Наособицу и наотличку

Екатеринбург купеческий — сплошь староверский. Влияние старообрядцев в XIX веке здесь было огромно: они строили дома и храмы, иногда жертвовали деньги даже православной церкви, держали заводы и фабрики, торговали и управляли городом. Но к трехсотлетнему юбилею город будто позабыл о них и совсем не ценит былого наследия. Мы вспоминаем, зачем 250 лет назад властям понадобилось переселять староверов из Шарташского поселения в Екатеринбург, что город еще хранит с тех времен и как вместе с купеческими усадьбами и храмами стирается память о старообрядцах и их вкладе в его развитие.

Останки культурного наследия

Грязища здесь вечная. Нынче еще и стройки со всех сторон. Когда сухо, пыль столбом, а сейчас распутица, снежное месиво и лужи по колено. Центр большого города — улица Декабристов, Царский мост, отворот на улицу Чапаева. Столица Урала! Но столичность здесь ощущается мало. Улицу перейти — уже приключение. Нам к реке.

Это как бы продолжение улицы Розы Люксембург, которая некогда звалась Заячьей и Златоустовской. «Как бы» — потому что сама улица прямая и красивая: памятники архитектуры, многие отреставрированы. А после Декабристов это и не улица вовсе, а узехонький кривой проезд. Ни тротуара, ни пешеходной дорожки — канавы. И движение интенсивное, пешеходом поди протиснись! Справа забор отгораживает спуск к реке, слева овражек и тоже забор, за ним какие-то свежие развалины. Вокруг автомобильный хаос.

Да что же здесь было-то? Старообрядческая заимка. Вот напиши дальше «сейчас о ней уж и не помнят», и сразу обнаружатся сотни возмущенных, а, может, и пара тысяч сыщется. Но отчего же тогда город ведет себя так, будто давным-давно позабыл о староверах?

А что за руины? На гугл-картах еще можно рассмотреть, как было раньше. Даже табличку видно — «Объект культурного наследия областного значения усадьба И. М. Беленькова (sic)», подписано свердловским минкультом. Беленков он был, без мягкого знака. Не знает минкульт своего наследия, не бережет.

На тех же гугл-картах можно рассмотреть: на кривом заборе, коим была окружена усадьба, выцветшее баннерное полотно. «Паспорт объекта „Усадьба Беленкова“» — ЗАО «Предприятие Чусовское озеро» заказывает у ООО «Рестострой» консервационные и противоаварийные работы, плановый период — декабрь 2016 — февраль 2017. Тут фамилия правильно указана.

«Чусовское озеро» — застройщик. И треугольник — Белинского — Декабристов — Исеть осваивает почти двадцать лет. Неспешно, но и неотступно. Очень дорогая недвижимость. Никакие консервационные работы на усадьбе застройщик, конечно, не проводил, зато к ноябрю 2022 года добился, чтобы ее исключили из реестра объектов культурного наследия.

Общественность возмутилась: процедуру снятия с охраны проводили, мол, втемную, оценивали иногородние специалисты, чья квалификация и непредвзятость вызывают сомнения. Протест, однако, невелик вышел: несильно там в грязи повозмущаешься.

Сносить стали в мае 2023 года. Тут уж общественность навалилась посерьезнее, и в июне прокуратура предписала остановить работы. Но в ноябре суд снова разрешил — валяйте, дескать, не наследие оно, можно.

А чуть дальше несчастное трехэтажное здание. Еще стоит. Таблички на нем не сыскать. Да что таблички, на нем и крыши нет. Навигатор скажет: «Улица Розы Люксембург, дом № 75, Свердловский областной противотуберкулезный диспансер». Он и правда здесь был до 2014 года, но с первого взгляда видно, что здание не им ценно.

«Дом и церковь Троицкая Общества старообрядцев (Австрийская церковь)», указано в реестре объектов культурного наследия. Точнее, было указано. Бывший храм из госреестра ОКН исключили вместе с усадьбой Беленкова.

С ним история еще запутаннее. В 2016 году бывший храм (но не землю!) передали белокриницкой общине. Но службы проводить не разрешили: раз прежде был тубдиспансер, значит, все заражено и опасно! Община пыталась служить снаружи, выходило неубедительно. В 2019 году в здании случился пожар, тогда-то оно и потеряло крышу.

С тех пор уже сами белокриницкие говорят о сносе как о чем-то желаемом. Расчет у них такой: мы-де разрешаем демонтаж бывшего храма, земля под ним уходит на нужды застройщику, а застройщик нам взамен ставит новый храм, но в другом месте. И вроде бы все выглядит логично, да за наследие опять обидно.

Храм Шредингера

А ведь история с новым храмом повторяется! Вспомним: неподалеку там раньше еще один руинированный храм стоял. То была деревянная церковь часовенного согласия, которая была заложена аж в 1792 году. Строили ее беглопоповцы как Покровскую, в 1812 переосвятили в Никольскую. В 1840 образовалось новое часовенное согласие и церковь перешла к нему. На заимке ее называли просто большая часовня.

А потом СССР, церкви повзрывали-позакрывали. И осталась Никольская единственным старообрядческим храмом на весь город. Вот и молились: в нижней части служили единоверцы, в верхней части у алтаря часовенные, в западной части второго этажа белокриницкие. Продержалась Никольская аж до марта 1941 года. Чудом не снесли. 

Когда «нерушимый союз» отбыл свое и церкви стали возвращать, отдали и Никольскую, но почему-то поморскому согласию. Однако жизнь не вернулась в часовню: уж очень ветхое здание. А то, самая старая церковь в городе! Восстановил бы кто… Никто. Так и стояла, пока «Чусовское озеро» не пришло.

А оно пришло и стало с поморцами разговоры вести, компромиссы искать. Поговаривали даже, будто собирались возвести полную копию, а старые бревна увезти на реставрацию. Но в итоге решили так: прежнюю деревянную часовню застройщик просто разбирает и в полтораста метрах — поближе к реке, чтобы не мешал девелоперским планам — ставит для поморцев новый современный храм.

Закладной камень будущего храма во имя Николы Чудотворца освятили 20 июня 2006 года. Ровно через два года разобрали старый деревянный остов. Разобрали, считай, за полдня. А новый храм все строили и строили. Долго. Кирпичный каркас доделали лишь в 2010. И снова молчок. 

Летом 2013 года староверы подали иск в Арбитражный суд области — «Чусовское озеро» никак не передает храм в собственность общины. Начались тяжбы: чьи средства, чья земля, кто кому должен… Года два процессы были громкими. Потом завяли. А часовня так и стоит ничейная: не пришла жизнь и в новый храм. 

Главная святыня старообрядцев

Ох уж эти старообрядческие храмы, вечно с ними непросто в Екатеринбурге. Заимка ведь большая была: левый берег, откуда мы начали, плюс заречные — кто на правом берегу Исети. И там, на правом берегу, стояла Спасская церковь. Строил купец Яков Филиппович Толстиков — заложил еще в 1805, но побоялся дедовскую веру выпячивать и освятил церковь как единоверческую. Закрыли ее в 1928, а снесли в 1930.

Самый известный казус — это нынешний Свято-Троицкий кафедральный собор на Куйбышева (Сибирском проспекте). Заложен он был не то в 1814, не то в 1818 году. Заложен на деньги купцов Рязановых, считай, главных воротил в городе. Купцы первой гильдии, а значит, могли вести заграничную торговлю, владеть морскими судами и свободно передвигаться по стране. Яким Меркурьевич Рязанов в те времена вообще городской голова. Но еще и старшина той самой Никольской церкви. Вот и Троицкая была заложена для беглопоповцев.

Строили тогда небыстро. Вдруг умирает император Александр, восстание декабристов, на трон восходит Николай. На брата совсем не похож: никакой веротерпимости. Ни достроить, ни освятить Троицкую церковь Рязановым не дают. Попустительские Александровские высочайшие правила «О попах и молитвенных домах» (1822) уже не работают: сначала в 1826 году Сенат запретил староверам новые часовни возводить, в 1827 ремонтировать старые запретил, с 1830 запретили вообще почти все. 

Лет пятнадцать Троицкая церковь стояла пустой. Наконец в 1838 году Яким Рязанов согласился отречься от древлеправославия. Тут и Троицкую церковь освятили, но уже как единоверческую. А в 1841 году вставшего на путь религиозного исправления стареющего купца в третий раз избрали городским головой. Церковь его прожила до 1930, а в 2000 году ее освятили заново.

Еще дальше была Купецкая слобода, считай, элитный район — сплошь староверы жили (сегодня это правый берег Исети южнее улицы Малышева). Там была малая часовня, Успенская, поставлена еще в 1780-х. Ее снесли в 1930, говорят, по доносу. Нынче там бизнес-центры. Ну, а что? Купцы да предприниматели.

Как возникло екатеринбургское купечество

Тарасовы, Рязановы, Расторгуевы, Казанцевы, Баландины, Беленковы, Астраханцевы, Козицины, Верходановы … много. Их имена сохранились на табличках особняков и усадеб по всему центру. Все это купцы, дворянства в Екатеринбурге, считай, не было. Но в город они пришли не сразу.

Почти все они с Шарташа, тогда это было как бы предместье Екатеринбурга. Старообрядческое поселение там с самого начала раскола, с середины XVII века, то есть лет на семьдесят старше города, так и кто кому пригород? Немного огородничали, все больше ремесленничали, ну и торговали.

Когда город расти стал, вышли на потенциальный рынок. Екатеринбуржцы было возмутились, стали принимать протекционистские меры против шарташцев, они, дескать, городских налогов не платят, а держат почти половину Гостиного двора, так что либо в город пусть переезжают, либо совсем не суются. Бодались долго, полвека. От имени шарташцев Тарасов аж на высочайшее имя прошение подавал, и в 1804 году Сенат встал на сторону староверов. И все же вышло так, что шарташские купцы переехали-таки в Екатеринбург.

— Долгое время открытой нишей оставалась переработка продукции сельского хозяйства: винокурение, мукомольное дело, глубокая переработка продуктов скотоводства — вот сюда эти купцы и направились.

Можно было закупать большое количество скота, в том числе из Средней Азии, пригонять сюда своим ходом. Поэтому многие здешние старообрядцы издавна занимались мясной торговлей — и городские, и с Шарташа. А раз мясо, то, значит, и кожевенное производство, салотопенные заводы, мыловарни. Это все так называемые смрадные заведения.  

Вот перекресток у Царского моста, ныне улицы Чапаева и Декабристов, там была целая группа таких заводов. Сначала бойня, потом либо мясное отделение, либо салотопенное, потом свечное производство, потом кожевенное. Это были настоящие комбинированные предприятия. Они, кстати, могли быть совсем небольшими, всего с 7–9 рабочими, но оборот и выручка уже были серьезными. Но когда в 1812 году государство разрешило частному капиталу заниматься золотом, очень многие старообрядцы пошли в эту отрасль.

Вообще почти вся промышленность в городе, та, что не относится к горнозаводскому ведению, создавалась руками старообрядцев. Губернские власти ведь заставляли шарташцев переселяться в город, раз те были наиболее капиталистые. Они и зашли, так екатеринбургское купечество и возникло, — рассказывает старший научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН Владимир Микитюк.

При Александре в Екатеринбурге купцов первой гильдии всего три фамилии: Рязановы, Тарасовы, Расторгуевы. Все придерживались древлеправославия. При Николае в 1833 году в Екатеринбурге посчитали: купеческий капитал 1–3 гильдий объявили 56 человек, 39 из них держались старой веры, в том числе все трое первогильдейцев. 

— С этим приходилось считаться. Куда деваться? — говорит Микитюк. — Наиболее крупные капиталы все равно у них. Поначалу почти все купечество — это старообрядцы. Но при разных императорах было, конечно, по-разному. Александр I благоволил. 

Когда на престол взошел Николай I, а он недолюбливал старообрядцев, пошла волна, мол, давайте-ка потихонечку их смещать в заводах, в городах. Но городским головой купец третьей гильдии стать не мог. Для этого нужно было быть из первой или второй гильдии, да еще и послужить на разных предыдущих должностях. А они здесь все старообрядцы.  

Даже представители православной церкви считались с этим. Нужно было поддерживать храмы, так купцы-староверы и на православное Верхотурье жертвовали. Например, Тит Поликарпович Зотов. Как страшно его гнобили, пока он был старообрядцем. Но он один из первых золотых королей России, плюс де факто управлял Кыштымским горным округом. Когда до дела доходило, к нему же и шли, денег на храмы он не жалел. А уж когда Зотов в единоверие перешел, так просто любимчиком сделался. Архиепископ Аркадий, который вел яростную борьбу против старообрядчества, ему медаль выхлопотал.

Компромиссы и репрессии: как старообрядцам приходилось отказываться от веры

— С другой стороны, чтобы попасть в государственные органы, нужно было идти на компромиссы, пусть даже и неискренне, но переходить в православие, — рассказывает Микитюк. — Вот был у нас такой старообрядческий род Козициных. Борис Михайлович Козицин очень хотел пойти по линии министерства юстиции. Поэтому он перед свадьбой из старообрядчества перешел сразу в православие, женился на православной купеческой дочери, окончил юридический факультет и потом славно служил прокурором.

В Каслях был род Беленковых (тот самый, чья усадьба на Розы Люксембург — прим. ред.). Поначалу они были крепостными, потом разбогатели, стали купцами. Михаила Григорьевича Беленкова называли щедродательным человеком, на нем держались все тамошние старообрядцы. А его сын Иван Михайлович сразу же в православие перепрыгнул. Возможно, потому что решил заняться винокуренным бизнесом.

Рязановы тоже пошли на компромисс. Хотя все вокруг понимали, что это лишь слегка перекрасившиеся старообрядцы «в маскхалате». Долго у них сохранялось очень сдержанное отношение к образованию — типично старообрядческая черта. Даже в 1860-е годы: среднее образование — еще куда ни шло, но ни одного Рязанова, кто бы получил высшее образование, просто нет, — заключает Микитюк.

Но далеко не все так просто переходили в православие. Лев Иванович Расторгуев умер в 1823 году, сыновей у него не было, его дела перешли зятю Петру Яковлевичу Харитонову. В 1826 году Харитонова избрали городским головой. Тоже пытались продавить, не соглашался. По судам стали таскать: было громкое дело о хищениях на золотых приисках. 

Поддержка старообрядцев и регулярные взятки в особо крупном размере — такие вот обвинения, и взяточничество считалось менее тяжким. Засудили, сослали, умер в 1838.

А вот Тарасовых пронять не смогли ни в 1830-х, ни в 1840-х. Видные золотопромышленники. Усадьба их на Городском пруду, у самой Плотинки. У них там был свой большой молельный дом устроен, в нем многие собирались. 

В 1853 по доносу у Тарасовых обыск провели, и в особняке была обнаружена моленная комната, устроенная наподобие часовни, уставленная различными образами древнейшей живописи. Вот так новость! Будто бы они скрывались. Уж скорее, наоборот: их ближайший сосед — сам начальник горного округа. 

Приговорили: «Савву и Ивана Тарасовых, как упорных, вредных и опасных сектантов, выдворить из Екатеринбурга в одну из отдаленных губерний». Братья вернулись в город в 1859, это уже при Александре Николаевиче. Быть «упорными сектантами» они не перестали, после обращения Рязановых, выходит, что главные старообрядцы на Урале.

— Как бы их ни гнобили, как бы их ни подталкивали, они как были старообрядцами, так старообрядцами и остались, дождались момента, когда гонения прекратились, — говорит Микитюк.

От коммуналки до резиденции губернатора: разные судьбы купеческих усадеб

Раз уж начали, давайте про недвижимость первогильдейцев договорим. В доме Тарасовых теперь резиденция губернатора. Есть в этом какая-то ирония будто бы. А интересно, что в той молельной комнате нынче? Поди разберись — усадьба аж двумя заборами обнесена.

Прежде вся набережная Городского пруда была Тарасовской. Чуть подальше — их золотосплавочная лаборатория. Вроде как сохранилась. ОКН регионального значения. Состояние удручающее. С начала 2000-х почти что креативный сквот — много творческих мастерских, арендованных на непрозрачных условиях. Внутреннее пространство было известно богемным горожанам как «Двор культуры и труда». В 2020 году квартал выкупила компания-застройщик «Брусника» — памятники, говорят, будут реконструировать, пристрои снесут, возведут гостиницу и жилье. 

Усадьбу Расторгуевых-Харитоновых на Вознесенской горке каждый знает — один из символов Екатеринбурга. Огромная. С роскошным парком. Она же Дворец пионеров, нынче детского и юношеского творчества. Федерального значения ОКН. А состояние все равно неудовлетворительное, хотя фасад подновленный. Своя молельная там, кстати, тоже была.

У Рязановых было две усадьбы на Сибирском проспекте (Куйбышева). У Якима была малая, просто дом, а напротив через проспект большая, ее построили Терентий Меркурьевич (брат Якима) и Аникий Терентьевич (племянник). Когда говорят «Рязановская усадьба», это про большую. Тоже ведь огромная, раньше еще и парк был, и пруд.

После Великой Отечественной улицу (тогда уже Куйбышева) реконструировали, меняли трамвайные пути — подняли, и большая усадьба как будто в землю вросла. Отдали под коммуналки, и до сих пор они там. Прискорбно выглядит. Здания уже еле стоят, рассыпаются, но люди как-то живут. Стыдно, ей-богу, просто стыдно! А ведь тоже ОКН федерального значения, все дела. 

Дому Якима повезло чуть больше, он на другой стороне улицы, его трамвайной насыпью не задавило. Тоже коммуналки сначала были, потом вроде Академии наук отдавали. Затем руинированным стоял долго… Но вот к 2010 вдруг реконструировали, и как-то тихо, без фанфар. «Библиотека Екатеринбургской духовной семинарии», сообщает нынешняя табличка. 

— С домом хитрость была, — поясняет Владимир Микитюк. — Вот, скажем, купец идет на завод покупать металл для перепродажи. Никаких наличных денег у купца нет, они появятся только после дальнейшей продажи партии, поэтому он берет товар под залог, и дом был одним из таких закладов. Поэтому чем богаче твой дом, тем больше товара под залог возьмешь. Да и в целом это был показатель кредитоспособности: чем больше дом, тем купец надежнее. Так что это не просто пыль в глаза, это был экономический инструмент.

Как исчезло купечество

К Первой мировой, рассказывает Микитюк, никого из тех больших фамилий в Екатеринбурге при делах не осталось. Иссякло золото: уже с конца 1850-х начались регулярные банкротства по отрасли. Хотя не только в золоте причина. Обычно купеческое дело крепко держалось пару поколений. Если три, очень хорошо. Четыре — большая редкость.  

Развилка там была такая. Если первичный потенциал иссякал, а внуки не могли найти новый выворот, то банкротились и уходили в мещане, исчезали из виду. А если предприятие оставалось на плаву, то потомки, как правило, теряли интерес к бизнесу: кто в юристы уходил, а кто и в живописцы. Но чаще просто становились бесшабашными рантье. С Урала, разумеется, уезжали, а здесь либо управляющих ставили, либо вовсе продавали активы и вкладывались в ценные бумаги. Капитал мельчал, размывался. 

Гражданская война купеческую историю завершила.

 — В 1918 году уже были репрессии. 1919 год — наступление Красной армии. Часть купцов, кто побогаче, ушли с колчаковцами в Сибирь. Думали, что ненадолго, что скоро красных вышибут. Не получилось. Кто-то осел в Сибири и на Дальнем Востоке. Некоторые затем эмигрировали в Харбин. Если и возвращались, то уже после 1945 года. Были и те, кто пошел за революцию. Иван Петрович Тарасов — ярко выраженный эсер. Хотя под конец 1918 года он вроде как опомнился. Борис Алексеевич Железнов тоже играл в революцию, кстати, к тому моменту он был православным. Но таких все же меньшинство, — говорит Владимир Микитюк.

А было и так, рассказывает историк: кого-то новая власть насильно возвращала из Сибири в Свердловск. Их ставили директорами, заставляли поднимать разрушенное производство. Иногда советская власть даже возвращала им дома. В «Уральском рабочем» по этому поводу печатали скандальные статьи: возмущался какой-нибудь красный партизан, что он-де за Советскую власть столько раз жизнью рисковал, и вот его переселяют, чтобы в город смог приехать какой-то там буржуй!

Однако судьба таких директоров была трагична, долго они не удерживались. Поэтому кто из больших фамилий еще оставался в России, старались затеряться, рассеивались по всей стране. Ну, а потом началась совсем другая экономика.

С тех пор и дома старообрядцев уже никакой не экономический инструмент. В XX веке какие-то из них пытались пристроить под новое народное хозяйство, под коммунальное жилье, скажем. Иные — в представительских целях. Однако нынче почти все они лишь досадное обременение весьма ценного земельного ресурса.

Но жизнь не должна ограничиваться исключительно экономикой, не так ли? Вот те же купцы — как крепко они держались за свою веру, за связи с Шарташским поселением! Не все, конечно, но многие. Не из-за выгоды, разумеется, держались. Но почему? А нипочему. Просто не могли иначе, и все тут.

А за их наследие сегодня держится ли кто? Не видать таких. Значит, можем. Значит, ограничивается.

Поделись публикацией: