку из магазина будут есть, — говорит молодой житель юрты Илья Пакин.
Вместе с Ильей в юрте живут его отчим Алексей, мама Марина и восемнадцатилетний брат Никита, который в учебные дни живет в школе-интернате в поселке Полуночном. В двух километрах от Пакиных в отдельном доме проживает брат Алексея Николай со своей женой.
Юрта Пакиных состоит из старого, построенного еще в конце прошлого века, традиционного деревянного дома и ряда новых построек — нового дома, мастерской, бани, сарая и летней кухни.
В старом доме семья уже не живет. В здании всего одна комната с печью, столом, стульями и двумя кроватями. Мужская часть (на мансийском языке мулы пал — «чистое место») наполовину отделена от женской кровати деревянной загородкой. По традиции, когда у женщины месячные, муж спит отдельно, иначе удачи на охоте не видать.
— Я этот дом сохраню как память, вроде музея. А себе поставлю новый тут недалеко. Это осколки от кувшинчиков для воды (показывает в горсти кучку сероватых глиняных осколков с простым орнаментом из волнистых линий). Я их нашел под камнем, в месте, где дом собираюсь строить. Это хороший знак, значит, и до меня там манси жили, — говорит Илья.
Для пропитания на небольшом огороде Пакины выращивают картошку. Но растет она плохо — климат здесь суровый даже для неприхотливого корнеплода. Из живности есть десяток гусей, которых держат ради яиц, и молочная коза, которой Илья давно мечтает найти пару.
Для пса Пакиных выстроен открытый летний вольер, высокая ограда из заостренных кольев, чтобы через нее не перепрыгнули волки. На языке манси волка называют «хайтнут», что в переводе означает «крадущийся», «преследующий». Но в роду Пакиных хищника принято называть просто «ворюй» («лесной») или «хоса-лэйп» («длинный хвост»). По словам Ильи, у каждого рода есть свое животное, к которому относятся с почтением, в его семье это волк.
— Собаку мы называем «кутюв», это приблизительно как «друг человека» на русском. Это наши помощники, и мы очень их ценим. В поселке Ушма, что по дороге к перевалу Дятлова, туристы повадились у манси щенков воровать, потому что у нас собаки хорошо приучены к охоте на любого зверя. Манси теперь показывают гостящим у них туристам самых глупых щенков и их расхваливают. Ну приезжие негодных собак и воруют, а умные у местных остаются. Получается, манси не только леса и рек лишают, но у нас крадут даже собак, — рассказывает Илья Пакин.
«Зона экологического бедствия»
На севере Свердловской области с начала 2000-х годов ОАО «Святогор» (дочернее предприятие УГМК) ведет разработку медно-цинковой руды на трех карьерах. Старейший из них Тарньерский рудник открыли в сентябре 2006 года, а проработал он до марта 2014 года. За это время здесь добыли 5,5 миллиона тонн медно-цинковой руды.
С июля 2010 по октябрь 2016 года «Святогор» вел разработку Шемурского месторождения, где добыли 4,6 млн тонн рудной массы. В ноябре 2011 года началось строительство Ново-Шемурского карьера, балансовые запасы месторождения оцениваются в 21 млн медных и медно-цинковых руд. Отработка месторождения планируется до 2035 года.
Экологи отмечают, что с началом разработки медно-цинковых руд на севере области началось отравление поверхностных и подземных вод. В реках Шекультан, Ивдель и Тальтия исчезла рыба, по берегам стал погибать лес.
Причины экологической катастрофы специалисты называют следующие:
ни с одного из трех карьеров нет адекватного сбора подотвальных вод;
агрессивные отвалы Шемурского месторождения складированы на очень крутых склонах, на которых нереально собрать и отвести подотвальные воды;
на Шемурском месторождении проектом не были предусмотрены очистные сооружения, с Ново-Шемурского месторождения нет адекватного водоотведения в очистные сооружения.
Север Свердловской области объявлен экологами зоной экологического бедствия.
— Это видно невооруженным глазом. Вода в реках мутная и отливает нездоровой зеленью из-за медного купороса, а должна быть вода как в Карелии — коричневая и прозрачная.
Чемпионом по заражению среди северных рек является Шегультан. Ручейки из-под отвалов Шемурского карьера несут яды в Шегультан, а он разносит их по всему северному бассейну. В результате отрава попадает в Обь, а она несет ее в океан, — говорит активист из Серова Алексей Турбин.
Алексей называет себя «русским богатырем» и «защитником чистоты родной земли». Одно из его основных и любимых занятий — это рыбалка, и именно исчезновение рыбы в любимых водоемах пробудило его интерес к проблеме северных рек. Турбин регулярно пишет заявления в Росприроднадзор, снимает ролики об экологической ситуации на севере региона и выкладывает их в соцсетях, постоянно выезжает к рекам для сбора воды и за свой счет отправляет пробы на анализ в Санитарно-эпидемиологическую службу.
24 августа 2025 года Алексей Турбин и Андрей Филимонов отправились на реки Ивдель, Тальтию, Шегультан и Сосьву, чтобы в очередной раз взять пробы воды. Результаты исследования оказались неутешительными.
В Шегультане концентрация марганца оказалась в 180 раз больше ПДК (предельно допустимая концентрация в воде рыбохозяйственного водного объекта), меди — в 4700 раз, по цинку — в 206 раз. В Сосьве выше слияния с Шегультаном превышение в пределах нормы, но ниже слияния концентрация марганца в 38 раз превышает норму, меди — в 700 раз, цинка — в 103 раза. В реке Ивдель превышение допустимого уровня марганца в 9 раз, меди — в 103 раза, цинка — в 6 раз. В Тальтии концентрация марганца в 70 раз выше ПДК, меди — в 1300 раз, цинка — в 60 раз.
«Манси приходится все дальше уходить в леса»
— Шишка в этом году уродилась хорошо. Сейчас, когда зверь уходит все дальше в леса, а рыбы не стало, сбор кедрового ореха стал одним из главных источников дохода. Мешок шишки идет за две с половиной тысячи рублей. Здесь, на горе, мы собираем орех с августа до первого снега. До следующего сезона сбора с трудом, но дотягиваем, — говорит Алексей Пакин, седой мужчина шестидесяти лет.
Алексей сидит на стуле под навесом летней кухни. Его жена Марина, невысокая улыбчивая женщина, разливает чай из закопченного чайника, только что снятого с открытого очага. На кухонном столе среди металлических мисок и кружек рассыпаны пакеты лапши быстрого приготовления. У стола крутится добродушный серый охотничий пес Тэхам (на мансийском «товарищ»).
Рядом с летней кухней стоит сколоченный из досок маленький одноэтажный охотничий домик — воркол на языке манси. Около домика поленница дров и штабеля мешков с кедровыми шишками. Невдалеке установлена панель солнечных батарей — источник электричества для сезонного жилья.
— За шишкой манси приходится все дальше уходить в леса. Во все доступные места теперь ездят чужаки из Ивделя и со всей области. Местные предприниматели целые бригады на сбор загоняют. Сюда добраться сложнее. Но это вопрос времени, техника поможет, люди покупают всякие квадроциклы и прочее… Скоро кедров не станет, как рыбы и зверя, — рассказывает Алексей и показывает на кедры, растущие рядом с домиком.
Пакины о соседстве с разработкой меди говорят неохотно, потому что пасынок Алексея Илья работает на карьере.
— Нам УГМК компенсацию за использования наших земель платит, покупает нам снегоходы и бензин. А бензин, особенно зимой, как кровь, без него никуда. Да вот шишку мы тут собираем спокойно. Это потому что карьер по дороге к горе, пропускная система, пришлых не пускают. То есть польза есть. Хотя браконьеры карьер обходят. Они тропы знают и продолжают на нашей земле зверя добывать, — добавляет Алексей.
«Государству и людям абсолютно не интересна экология»
10 декабря 2019 года в «Доме кино» в Екатеринбурге состоялась премьера фильма «Мертвая река» режиссера и пресс-секретаря заповедника «Денежкин камень» Роберта Карапетяна. Главной целью фильма было показать проблему как она есть. В «Мертвой реке» представлено мнение местного жителя Николая Пакина и нескольких специалистов, которые подтвердили, что экологическая ситуация с реками на севере Свердловской области на грани с катастрофической: воду из рек нельзя ни пить, ни стирать в ней.
По словам Карапетяна, единственной реакцией на фильм от УГМК стал 15-минутный ролик, показанный в день премьеры в интернете, а затем на одном из телеканалов. Видео представляет собой интервью с одним из героев «Мертвой реки» манси Николаем Пакиным.
— Сначала Николай долго рассказывает о себе, а потом говорит вещи, совершенно противоположные тому, что он говорит в нашем фильме: река посветлела, она чистая, он берет воду, чтобы делать чай. Он говорил, что его снимали в тот момент, когда у него была черепно-мозговая травма. Что он не понимал, что он говорит. Что «они», то есть журналисты, приезжали ночью. И заставляли его говорить на камеру то, что надо. Ощущение, что черепно-мозговая травма у него сейчас. Человека либо запугали, либо подкупили, как мне кажется. Я сам с Пакиным не общался, его съемки мне дали коллеги, — говорит Роберт Карапетян в интервью изданию «Вечерний Карпинск».
Режиссер заявил It’s My City, что прекращает свою деятельность по освещению проблем экологической катастрофы на севере области.
— Дело в том, что я этой проблемой занимаюсь с 2017 года. Снял целый фильм на эту тему.
И вся моя борьба за эти долгие годы показала бесперспективность этой затеи, так как государству и людям абсолютно не интересна экология. Моя совесть чиста, я сделал все что мог для решения этой проблемы. Но надзорные ведомства боятся выполнять свои прямые функции. Поэтому я больше этой темой не занимаюсь, — сказал Карапетян.
Бессилие ощущает и экоактивист Алексей Тубрин. Мужчина считает, что пока вся эта деятельность не приносит положительных результатов, и он все больше разочаровывается как в отсутствии реакции властей, так и в равнодушии местных жителей.
— Когда мы с моим другом Андреем Филимоновым собрались ехать на забор проб, я опубликовал в своих соцсетях пост с предложением присоединиться к нам всем желающим. Ни один не откликнулся. У нас в сообществе рыбаков состоит пять тысяч человек и всем похуй.
Живут одним днем: эта река отравлена, похер, поедем на ту, что еще чистая. И так пока реки не кончатся.
Единственные, кто поддерживает меня и искренне сочувствуют — женщины с маленькими детьми. Это понятно, никому не хочется, чтобы его ребенок заболел из-за отравленной среды. Да еще подростки вовлечены, у молодого поколения развито экологическое мышление. Мне иногда какой-нибудь пацан пишет, мол, там-то и там-то на поверхности реки грязную пену заметили, — рассказывает Турбин.
Активист хотел бы наладить контакты с манси, чтобы лучше понять, какой вред им причиняют разработки полезных ископаемых, но люди, знакомые с положением коренного народа, от таких попыток Алексея отговаривают
— Говорят, оставь их в покое, у них без тебя проблем хватает, ничего они не скажут. Я думаю, без УГМК здесь дело не обошлось. Компания платит компенсации за использование территорий манси, а те молчат о том, что происходит на их же собственной земле, — говорит Турбин.
Уже несколько лет в УГМК утверждают, что сейчас на карьере нет протечек загрязненной воды из-под отвалов, а вся жидкость фильтруется. Так, в июне 2021 года, на Шемурском и Ново-Шемурском месторождениях, по инициативе АО «Святогор», состоялась встреча руководства компании с экологами, общественниками и местными депутатами. Поводом стали публикации в СМИ, в которых, рассказывалось о проблемах загрязнения рек. В первую очередь присутствующим показали очистные сооружения на Ново-Шемурском карьере и объяснили, каким образом и в каких объемах улавливаются карьерные воды. На Шемурском месторождении участникам экскурсии показали временные очистные сооружения и технологию сбора и очистки подотвальных вод.
Во время экскурсии доцент кафедры бурения скважин Санкт-Петербургского горного университета, кандидат технических наук Елена Цыгельнюк указала сотрудникам «Святогора» на протечку вредных веществ с одного из карьеров, приведшую к гибели соседнего леса.
— Ей ответили, что обратят на это внимание, — рассказал 66.ру. присутствовавший на экскурсии Роберт Карапетян.
Режиссер прокомментировал поездку на карьеры сдержанно:
— Все эти объекты инфраструктуры очистных сооружений грандиозны, туда вложено огромное количество средств. Меня убедят, когда мы увидим чистые реки, когда в них появится рыба. Но боюсь, что это будет очень не скоро.
«Никуда мы отсюда не уйдем, пока наш род живет»
Многие горы Северного Урала почитаются у манси как священные места. Денежкин камень на мансийском языке называется Ось Тахт Талях Ялпынг Нер-Ойка, что означает «Святой хозяин восточного склона Уральских гор в верховьях Южной Сосьвы». Кажется, что для одноименного заповедника выбрали специально «священную» землю. Хребет Шемур по-мансийски будет Се-Ур, что означает «черная гора». Существует поверье, что трогать эту гору нельзя — беда будет.
Склоны горы Шемур ранним утром покрыты густым туманом, сквозь который проступают тени кедров. На земле, там, где она не скрыта под курумником и россыпью обломков скал, похожих на каменную реку, растет ягель, водяника, голубика и можжевельник. Внизу, у подножия горы, рычат самосвалы, стоят вахтовки с рабочими, экскаваторы, которые едут бесконечной чередой по дороге вдоль карьера.
— У манси до сих пор принято почитать духов. Мы не видим разницы между живой и неживой природой. И в камне, и в звере есть душа. Идя в лес, манси до сих пор выполняют некоторые ритуалы. Но говорить об этом с чужими мы не можем, — говорит Илья.
С начала разработок медно-цинковых месторождений представители УГМК предлагали семье Пакиных переехать на Ушму. Этот поселок основан в 1938 году как один из лагерей системы Ивдельлага. Он был разрушен в 1961 году. Впоследствии здесь поселились несколько мансийских семей, а с начала 2000-х годов областные власти переселили сюда жителей из отдаленных юрт, чтобы лучше их контролировать. Ушминцы открыто называют свой поселок резервацией.
— Мы отказались переезжать. На Ушме и охотничьи земли давно между семьями распределены. Это не официально, но каждый род манси уважает границы другого рода, на деревьях ставят специальные метки, у каждой семьи она своя. Пакины остаются на своей земле — земле своих предков. Никуда мы отсюда не уйдем, пока наш род живет, — заявляет Илья.