«Если ты не человек, а кусок говна, то насколько твое творчество вообще имеет смысл?»

Работы художницы Риты Хаак мы часто можем встретить на улицах Екатеринбурга. Это жизнеутверждающие птицы, трогательные стеклянные слезы, диковинные цветы и лианы, плитки с важными словами, а иногда проекты на важные социальные темы. Ни одна из работ художницы не оставляет зрителей равнодушными, а их посыл всегда трогает за душу. О чем свидетельствует и живая реакция людей, и многочисленные фотографии с работами Риты в соцсетях.

Сама же она, неравнодушная к проблемам города екатеринбурженка, старается его украшать, в ответ на хамство терпеливо разговаривать с горожанами. Когда ей пришлось столкнуться с насилием со стороны другого художника, она стойко и смело высказывалась на эту тему, вступала в дискуссии, хотя переживала сильнейший стресс, который не прошел бесследно.

Журналист It’s My City поговорил с Ритой Хаак о нетипичных для художницы работах, агрессии зрителей, «культуре отмены» в России и активизме. 

«Сейчас очень тяжело остаться в стороне»

— Рита, ты известна в творческой среде благодаря своим ярким и жизнерадостным работам — керамическим глазам, фантастическим существам и птицам. Но в прошлом году ты сделала довольно трагичную работу для фестиваля «Карт-бланш», которая, к сожалению, долго не продержалась. После этого были мысли сделать что-то подобное? 

— В тот год началась «СВО», а летом у меня случилась личная трагедия и накопился настолько большой ком переживаний, что молчать уже было невозможно. Я участвовала в партизанском фестивале уличного искусства «Карт-Бланш», и у меня появился еще один повод сделать нехарактерную для меня острую работу. И все мои сложные эмоции нашли выход в проекте «24×2». Позже ее уничтожили, но я рада, что высказалась, выплеснула свои чувства. Все, дальше в этой работе для меня нет смысла. Да, отклик от работы остался, но сама она перестала существовать, и это хорошо. 

— По твоему мнению, искусство и активизм — сочетаемые вещи? Или нужно творить «чистое» искусство без социального подтекста?

— Конечно сочетаемые. Можно сочетать все, что угодно, нет рамок, что нужно, а что нет. Мне больше нравится создавать что-то не привязанное к событиям и локациям. 

Но, как показала практика, сейчас очень тяжело остаться в стороне. Мне редко хочется высказываться, но если заниматься активизмом, то максимально мягко.

У меня сейчас есть проект со словами. Это понятия, которые должны знать и дети, и взрослые, это важные ценности — свобода, самовыражение, альтруизм, человечность. Это очень значимый проект, который родился в прошлом году, дополнив проект «Слова имеют значение» про то, с чем сталкиваются ЛГБТ-персоны. Работы были разрушены из-за активности людей и хрупкости материала. Поэтому я решила его возобновить, но другим способом. Он выделяется на фоне других моих проектов.

Больше всего я люблю яркие полотна, своих персонажей, потому что это в любое время, в темные или в светлые моменты, они поддерживают меня и других людей своей жизнерадостностью, и мне это ценно.

— Сталкивалась ли ты с агрессией на улице, когда устанавливала свои работы или рисовала?

— Недавно я устанавливала работу со словом «альтруизм» на одном из зданий на улице Горького. Подъехал недовольный человек, сказал, что он хозяин. Хозяин чего, я так и не поняла. Его интересовало, что я там делаю. Я мягко объясняю, что плиточку клею. Мужчина решил поинтересоваться, а знаю ли я вообще, что значит слово «альтруизм». 

— Конечно знаю.

И он выдал удивительную фразу: 

— И как это тебе в жизни помогло?!

На что он сказал, что сейчас это все уберут. Я села напротив и сняла весь процесс. Отправляя своего человека на демонтаж, хозяин кричал: 

— Лучше бы полы помыли!!!

Где и кому бы стало лучше, знает только он…

Еще один случай был во время нефестиваля «Штабель» (проводился в Екатеринбурге один раз в 2021 году — прим. ред.). Конфликт случился с подвыпившей дамой. Ей нужно было общаться и задавать миллион вопросов, стоя у меня за спиной. А я очень устала и замерзла. Поэтому предложила оставить меня в покое, чем вызвала ее неодобрение.

Обычно я вступаю в диалог, общаюсь доброжелательно, рассказываю о работе. Так что такие ситуации редкость.

«Черно-белый период был окончен, и я дальше пошла своим путем»

— Есть ли у тебя планы создавать активистские работы и дальше?

— Есть несколько идей для акций, но пока это только идеи, и вряд ли я их когда-нибудь воплощу, потому что не получаю от этих работ удовольствия. И работа с птицами «24×2», и «Навсегда» (работа Гали Беловой и Риты Хаак о ВИЧ для паблик-арт-фестиваля «ЧО» — прим. ред.) — все это у меня вызывает сложные чувства. Но я рада, что эти проекты многих поддержали, мы получили отклик.

— Какая работа для тебя на данный момент самая важная? 

—  Работа с птицами на здании кофейни Muru. Предыдущие птицы для работы «24×2» были для меня болезненными, ведь сам факт того, что происходит, кажется чем-то за гранью. После этой работы мне нужно было реабилитироваться, снова впустить свет в свою жизнь, поэтому я сделала двенадцать новых птиц. 

12 — сакральное число про цикличность, целостность, порядок, совершенство. И эти птицы цветные, расположены в круге. В них есть жизнь и движение, цвет и мягкость форм. Каждая уникальна, я каждую лепила руками и делала уникальную окраску. Мне стало хорошо, когда я ее сделала. Черно-белый период был окончен, и я дальше пошла своим путем.

«Могу просто идти и дополнять город, делать красиво и общаться с прохожими»

— Твои работы больше встречаешь на улицах, чем в музеях. Ты не стремишься присоединиться к институциям и выставляться там? Тебе ближе улица и андеграунд? 

— Я выставляюсь в галереях, но в этом году осознала, что стала в такой же степени и уличной художницей. Я начала потихоньку создавать один или два проекта в год. Теперь чувствую внутри свободу, есть множество идей. Я просто могу идти и дополнять город, делать красиво и общаться с прохожими.

— А чем тебя смущают фестивали? 

— Мне очень нравится свобода, когда я делаю то, что хочу. Я могу переделывать свои работы, импровизировать на этапе создания и монтажа, нет каких-то утвержденных эскизов, временных рамок, я сама их задаю. И трачу на это свои деньги, мне не нужно отчитываться или оправдывать ожидания.

Да, в рамках фестиваля я могу сделать большую работу, мне дадут на нее материалы. Но тогда я задаю себе вопрос: а справлюсь ли я, не выгорю ли, нужно ли оно мне. То же самое можно сказать про выставки: мне легче сделать ее самой, а потом предложить галерее. 

— Пока ты не рисуешь на улице, занимаешься керамикой? 

— Да, пока не рисую, потому что взяла заказ и выпала на два месяца. Теперь я, наконец, возвращаюсь в свое творчество, меня уже ждет двухметровый холст. А на улице займусь бумажными работами. Хочу делать рыб, птиц, лианы, разных существ — все, что я люблю. Сейчас я работаю над выставкой про существ, продолжаю рисовать и расширять созданную мной вселенную. 

«Мы выросли в гомофобной среде»

— Изменилась ли твоя жизнь после принятия закона о запрете пропаганды ЛГБТ? Стала ли ты меньше рассказывать о своих отношениях в соцсетях?

— Моя — нет. Свои отношения не скрываю, говорю о них открыто в соцсетях и личном общении, когда задают такой вопрос. Поддерживаю проект «Справимся вместе», который, несмотря ни на что, помогает ЛГБТ-персонам и очень помог мне. 

— Как ты думаешь, несмотря на гомофобные законы, общество стало лояльнее относиться к ЛГБТ-персонам? Или же люди уходят в ненависть вместе с «верхушкой» власти? 

— Я не настолько круто разбираюсь в этой теме, чтобы ответить на этот вопрос. У меня такой опыт: когда случилось нападение на меня, я стала писать о нем в соцсетях, мне в Instagram* никто не писал, мол, «не показывайте свою ориентацию и прячьтесь дома», «вы заслуживаете смерти» или «горите в аду». Ничего подобного не было со стороны людей. Более того, было очень много поддержки, сочувствия и предложений помощи. 

Как-то я спросила мнение Аллы Чикинды, активистки, соосновательницы проекта «Справимся вместе», чтобы взглянуть на эту тему шире. Она считает, что благодаря этим законам определенная прослойка общества стала лучше относиться к ЛГБТ. По словам Аллы и ее коллег-активистов, те, кто раньше были нейтральны, сейчас стали поддерживать. А те, кто были негативно настроены, не изменили свои взгляды, но таких людей больше не стало.

«В России культура отмены не работает»

— В прошлом году на вас с Галиной (партнерка Риты — ред.) напал ее бывший муж Александр Белов, тоже художник и режиссер. Тогда вам удалось довести дело до суда. Как долго он еще беспокоил вас? 

— Он продолжает угрожать. В любой непонятной ситуации он не отказывает себе писать СМС с угрозами, что он кого-нибудь из нас убьет или побьет.

— Как вы сейчас смотрите на эту ситуацию? Что она вам дала в плане опыта? 

— Этот случай меня травмировал. Раньше такого со мной никогда не происходило, а теперь я испытала чувство, что еще немного и тебя убьют, когда тебе наносят увечья, чуть без глаз оставляют. 

Жизнь как будто разделилась на «до» и «после». Я думаю, это могут понять только жертвы насилия, потому что люди, которые никогда не были в такой ситуации, не представляют, что это за чувство. И теперь с ним приходится жить.

— Ты после суда пересекалась с Александром в реальной жизни? 

— Да, иногда пересекаемся на выставках. Он ничего не говорил мне, но видно, что он не чувствует себя виноватым, не думает, что он сделал что-то плохое.

—  Как ты думаешь, нужно ли «отменять» художника, музыканта или любого другого видного человека, если он совершил такой поступок? Нужно отделять его творчество и его личность, деяния? 

— Я много думала об этом и понимаю, что знаменитых людей с неприемлемым поведением, которые жили раньше, трогать уже бесполезно и бесполезно обесценивать их творчество. А вот в отношении наших современников мы, общество, уже имеем право решать, как к ним относиться.

В первую очередь мы люди. И если ты не человек, а кусок говна, то насколько твое творчество вообще имеет смысл? Что стоит твой вклад в развитие искусства, если человеческие ценности для тебя — пустой звук?

— А в России возможно «отменить» деятеля культуры? 

— В России культура отмены (общественное явление в западных странах, когда со знаменитостью перестают сотрудничать из-за какого-либо совершенного ей аморального поступка — прим. ред.) не работает. В прошлом году, после того, как со мной все это произошло, был паблик-ток, мы обсуждали, что делать с насильниками, если они одновременно являются творцами. И от представителей институций звучало такое мнение: «У нас нет оснований отказывать в сотрудничестве, это личное дело человека, не надо выносить сор из избы». Не жили хорошо? Нечего и начинать.

А что, если этот же человек пойдет убивать людей на улице? Как мы будем относиться к его творчеству? Он пойдет насиловать, а мы будем хвалить его произведения? Просто многим кажется мелочью: ну, жену побил. А если мы доведем эту ситуацию до пика, например, человек будет что-то делать противоправное с детьми, то реакция будет совсем другой. 

Проблема еще в том, что любые поступки забываются. Даже если сейчас человека «отменяют», то пройдет год или два, и все забудут. Еще у нас очень развито кумовство, на проекты зовут своих друзей, знакомых. Мало того, что из-за этого нет прилива молодой крови, так еще у плохих людей есть возможность оставаться в творческой среде и продолжать работать.

Поделись публикацией: