«Многие делают все по шаблону, как учили. А я порчу свои снимки намеренно»

Екатеринбург всегда удивлял талантливыми людьми, и новый герой It’s My City не исключение. Владимир Симакин — фотограф, живущий в собственном творческом пространстве. Он делает концептуальные женские портреты и снимает пейзажи в любимом многими стиле русской хтони. В 2022 году он попал в топ-100 лучших фотографов в номинации «Концептуальная фотография» международной премии 35AWARDS.

За свои 64 года Владимир (просит называть себя исключительно по имени) успел прожить многогранную и кинематографичную жизнь. Родившись в шахтерском поселке вдали от столиц, он прошел путь от актера театра и кино до преподавателя художественной фотографии, от сценариста и режиссера авторского неигрового кино до телеведущего. 

Мы встретились с Владимиром в его мастерской и пообщались о том, как он через множество разных творческих ипостасей пришел к фотографии и как сегодня стремится передать свое ремесло другим.

«Я — пятилетний мальчик с наивными, широко открытыми голубыми глазами на взрослый мир»

— Себя помню поздно. Мама. Вечер. Большой письменный стол. Зеленое сукно.  Мы делаем елочные игрушки. Снежинки из блестящей бумаги, которая копилась от пачек с индийским чаем. Вырезаем, клеим гирлянды флажков из бывших поздравительных открыток.

Папа с мороза, за ремнем топор, втаскивает огромную елку. Мучительно не могу заснуть.

Вдруг утро. В комнате запах отогревшейся елки, коробки и свертки под ней… До сих пор я — этот пятилетний мальчик с наивными, широко открытыми голубыми глазами на взрослый мир. Стараюсь в себе это не просто хранить, а охранять. Вот кто такой Владимир Симакин, — улыбается он, отвечая на наш первый вопрос.

Спустя 60 с лишним лет Владимир — фотограф, который держит свою студию на пересечении переулка Саперов и улицы Декабристов и передает свое ремесло молодым фотографам. За спиной у него работа в театре, в кино и на телевидении. Он признается, что стать творческим человеком с множеством граней ему помогли не столько обстоятельства, сколько люди

— Середина 1970-х. Торжественное начало исхода Советского Союза. Как раз в разгар одиннадцатой пятилетки к нам в Невьянск на два года высылают музыканта-тунеядца-джазмена Павла Кочнева. На вид ему лет пятьдесят, аккуратно подстриженные маленькие усики и непременный цветной платок, повязанный вокруг шеи. Привез он с собой целый склад духовых инструментов — от саксофонов до валторн, от кларнетов до тромбонов…

Он устраивается во Дворец культуры механического завода и организовывает джаз-оркестр. Набирает парней, причем очень умело. Губы тонкие — играешь на трубе. Чуть больше — саксофон. А еще губастее — тромбон. Валерка Дерюшев у нас был, шустрила такой, всех девок в школе задирал (смеется). Хотел быть только ударником, так преподаватель ему прямо сказал: «Ударником хочешь быть? Научись сначала по резине стучать!» И Валерка месяц толстенными палками по резине тата-тата, тата-тата, тата-тата… Стал барабанщиком. 

А я сначала на кларнете выучился, а затем и саксофон дали. До сих пор и губы, и пальцы помнят мелодию «Опавшие листья».

И благодаря Павлу, не помню отчества, Кочневу у невьянских пацанов возникло соприкосновение с чем-то незнакомым, непонятным, неведомым, но манящим и завораживающим! Мы дули и «киксовали» (вместо нот выдавали непонятный звук на кларнете или саксофоне — прим. ред.). С первой цифры, и еще раз дули и «киксовали». А Валерка Дерюшев стучал. И еще раз с первой цифры. 

Он заворожил нас, Павел Кочнев.

От любви до ненависти к театру

Параллельно была и музыкальная школа, в которой Владимир отучился семь лет по классу фортепиано, фотокружок и даже драмкружок. После школы в 1977 году он поступает в Свердловское театральное училище. Объясняет это просто — театр незаметно возник в нем и навсегда остался частью его творческого «Я». 

— Родители не знали, куда меня после 10 класса определить. Куда мне поступать? Мама говорит: «Он же хорошо историю у нас знает! Давай-ка на исторический факультет в университет».

Папа везет меня в Свердловск, подводит к этому университету… А я как увидел эти колонны и эту дверь тяжелую, дубовую… И только на четыре ступеньки смог подняться… Даже в это здание не зашел. Испугался.

Вы-то, наверное, легко в этот университет дверь открываете. А я вот на четвертой ступеньке так и стою (улыбается). Кадр этот до сих пор в голове! А в училище театральном как раз тоже набор шел… — вспоминает Владимир.

Подготовка к поступлению проходила у Владимира в ускоренном формате. Басня, стихотворение, прозаический отрывок. За это взялась Людмила Васильевна — руководитель драмкружка, в котором он занимался с 8-го по 10-й класс. Ну, а за танец — ее супруг, руководитель танцевального коллектива.

— Эти потрясающие люди меня за недельку так натаскали, что можно сказать благодаря им я и поступил в Свердловское театральное училище. Отучившись три с половиной года, отыграв дипломные спектакли, с квалификацией актер второй категории поступил на службу в театр. И думал, что всю жизнь в театре и отслужу. Знаешь, этот период жизни был как в той фразе знаменитой у Белинского: «Любите ли вы театр так, как я люблю его? То есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом… Так ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете!..»

У меня даже цитата эта в какой-то из студенческих тетрадей на полях была написана. Десять лет в театре и отслужил, — вспоминает Владимир.

Одновременно с работой в театре Владимир учится в мастерской Вячеслава Анисимова в Свердловском театральном институте и получает диплом о высшем образовании с квалификацией «актер драматического театра и кино».

Но после его жизнь кардинально меняется, и он начинает часто сниматься в кино. Причем не только на Свердловской киностудии, но и на Московской. Первым и важным фильмом в его жизни стала картина Олега Воронцова «Гонка с преследованием», в которой Владимир сыграл эпизодическую роль «парня в красном шлеме». Так он начинает отходить от театра, с которым хотел связать жизнь.

— Иронично. Судьба-то все иначе устроила. Театр, чтобы любить, надо знать. Театр здесь, там его нет. Запах кулис — это запах пыли, — говорит Владимир.

А между кулисами «живет» сцена, где ставили пьесы не великих Мрожека с Петрушевской или Вампилова и Брехта, а «тюткиных и пруткиных», которым Владимир абсолютно не симпатизировал.

Ему был необходим «воздух», тлен соцреализма уже не вдохновлял. По словам Владимира, театр «болел» и медленно умирал на его глазах в бреду алкогольного делирия. От этого периода осталось лишь пятно в памяти и на стене фойе от фотографии бывшего актера В. Симакина. Серая униформа и «мраморное мастерство» больше не привлекало. 

— Воздух был в Москве. Я написал киносценарий и отправил его, даже не надеясь, в приемную комиссию на высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров. Через месяц на вахте театра меня ждал конверт, в левом верхнем углу которого стоял штамп «Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров». Открыл я его через сутки, это был вызов на собеседование и творческий конкурс. А еще через сутки я улетел в Москву. Театр был в прошлом. В будущем было кино! — рассказывает Владимир.

С 1993 по 1995 год Владимир проходит высшие курсы сценаристов и режиссеров в мастерской сценариста драматурга Леонида Гуревича и режиссера Самария Зеликина. А уже через год работает в телекомпании «Облик» сценаристом и режиссером, режиссирует игровые сюжеты на ток-шоу Владимира Познера «Если».

— В начале 1990-х телевидение было «космосом» новых идей и форматов, свободы и творчества. День, ночь, зима, лето… Владивосток, Псков, Екатеринбург, Питер… Съемки, монтаж, эфир и опять съемки! Такой был ритм, такое было время и потрясающий опыт, — продолжает он, прикуривая сигарету.

Вернувшись в Екатеринбург, Владимир устраивается на телекомпанию АСВ режиссером новостей и собственных программ, а также ведет программу Жанны Телешевской «Диалог в ночи». 

— Сняли и выпустили в эфир два сериала — «Седые хулиганы» и «Великая иллюзия», о фестивале «Кинотавр» в 1996 году, десятки документальных фильмов, — рассказывает Владимир.

«Творческий метод» фотографии

Куда же девать этот накопленный опыт? Конечно отдавать. Примерно с 2005 года Владимир работал на Свердловской киностудии, но снимал в основном «болты в томате» — так на киношном сленге в шутку называли заказные и юбилейные фильмы о заводах. Тогда же в его жизни появляется фотография.

— Кино позади, рядом и во мне до сих пор. Пишу сценарии, снимаю, иногда снимаюсь сам. А вот фотография как вид искусства во мне рванула неожиданно. Пригласили в колледж «Стиль» читать основы операторского мастерства и монтаж. А на следующий учебный год: «А вы не смогли бы еще почитать творческий метод в фотографии?», а дальше и портретную съемку и аналоговую съемку и мокрый процесс… Вот так и вошла в меня фотография, с… творческого метода. 

Меня вдруг стало завораживать это фотографическое пространство, ограниченное по длине и ширине, в котором нет движения, звука, музыки, диалогов, как в кино. Но в нем есть все! — улыбается он.

После Владимир начинает преподавать на факультете кино и телевидения в РГППУ, а к 2019 году становится преподавателем нескольких дисциплин по фотографии в колледже «Стиль». Сейчас у него собственная «Вольная мастерская», как он иронично ее называет. 

— Думаю, у меня есть что озвучить сейчас. Именно в Екатеринбурге, именно в это время и именно в этом месте, на пересечении Саперов и Декабристов, я живу, создаю и буду продолжать развивать фото- и киномастерскую для начинающих фотографов, которым всегда готов безвозмездно помочь.

В этом доме всегда открыты двери для творческих людей. И они могут здесь делать все! Все для удовлетворения своих творческих амбиций: создавать интерьер, перекрашивать стены, работать с реквизитом, костюмами и техникой. Поэтому приходите. Жду!

Каждый квадратный метр студии, неважно, кухня или ванная, коридоры, комнаты, книжные полки, столы, стулья — все это является съемочным павильоном. Многие сравнивают эту квартиру с классической питерской коммуналкой, где под желтым абажуром над столом всегда горячий чай и разговоры, дни рождения, грусти или радости, — делится Владимир.

Органику, чувства, суть и нутро фотографа можно понять исходя из того, что он снимает, какие темы его волнуют, как он интерпретирует это в фотографию. Внутренний мир Владимира устроен непросто и может вызывать у зрителя самые разные эмоции — от отвращения до восхищения. Практически во всех его кадрах преобладает женщина. Но образ героини Симакина никогда не выглядит жертвенно. Скорее, наоборот, он обожествляется, несет в себе тайну и что-то неуловимое, но очень явное. 

— «Розовых девочек» мне снимать неинтересно. Я очень долго наблюдаю за человеком, стараюсь понять психофизику, понять какие-то внутренние, латентные и скрытые желания. Заранее предупреждаю своих моделей, что сейчас мы будем  не сниматься, а осуществлять некий творческий, совместный акт. И это слово «акт» очень точное. 

Для меня он начинается с того, как мы садимся пить кофе. Человек рассказывает мне о себе, а я начинаю раскидывать вокруг невидимую, образную сеть. Сеть хоть и невидима, но прочна. Она помогает соприкоснуться с очень искренним и личным.

И я стараюсь сделать так, чтобы человек, сидящий напротив камеры, был моим сообщником. И, что не менее важно, чтобы он сам этого хотел! — признается Владимир.

Эмоциональные протуберанцы из детства

Помимо темы женского начала в работах Владимира часто проигрывается тема так называемой русской хтони. Зритель очень прикован к этой истории, ведь всем нам знакомы унылые, но родные пейзажи с панельными домами или деревенскими улицами.

Отдельное внимание он уделяет образу пространства. Как правило, в работах Владимира оно очень ограниченное и замкнутое. Как он говорит сам, провинция — всегда замкнутость. Клуб, магазин, баня, больница, пожарная часть, кладбище… Сюда встраивается портрет человека в определенном эмоциональном состоянии. Свою роль играют и детали интерьера или экстерьера, а также отсылка ко времени — что носили тогда. Важна и кинематографическая атмосфера кадра.

— Это мое детство. И я люблю это. Очень люблю. Почему зритель к этому прикован? Человеку ближе всегда то, что до боли знакомое, и то, что он пережил. Это вызывает некие эмоциональные протуберанцы. Многоэтажки эти, безотцовщина и прочее… А родное и пережитое бессознательно тянет. Я думаю, что это действует на уровне индивидуальных эмоциональных воспоминаний. Людям нужно и полезно страдать, — говорит Владимир про хтонические пейзажи.

На вопрос, есть ли что-то особенное в уральской фотографии, Владимир, улыбаясь, отвечает, что не стал бы делить фотографов на уральских и псковских:

— Всех, кто занимается фотографией, очень схематично можно разделить на несколько групп. На три, если точнее.

Фотографы, работающие в узком, прикладном фотографическом сегменте от репортажной съемки до предметной или рекламной. Вторые специализируются на бьюти и фешн-фотографии. Третьи — на художественной. Жанров очень много! Но фотографов, снимающих в Екатеринбурге, объединяет уникальность пространства и локаций, архитектура и городская среда. В этом контексте хорошо работает и арт, и концептуальная фотография.

Я же удовлетворяю свои творческие амбиции и живу за счет энергии изобретения собственного художественного пространства. И эта генерация меня подпитывает и будоражит.

Сочиняя новую фотографию, я непременно играю с композицией, драматургией цвета. Очень люблю привнести в фотографию предметную составляющую: то разорву фотоизображение, то сошью, то оболью, то высушу.

Владимир признается, что создает свои фотографические миры, намеренно вырывая их из знакомого, привычного, узнаваемого пространства. Зачастую это происходит при смешении жанров, намеренном искажении цвета снимка, ломаных позах моделей и полном уходе от привычных классических рамок.

— Многие делают все по шаблону, как учили. А я порчу свои фотографии намеренно. Нужно при таком свете снять? Да я специально все наоборот сделаю! Я люблю создавать свой визуальный мир. Может быть, отчасти придуманный, но свой. 

Конечно, у каждого есть свои фотографы. Насмотренность — первое и необходимое условие развития художественного вкуса. Это известная формула: сначала ты подражаешь, затем у тебя вырабатывается своя собственная манера. И если повезет, дойдешь и до стиля. Питера Линдберга невозможно спутать с Паоло Роверси, а Франческо Вудман с Сарой Мун. И непременно образованность к одаренности — твое конкурентное преимущество, — считает Владимир.

Необратимость быстро стремящегося времени

Беседа заканчивается, Владимир закуривает очередную сигарету и сквозь легкую улыбку и внимательный взгляд ожидает последнего вопроса. 

— Какой снимок ваш любимый?

— Этот, — показывает на фотографию, разделенную надвое. В одной ее части взрослый, в другой малыш, едва научившийся стоять на ногах.

— Необратимость. Необратимость быстро стремящегося времени. Шахтерский поселок из четырех улиц и нескольких бараков. Мне чуть больше года, а значит, осень. Моя комната с кроваткой у печки и шифоньером. Папа напротив присел с какой-то штукой… А теперь я с этой штукой, которая помогает понять смысл и суть и радость быстротекущей жизни. На фото слева я… И мне 64 года.

Поделись публикацией: