В сентябре на выборах губернатора Свердловской области жительница Арамиля Дарья Сергеева, ранее работавшая педагогом в художественной школе, написала призыв к окончанию военных действий в Украине на своем бюллетене. Девушка сфотографировала его и опубликовала в одной из социальных сетей. На следующее же утро к ней пришла полиция, и на Дарью составили протокол о «дискредитации» армии.
Сначала суд отказался рассматривать дело, так как силовики не прописали, как именно надписи на бюллетене дискредитируют использование войск в Украине. Однако полицейские исправили ошибки, и судья все же принял документ. Теперь девушке грозит штраф от 30 до 50 тысяч рублей, окончательное решение суд вынесет 30 ноября.
It’s My City встретился с Дарьей и записал ее монолог о том, как девушка пыталась повлиять на систему с помощью наблюдения на выборах, как высказывала свое несогласие с позицией власти, будучи сотрудницей бюджетного учреждения, и как собирается поддерживать свой «тихий протест» дальше.
«После 24 февраля не хотелось иметь какую-либо связь с системой»
— Я работала в сфере дополнительного образования — педагогом в школе искусств. Перед началом нового учебного года я ушла. Толчком к этому, конечно, стало 24 февраля — я стала понимать, что дальше мне будет просто сложно работать, обстоятельства меняются. С одной стороны, в сфере дополнительного образования атмосфера не такая, как в обычных школах, немного посвободнее. У нас нет каких-то идеологических моментов, нет «Разговоров о важном», которые есть в общеобразовательных школах.
С другой стороны, общие черты работы в бюджетной системе все равно сохраняются. Например, когда проходит какое-то голосование, нам нужно сходить и отчитаться об участии. Понятно, что от тебя не требуют разглашать, за кого ты проголосовал, но это все равно напрягает. Также возникали проблемы из-за того, что я писала антимилитаристские посты в своих аккаунтах — были беседы о том, чтобы я не высказывалась на эту тему.
«Если вы работаете в бюджетной организации, у вас не может быть гражданской позиции даже в личных соцсетях», — говорило мне руководство.
Раньше я могла сказать «нет» на какие-то возражения. Понятно, что возникали напряженные ситуации, но я думала, что переживу, ничего страшного. После 24 февраля не хотелось вообще иметь какую-либо связь с этой системой. Когда появлялись письма против «спецоперации» от профессиональных сообществ, я отправляла их учителям в рабочий чат, из моих коллег только одна подписала, все остальные молчали, боялись отреагировать даже сообщением.
Когда были весенние праздники, я отправила антивоенные открытки, замаскированные под обычные поздравления с 8 Марта или Пасхой из WhatsApp, в родительский чат. Некоторые высказались против моей позиции. Они говорили, что учитель должен быть «патриотичным». После этого я поняла, что если продолжу здесь работать, то у меня возникнут проблемы не только с начальством, но и с родителями.
В этом году я также отказалась участвовать в подготовке мероприятий к 9 Мая. Мне не нравится, как эта тема у нас преподносится государством.
Я сообщила об этом только своему руководству, у нас это считается внеклассной деятельностью. Хотела заменить их на что-то другое. Директор, конечно же, выразила непонимание и сказала, что не согласна со мной. Попросила дать письменное разъяснение своей позиции. Этим все и закончилось.
Раньше я думала, что могу сама не ходить на парады Победы и никак не высказывать свое отношение к этому. В 2022 году я поняла, что нужно и в общественном мнении менять отношение к празднику и истории войны.
Как педагог могу сказать, что каждый раз на 9 мая и 23 февраля во всех учебных учреждениях, начиная с детского сада, все думают о теме войны. При этом за весь год у нас нет ни одного дня, когда детям дают задания про мир. Эта милитаризация идет по нарастающей: сначала дети рисовали только рисунки, а сейчас начали надевать военную форму и бегать с автоматами.
Перед новым учебным годом я решила, что лучше уйти с этой работы самой, поэтому и написала заявление. Никто на меня не давил, но сейчас я понимаю, что в связи со статьей о «дискредитации» меня наверняка бы попытались уволить принудительно. Сейчас я самозанятый человек, не стала устраиваться в другую школу. Последние несколько месяцев работаю в своей небольшой художественной студии.
Честно говоря, я не видела, что могу своими действиями изменить чье-либо мнение. Но я точно знаю, что так можно поддержать людей, которые разделяют антивоенную позицию. За эти месяцы я нашла очень много единомышленников в онлайн-пространстве. Не знаю, сколько времени нужно, чтобы в общественном мнении тоже начало что-то меняться, но думаю, через какое-то время это все равно повлияет. Хочется верить в это.
«Тихий протест» через наблюдение на выборах
— После выборов президента в Беларуси в 2020 году я всерьез задумалась о том, чтобы стать наблюдателем. Меня поразило, как сильно у белорусов ограничена возможность общественного контроля за выборами. Я думала: «Как они до этого дошли?» Я поняла, что на тот момент, когда у них была возможность наблюдать, общество было аполитично и не понимало, зачем ему этот контроль. А дальше было уже поздно.
По сути, и у нас происходит то же самое: я решила, что пока у меня есть возможность пойти и стать наблюдателем, нужно ее использовать. В 2021 я впервые стала наблюдателем на выборах, получила направление от движения «Голос»*.
Тогда на моем участке не было каких-то грубых нарушений. Однако сами члены комиссии не знали некоторые правила. Например, в прошлом году я была наблюдателем в статусе члена комиссии с правом совещательного голоса, то есть прав у меня было больше, чем у обычного наблюдателя. Я могла работать с документацией, знакомиться с книгами и реестрами. И каждый раз, когда я просила меня познакомить с каким-то документом, мне приходилось доказывать, что я имею на это право.
Как мне кажется, основное нарушение выборов кроется в самой организации голосования. Во-первых, оно ни в коем случае не должно идти три дня. Как все это время хранятся бюллетени граждан — одному богу известно. В 2021 я видела, что для этого использовали помещение, которое не опечатывалось, потому что на ночь вместе с сейфами оставался сотрудник полиции. А кто наблюдает за полицейским, чтобы он ничего там не делал и никого не пускал в неопечатанное помещение? Почему нельзя посадить сотрудника полиции рядом с опечатанным помещением снаружи?
В этом году я наблюдала за губернаторскими выборами. Хорошо, что было хотя бы однодневное голосование, но в плане организации все тоже было плохо. Ни один кандидат не вел какую-то нормальную избирательную кампанию. На мой участок даже никто не прислал своих наблюдателей. Все было понятно с самого начала — явка избирателей никому не нужна. На мой участок пришли лишь около 30% жителей, где большая часть проголосовавших — пенсионеры и бюджетники.
«Моя воля сейчас сосредоточена на том, чтобы остановилась „спецоперация“»
— Перед выборами я поняла, что попробовала почти все возможности «тихого протеста», потому решила высказаться в бланке. Все-таки выборы — это процесс волеизъявления граждан. Моя воля сейчас сосредоточена на том, чтобы остановилась «спецоперация». Я была уверена, что это последний безопасный способ, так как действует тайна голосования.
Я довольно ярко разрисовала бюллетень, сфотографировала его, кинула в урну и ушла, там мне никто не препятствовал. После выложила его фотографию в соцсети. Я не могу кого-то обвинять публично, так как у меня нет доказательств, но по моим ощущениям, похоже на то, что данные из избирательной комиссии отправили в полицию. Я ведь живу в маленьком городе, здесь все друг друга знают, а в избирательных комиссиях люди работают годами. У меня, например, в комиссии сидят учителя, которые меня еще в школе учили много лет назад. Поэтому сопоставить бюллетень и данные, указанные в избирательной книге, совсем несложно, если сотрудники знают людей.
Попытки силовиков возбудить дело
— Уже в 10 вечера того же дня участковый принес мне повестку и положил ее где-то около двери. Тут же он начал мне звонить с просьбой дать объяснение по поводу моего бюллетеня, на что я, естественно, сказала: «Присылайте повестку, в руки мне документ никто не давал, значит, его не было». На мой вопрос о том, как он вообще определил, что бюллетень мой, мне ответили: «Ну, там были люди, они вас опознали». О какой тайне голосования может идти речь?
На следующий день в 8 утра он уже вручил мне повестку около квартиры, через два часа я пришла на встречу в участок. Там сотрудники полиции поставили меня перед выбором: либо я должна оставить им свой телефон на досмотр, либо они забирают его на проверку. Я проконсультировалась с ОВД-инфо**, юрист сообщил, что досматривать телефон при мне они не имеют права, однако могут изъять, поэтому нужно согласиться, поставить пароль на телефон и выключить. В итоге я согласилась на изъятие, но пока заполняла протокол, силовики передумали изымать устройство.
«Люди и оскорбляли, и угрожали физической расправой»
— В день вручения повестки в одном из местных Z-пабликов опубликовали мои личные данные, которые я предоставляла избирательной комиссии. Там была и дата рождения, и адрес места проживания. Я увидела запись только через сутки, так как не подписана на такие каналы.
На мою страницу во «ВКонтакте» начали приходить сообщения с угрозами, в общей сложности пришло около 20 запросов. Люди и оскорбляли, и угрожали физической расправой. Первый день было очень страшно, но в целом все спокойно. Надеюсь, они могут только писать гадости в интернете, на большее они не способны.
Я решила написать заявление по поводу разглашения личных данных, в полиции мне сказали, что примут документ, но советуют «не питать надежд», потому что придет отказ. Понятное дело, это же не «дискредитация ВС».
«Я уверена, что судья будет на стороне силовиков»
— Сначала Сысертский районный суд отказался рассматривать протокол по статье о «дискредитации» армии. Судья Александр Транзалов решил, что полиция не прописала, как именно надписи на бюллетене дискредитируют использование войск в Украине. Кроме того, силовики не предоставили доказательств, что тот самый аккаунт в Instagram***, в котором был опубликован бюллетень с антивоенными надписями, принадлежит мне.
В итоге спустя полтора месяца полиция устранила ошибки. Насколько я понимаю, в этот раз полицейские сосредоточились не столько на сторис с антивоенным бюллетенем, сколько на других моих пацифистских постах в социальных сетях. Участковый снова пытался заманить меня в участок под предлогом подписи протокола, но я не пошла, так как меня уже вызвали на суд. Конечно же, я уверена, что судья будет на стороне силовиков.
Сейчас я буду проявлять осторожность. Не знаю, как пройдет это дело и какой штраф будет. Если бы и были средства, то отдавать их на штрафы мне жалко. Буду лишний раз думать, стоит ли делать какие-то высказывания или нет. Но, с другой стороны, совсем переставать высказывать свою позицию я тоже не хотела бы.
Буду все равно искать возможности, может, выражать протест через творчество, может, просто научусь подбирать слова. Когда появилась цензура, я думала, что не приспособлюсь к этому, но со временем ко всему приспосабливаешься.
Первые месяцы я была уверена, что нужно уезжать. Думала, что опустится железный занавес. При этом я не понимала, куда, зачем и каким образом. Я ни разу в жизни не была за пределами России, для меня это очень абстрактное действие. Со временем эмоции устаканились, теперь я понимаю, что не хочу уезжать и хочу оставаться.
*Признаны Минюстом РФ «иностранными агентами»
**Власти считают организацию «иноагентом»
***Принадлежит Meta, которая запрещена и признана экстремистской в России
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.