Ольга — школьная учительница из украинского Днепра. На днях в ее городе в многоэтажный дом попала российская ракета, произошел мощный взрыв, который унес десятки жизней людей. Женщине повезло — она и ее семья живут в другом районе, но и они пережили смертельный ужас и страх. В таком состоянии ее близкие живут все последние 11 месяцев, за время войны ее семье приходилось 13 раз менять дом. Мы поговорили с Ольгой о том, как ей удалось адаптироваться к жизни в городе и стране, охваченной ужасом военных действий, и почему, несмотря на это, она не испытывает агрессии к обычным россиянам.
По последним данным, от попадания российской ракеты Х-22 с боевой частью весом около тонны в жилой дом в Днепре погибли 46 человек, в том числе шесть детей, больше 70 пострадали. В российском Минобороны подтвердили, что нанесли массированный удар по Украине, но утверждают, что ракеты поразили только систему военного управления страны и связанные с ней объекты энергетики.
«Мы уже знаем, что если ракета летит в наш дом, то мы ее не услышим»
— Днепр — вытянутый вдоль реки город, его условно можно разделить на левый и правый берега. Я живу на левом, в частном секторе. Наш берег расположен на одной гранитной плите с правым и чуть ниже него. Рельеф здесь не предполагает барьера, который бы смягчал удары и звуки. Когда что-то случается на правом берегу, кажется, будто это происходит рядом.
Когда 14 января произошел взрыв, мы тут же ощутили сильную вибрацию, которую дает взрывная волна. По ощущениям это похоже на то, будто ты на аттракционе резко спускаешься с горы, тут же реагируют сердце и нервная система. Ты сразу понимаешь, что это не ПВО, а именно взрывная волна.
Вообще с начала войны я стала подробно изучать, чем ракетные удары отличаются друг от друга, как отличать взрывы, разбираться в волнах. Мы уже знаем, что если ракета летит в наш дом, то мы ее не услышим, потому что она не создает свист.
Но когда ощущаешь взрывную волну, чувствуешь дикий ужас и животный страх, все происходит резко и ты никогда не бываешь к этому готов. В Днепре регулярно работают сирены, это длится по несколько часов. В такие моменты стараешься не мыться, не ходить в туалет, быть одетым. Но если случается взрыв, ты не понимаешь, что с тобой будет, сколько ты пробудешь на улице, что будет с ребенком, где лежит аптечка и так далее.
В разборе завалов разрушенного взрывом дома участвовала моя бывшая ученица. Она эмоциональная девочка, мы общаемся с ней очень часто. В день взрыва она написала мне вечером только одно сообщение: «Я там была, там ужас, везде отдельные части тела, руки и ноги лежат…»
Взрыв произошел через дорогу от дома моей подруги. Они с мужем до сих пор находятся в состоянии шока. Но пытаются отрефлексировать это через свои посты в соцсетях. (Далее представлен их перевод с украинского — прим. ред.).
Дрожь рук, истерика близких, беспомощность, тупик, столбы дыма и пыли, заваленные плиты, крики людей, служебный транспорт, который достает из-под завалов раненых и умерших людей, слезы… Слезы… Слезы, ненависть, проклятия, горе… И все это заправлено соусом внутренней горькой пустоты. Сейчас ты живешь, а дальше не знаешь, что с тобой может случиться и откуда ждать подачу следующей порции этой гадости и не окажется ли она ядовитой для тебя, твоих родных или близких».
У всех молчаливый траур. Потому что уже много пережили трагедий, у каждого свой болезненный опыт, все просто делятся тем, что им тяжело. Все солидарны друг с другом. Но сил на обсуждения уже нет. Все беды объединяют нас, у нас много приложений и чатов с поддержкой, если что-то случается, тут же все пишут, передают информацию. Мама одного ученика сразу написала, что готова принять пострадавших в свой шелтер.
«От здания, где работала моя мама, ничего не осталось»
— В начале войны у нас постоянно были такие происшествия. Например, от здания, где работала моя мама, ничего не осталось. Ей с коллегами повезло, они в момент взрыва были не на работе. Таких инцидентов у нас было штук 7–10. Летом и осенью казалось, что наступило затишье. Только слышны были сирены. Они звучат часто и неожиданно.
Иногда ты можешь расслабиться, забыться, и вдруг сирены срабатывают. А еще они по-разному звучат в разных районах, если в твоем — это очень громкие звуки, тебя всю колотит, все время находишься в тревоге.
Первое время мы с ребенком учились быстро надевать велосипедные шлемы, закрывать уши и голову и ложиться на кровать. После временного затишья казалось, что в ПВО уже нет ничего страшного, вибрацию не чувствуешь — значит взрыва нет. Но надо понимать, что иногда сирена может сигнализировать о том, что на крышу твоего дома летят обломки. Так что сильно расслабиться все равно не получается, мы стали очень чувствительны к звукам. Доходило вплоть до того, что в школе ремонтировали крышу, мы услышали звуки приборов, тут же схватили вещи и побежали в подвал.
«Готовы рыть окопы»
— Мы обезопасили свой дом. Сделали колонку с водой. У нас нет подвала или убежища, но есть сарай, в нем лежит весь инвентарь. Так что в случае чего мы готовы рыть окопы. Но нам не хочется этого делать. Как я уже говорила, мы живем рядом с береговой линией, и если их нужно будет выкапывать, то придется сидеть на уровне полутора метров в воде. Другого выхода нет.
Однажды к нам приезжали родственники из Мариуполя. Они рассказали, что во время взрывов в доме летают мелкие частицы. Поэтому в чатах друг другу люди советуют убирать статуэтки, рамки, градусники, флаконы, все нужно опустить на пол. У нас дом теперь похож на убежище. Ничего не висит на стенах, не лежит на полочках. Вроде бы ты все продумал, но иногда бываешь в жутком ступоре и не знаешь, что делать.
«Свет и тепло по расписанию»
— Школьники полностью учатся на дистанционном обучении после 24 февраля. Никакого офлайна нет вообще. Мы даже не можем пригласить на личные встречи родителей или учеников, потому что в школе нет бомбоубежища и это для них большой риск. А дети стали пассивными и не хотят учиться. Как-то я все же их собрала в начале осени, они минут 40 друг с другом обнимались и целовались, щупали друг друга, смотрели в глаза.
При этом школы не отключают от электроснабжения, учителя обязаны быть в школах. Я бегаю между домом и школой в зависимости от того, где есть свет. У нас есть недельный график-табличка, в котором прописан график отключения света и тепла в каждом районе.
Иногда бывает, что не отключают в назначенное время, как, например, на днях вечером. Я успела сделать работу, и это такое счастье! Бывает наоборот — отключают на весь день. Порой боишься со светом мыть голову, потому что не знаешь, успеешь ли высушить волосы феном. К тому же если отключают свет, значит, отключается отопление, пропадает интернет и плохо ловит мобильная связь. Жуткий холод ощущается сразу, особенно когда большой минус. Мы уже изучили места, куда на этот случай можно съездить с ребенком и попить чай. Но обычно это очень далеко от дома. Также можно доехать до школы, потому что там всегда работает генератор.
Дома у людей есть туристический баллончик и газовая печка, но очень многие пострадали из-за них от пожаров. Были взрывы, возгорания, хотя многие соблюдают правила безопасности. Те, кто более обеспечены финансово, пользуются генераторами, но и их рекомендуют только для тех, у кого частный дом.
«На еду хватает и слава богу»
— В Днепре, несмотря войну, ремонтируют больницы, проводят образовательные реформы, учителей обеспечили техникой, никто не остался без средств коммуникации. Медицинская помощь бесплатная, наш семейный врач выдала целую упаковку бесплатных лекарств на все случаи. У нас продолжается цифровизация, это очень удобно. Еще до войны сделали хорошие дороги и сейчас их продолжают ремонтировать. Зарплату бюджетникам платят вовремя. Обустроили подвалы, бункерные установки на остановках.
Правда, с освещением тоже проблематично — фонари работают только на больших улицах. Везде мрак, поэтому все ходят все с фонариками — это после пауэрбанков самый ходовой товар. Сначала все очень боялись мародеров, старались вооружиться, так что шокер и газовый баллончик было не достать. Но полиция работает хорошо. Пока в городе продолжает действовать комендантский час с полуночи до пяти утра, в других городах жестче и везде нужно ходить с паспортом, хотя его не проверяют.
Поначалу с продуктами был кошмарный дефицит, жуткое подорожание, исчезло буквально все, первые две недели люди буквально разносили магазины. Потом продукты снова начали появляться, не все сразу. Но сейчас уже и генераторы не покупают, их стало много. Да, мы стали жить беднее, но приняли уже это. Думать об этом некогда. На еду хватает и слава богу.
«Активно продолжается мобилизация»
— Мобилизация у нас активно продолжается. Но не так, как у вас пишут, что все ужасно. У нас вежливо подходят на улицах, вручают повестки. Не часто.
Я занимаюсь боксом в мужской группе, из которой четыре-пять человек пропали. Боишься спрашивать и узнавать, что с ними произошло. Гибнут отцы у детей из класса, у подруги не стало любимого человека. Забрали сотрудников из нашей школы воевать, но пока с ними все в порядке.
На войну в основном забирают тех, кому 30–40 лет. Многодетных и с болезнями не призывают. Есть те, кто стоит в очереди, так как у них обнаружились заболевания и им сказали подождать. В начале событий были и добровольцы, но теперь всех забирают по принуждению. При этом подруга мне рассказала, что ее брату не позволили пойти на войну, так как у него есть судимость. Сколько призвали людей — тайна, покрытая мраком, у нас не раскрывают никаких данных. Сейчас обсуждается еще ряд жестких законопроектов. Если раньше студентов призывать было нельзя, то теперь есть вероятность, что этот запрет снимут.
«После каждого взрыва находятся те, кто отказывается от русского языка и культуры»
— Адекватное отношение к россиянам без агрессии у нас не редкость, может быть, я в такой среде нахожусь? Но эта черта сильно разделила людей. После каждого такого чудовищного случая мы теряем друзей. Кто-то отказывается от русского языка, культуры и родственников из России. Я понимаю, накапливается злость, боль и обида. Но есть те, кто совсем уходит в это мировоззрение, и тогда я понимаю, что это преграда для общения. Ведь помогает выжить культура объединения, и она рождается прямо сейчас.
У меня есть родственники в Москве, но мы стараемся общаться на нейтральные темы. Но, опять же, я потеряла подругу, которая переехала из Харькова в Россию. Неожиданно она стала мне писать, что это мы виноваты во всем, что происходит.
При этом она пытается аргументировать позицию с помощью видео каких-то пропагандистов, которые, к примеру, отрицают ковид. Я пыталась с ней дискутировать, но она не хочет слушать. При этом у нас есть друзья из России, которые пишут слова поддержки.
Я не могу позволить себе грустить, хотя тоже бываю в ступоре, когда ты не понимаешь, как собрать вещи в рюкзак и уехать из дома, осознавая, что можешь не вернуться. За время войны я переезжала 13 раз! Тем не менее ты собираешь мысленно себя, потом детей, потому что им еще хуже. Но мы научились переключаться.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.