«Все зависит от уровня компромисса. Если будет цензура, я не буду работать»

Уральское кино переживает свою эпоху возрождения, и одним из его двигателей стал режиссер, глава кинокомпании «29 февраля» Алексей Федорченко. В своих фильмах он часто обращается к мифологии малых народов, авангарду и биографиям неоднозначных личностей. Почти все его картины ездят по международным фестивалям и находят любовь российского и иностранного зрителя, хотя и не выходят в широкий прокат. Сейчас, когда после начала «спецоперации» все сферы культуры переживают тяжелый кризис, а участвовать в престижных европейских кинофестивалях невозможно, Федорченко не перестает творить. И делать уральское кино снова великим.

Корреспондент It’s My City Мария Рубинина встретилась с режиссером и поговорила о съемках в Колумбии, его театральном дебюте, давней мечте о кукольном театре, цензуре и съемках в Украине, сорванных из-за начавшейся войны.

«Для нас это был удар, я полгода не мог придумать, как переделать сценарий»

— В 2022 году, до того, как началась «СВО», вы собирались снимать фильм в Харькове и его окрестностях. Про что планировалось кино и выйдет ли оно? 

— Кино называется «Колбаса Митрофана Аксенова». Это фильм о великом русском философе Митрофане Аксенове, о котором никто ничего не знает. Он за 10 лет до Эйнштейна предвосхитил теорию относительности, выпустил пять книг о времени, о четвертом измерении, до него никто не мог это сформулировать.

Поскольку я занимаюсь книгами, на одном из аукционов увидел книгу Митрофана Аксенова, которая называется «Нет смерти». У меня глаз уже наметанный, заинтересовался, стал искать о нем информацию и понял, что о нем ничего неизвестно. Где и когда родился, где работал, где умер… Остались только его книги. Он также переводил немецкого мистика и философа Дюпрека, написал учебник по геометрии, тоже этим прославился. Не раз слышал, что он крутой, но никто больше о нем ничего не знает.

Я нашел всего трех специалистов в России и одного в Азербайджане, кто занимается Аксеновым. Меня его загадочность задела, поэтому я решил собрать его биографию. Мы занимались полтора года работой с российскими и украинскими архивами. В итоге мы смогли узнать о нем все — где родился, где жил, примерно как он умер, провели большую научную работу.

В апреле прошлого года мы должны были ехать в экспедицию по Украине, по местам, где он жил: Харьков, Житомир и маленькие городки вокруг Житомира. Конечно, мы не поехали. Пришлось переделывать сценарий, а два месяца назад мы закончили съемки.

— Отмена поездки в Украину сильно сказалась на содержании фильма? 

— Удалось [выкрутиться]. С одной стороны, для нас это был удар, и я примерно полгода не мог придумать, как переделать сценарий. Но потом получилось даже лучше, чем планировали. Когда выйдет фильм, все увидите.

— А когда мы его сможем увидеть? 

— Премьера будет в Питере в сентябре. 

— Кстати, сюжет вашего фильма «Война Анны» разворачивается в Украине. Понятно, что он вышел очень задолго до начала «СВО». А сейчас, спустя почти полтора года после ее начала, у аудитории и у вас поменялось отношение к картине? 

— Ко всему, конечно, поменялось отношение. Везде, где есть слово Украина, все смотрится под другим углом. Но для меня нет. Я наполовину украинец — у меня папа украинец. И я снимал фильм по воспоминаниям детства, представлял этот мир, ведь тогда после войны прошло всего 20 лет. Я застал тех людей, застал ту архитектуру. Для меня было важно, что действие происходит там, где родился мой папа. Поэтому для меня значимо, что это украинский проект, я давно хотел его сделать.

«Зрители в Сан-Франциско знают наш авангард на тысячу процентов лучше, чем мы»

— До всей ситуации ваши фильмы охотно смотрели за границей. Насколько реально сейчас увезти российский фильм на европейский кинофестиваль? 

— На европейский — нет. Меня приглашали показывать новый фильм «Большие змеи» в Каннах, а 28 февраля 2022 года в Софии я был в жюри. Буквально за два дня до начала фестиваля, 26 февраля, мне пришло письмо, мол, извините, мы подключаемся к бойкоту и подождем лучших времен.

Так что Европа — нет, а вот остальной мир — да. Азия — хорошо, Южная Америка, и даже Северная Америка показывает. У меня будет ретроспектива в Колумбийском университете: там смотрят и преподают мои фильмы, особенно «Первые на Луне». Два года не могу выехать, сначала из-за ковида, а потом из-за войны. Но все-таки когда-нибудь поеду, планирую показать десять фильмов.

— Тем не менее вы успели поездить со своими картинами по загранице. Это тоже были какие-то фестивальные мероприятия, показы на отдельных площадках или широкий прокат? 

— По-разному. Например, у «Овсянок» был мировой прокат, их показывали в Италии, во Франции, в Америке. В Италии мы объездили с фильмом городов пятнадцать.

Есть такие площадки, города, где живет мой зритель, мне это очень нравится. Он чувствует и знает, что и как я снимаю. Допустим, в Сан-Франциско была целая дискуссия об «Ангелах революции», зрители знают наш авангард на тысячу процентов лучше, чем мы. Они видят какие-то вещи и могут об этом говорить. 

Мой зритель есть в Варшаве, в Сан-Франциско, в Нью-Йорке, в Риме меня тоже хорошо принимали. Во Франции всегда по-разному: иногда совсем ничего не понимают, а иногда все идет хорошо. Но все-таки лучшие показы у меня были в Варшаве. Они чувствуют все интонации.

— А в России как? В Москве хорошо принимают?

— Москва нас традиционно любит. Очень хороший зритель в Новосибирске. Где занимаются таким кино, как я, там и хорошо. Например, в Новосибирске есть кинотеатр «Победа», который занимается арт-сектором, там и зритель соответствующий приходит. Академгородок — тоже волшебный зритель. Научная интеллигенция, видимо, тоже мой зритель в России. В Екатеринбурге мои фильмы показывают в Ельцин Центре, иногда в «Доме кино», если Союз кинематографистов.

— Но ваши фильмы редко массово показывают в кинотеатрах, в чем причина? На каком моменте тормозится выход в широкий прокат? 

— Отношения с прокатчиками для меня загадка. Раньше я старался выйти в прокат, переживал, а сейчас уже вообще не думаю об этом. Прокат — это отдельная профессия, этим надо серьезно заниматься, а мне интереснее создавать. Почему не хотят прокатывать мои картины, даже не знаю. Даже у фильма «Война Анны», у которого была огромная реклама и большой зрительский интерес, был безобразный прокат, прокатчик его завалил.

Возможно, у нас просто не умеют это делать. Наверное, удобнее работать по лекалам: брать американский или наш фильм, сделанный под американский, и можно одинаково прокатывать. А если надо проявлять какой-то креатив, то здесь все ломается, отказываются.

— Фильмы окупаются без проката? 

— Я же не за свои деньги снимаю. Снимаю либо за деньги государства, либо за счет меценатов, которые не требуют возврата. Встречаются такие люди еще.

«Мечта о кукольном театре всегда остается»

— Помимо съемок кино вы за год также поставили два спектакля в екатеринбургском Центре современной драматургии. Как началось ваше увлечение театром? 

— Театр — это детская мечта. Мне хотелось иметь свой кукольный театр. Лет пять назад я подумал, что надо осуществить это дело и стал писать театральные пьесы. Мы с моим соавтором Лидой Канашовой написали четыре или пять пьес для большого кукольного театра. Одну даже Табаков хотел ставить, он приглашал меня открыть новую площадку в «Табакерке». Но не сложилось.

Когда меня позвал Антон Бутаков что-нибудь поставить, я взял «Вторую бар-мицву», одну из ранее написанных пьес, спектакль называется «Как я обманул всех и бога». Он тоже изначально подразумевался как кукольный спектакль. «Бар-мицва» очень хорошо идет уже полтора года.

Во второй раз Антон позвал поставить спектакль про Довлатова, потому что он внешне похож на писателя. До этого у меня не было таких идей. И вот мы перечитали всего Довлатова, я пересмотрел все, что ставится у нас в стране про него. В основном все одно и то же. Мы решили сами написать пьесу, нашли эту историю о множестве вариантов его знакомства с женой.

Но мечта о кукольном театре всегда остается. Хочу когда-нибудь сделать кукольный спектакль.

— Как вы думаете, Антон Бутаков справился с этой ролью? 

— Он растет с каждым спектаклем, расслабляется. Появился новый Довлатов: он не такой традиционный. Вот все говорят: где харизма, где харизма?.. А мне как раз очень нравится, что получился мягкий увалень, закомплексованный, мне кажется, мы нащупали что-то настоящее в Довлатове, не заштампованное.

Кстати, Антон планирует снять полный метр по пьесе Ярославы Пулинович «Бесконечный апрель» (спектакль по ней тоже идет в ЦСД — прим. ред.). Сама Ярослава тоже скоро дебютирует в кино. Оба фильма будет снимать «29 февраля».

«Сито для плохих сценариев должно работать» 

— Вас недавно исключили из экспертного совета Минкульта, участники которого отбирают работы на получение государственных субсидий. Для вас это решение было ожидаемо? 

— В совете были те, кто по должности является участником совета, и приглашенные люди, взаимозаменяемые, их меняли каждый год или два. Сказать, что это было ожидаемо — нет, так как это не то, чего стоит ожидать.

Это нормальная, обычная, неоплачиваемая работа. Это труд, поскольку нужно прочитать сорок сценариев и дать им оценку. Чаще всего плохих сценариев, из сорока, дай бог, два будут хорошими. Я лет пятнадцать в этом совете, раза четыре меня убирали и через год опять приглашали.

— А зачем вам эта дополнительная работа? Ищете новых талантливых авторов? 

— Нет, просто общественная нагрузка. Я считаю, что это нужно, что какое-то сито для плохих сценариев должно работать.  

— Ваши фильмы поддерживали и поддерживают государственные структуры — Минкульт, губернатор Свердловской области. Насколько они сейчас вмешиваются в производство фильма? 

— Никогда такого не было.

— А если такое начнется, то где будет проходить та граница, в каком случае вы пойдете на компромисс, а в каком нет? 

— Я с удовольствием слушаю советы, но всегда поступаю по-своему. С «Овсянками» был конфликт, если можно так сказать, когда мы монтажные варианты в течение года тасовали — продюсерский и мой. Но там и деньги на 100% были продюсера, и я считал, что он имеет право на вмешательство. Нашли достаточно хороший компромисс.

Все зависит от уровня компромисса. Если будет здравое предложение, то я могу его рассмотреть, если это будет цензурой, то я не буду работать.

— А какие предложения для вас будут здравыми, а какие нет? 

— Если предложат какой-то неожиданный драматургический поворот, о котором я не задумывался, то я рассмотрю эту идею и, возможно, использую ее. Я считаю, что кино — это коллективное действо, и я обожаю людей, которые придумывают сцены, кадры. Я восхищаюсь ими. Бывает, от какой-то маленькой детали или предмета все может поменяться. Так что я достаточно податливый, но жесткий.

«Не представляю, как можно с нуля начинать в той же Москве или в Нью-Йорке»

— Вы несколько лет входите в Совет неравнодушных горожан при администрации Екатеринбурга. Как вы думаете, его работа полезна для города, в совете есть смысл? 

— Я последние раза три или четыре не был на заседаниях, не совпадало. А так это очень интересный совет, там действительно неравнодушные люди сидят, которые говорят о том, что у них болит, предлагают что-то, спорят, а мэр рассказывает, почему это можно, а что-то нельзя. Мне кажется, это полезный орган, хотя и неофициальный.

— Когда вы высказывались, вы чувствовали, что к вам прислушиваются? 

— Я пока не высказывался, только слушал, обсуждали чужие вопросы. Меня просят сделать доклад по кино, но, видимо, буду делать после празднования 300-летия Екатеринбурга.

— Какие проблемы в городе вас волнуют? Что можно было бы исправить, на что повлиять? 

— Мне очень нравится Екатеринбург, я не собираюсь никуда уезжать. Просто мне удалось создать для себя мир, он достаточно замкнутый. Я не хожу ни на какие мероприятия, тусовки, у меня есть комфортный дом с замечательной семьей, с интересным хобби, которому я посвящаю большую часть своего времени, у меня есть работа недалеко от дома с прекрасным коллективом, замечательные друзья. Я не представляю, как можно с нуля начинать в той же Москве или, скажем, в Нью-Йорке, мне это непонятно, я могу сделать это в крайнем случае.

— А что-то все-таки можно исправить в Екатеринбурге? 

— Можно все исправить, что болит.

— А что болит? 

— Не знаю. Что-то, может быть, болит. Но меня в моем мире все устраивает.

— Недавно администрация Екатеринбурга привлекла вас к еще одному проекту — съемкам для билбордов к празднованию 300-летия Екатеринбурга. После этого вас «атаковал» телеграм-канал сторонников Владимира Соловьева якобы за антивоенную позицию. Как вы отнеслись к этим нападкам? 

— Я об этом узнал только вчера вечером. Никто по этому поводу мне не писал. К этому никак не отношусь, отвечать им не собираюсь. Они ведь для этого и пишут такое, чтобы им отвечали.

— Стоит ли актерам и другим творческим людям высказываться по поводу текущих событий, по поводу войны в Украине? 

— Это личное дело каждого.

— Как тогда вы относитесь к тому, что после высказывания своей позиции их «отменяют», как минимум не зовут работать? 

— Это плохо, это ужасно. Это говорит не о них, а о стране.

— Сталкивались ли вы лично со списками актеров, которых якобы нельзя снимать в кино? 

— Наверняка они есть, но я не сталкивался. Я думаю, в первую очередь такое есть на ТВ, где много зрителей. Но кто мне что скажет? 

«Мои фильмы — новое слово в киноязыке»

— Давайте поговорим о новых фильмах. Недавно у вас проходили съемки в Колумбии…

— … Рабочее название фильма, который я снимал — «Енотовые горы». Возможно, затем он будет называться «Новый Берлин». Сценарий был написан давно, еще в 2007 году, с тех пор я много раз пытался его реализовать, но не получалось. Сценарий странный сам по себе, половина на немецком, половина на испанском. Неделю назад мы закончили съемки. В Колумбии мы снимали половину фильма, за месяц мы сняли примерно час хронометража.

Мы снимали в Медельине и Картахене (крупные города в Колумбии — прим. ред.). Медельин — тревожный город, опасный, там до сих пор есть картели (наркотические — прим. ред.). Это видно по кварталам, в которые лучше не заходить — опасно. А Картахен — город на берегу Карибского моря, достаточно приветливый.

— Все актеры были из России? Насколько я знаю, с вами ездил Сергей Колесов (актер «Коляда-театра» и ЦСД — прим. ред.).

— Ездили Сергей Колесов и Даша Коныжева — московская актриса из Театра Фоменко. Все остальные местные. У нас была там кинокомпания, с которой мы сотрудничали, она предоставила нам всех членов группы, которых мы не взяли с собой: грим, художника, костюм, администрацию. Они организовывали съемки, довольно комфортно поработали.

— Когда планируется выход фильма? 

— В конце года закончим монтаж, а когда выйдет, пока не знаю. Сначала будем возить на фестивали, а прокат вообще пока не знаю, будет или нет. Сейчас сложно с прокатом.

— Что происходит с вашими недавно вышедшими фильмами «Монета страны Малави» и «Большие змеи Улли-Кале»? Они сейчас ездят по фестивалям? 

— «Большие змеи» через месяц будут на кинофестивале «Золотой абрикос» в Ереване. Мне нравятся эти фильмы — «Большие змеи», «Последняя «Милая Болгария» и «Енотовый город». Они ломают драматургические схемы.

Сейчас во всем мире сценарный кризис, но все всё равно делают по одной голливудской схеме. И никто не пытается что-то изменить, единицы работают по-новому с киноязыком, и я так люблю этих режиссеров, которые предпринимают такие попытки. Они не делают реверансов перед зрителями, а пытаются найти что-то новое.

Мы тоже стараемся найти новое. И эти мои фильмы — новое слово в киноязыке. «Большие змеи» и «Енотовый город» — это абсолютно новое слово в мире, по таким схемам, как у них, никто не снимал. Или я просто такого не встречал. И это кайфово — быть первопроходцем, а как это смотрят, мне уже не очень интересно.

— А в чем особенность драматургии этих фильмов? 

— А вот увидите и поймете. 

Поделись публикацией: