«Боюсь ядерной войны, у меня всегда собрана сумка на случай удара»

На днях в Арт-галерее Ельцин Центра открылась выставка нижнетагильской художницы Алисы Горшениной. Ее имя в российском современном искусстве ассоциируется с этническими сюжетами из русской глубинки, поскольку сама Алиса гордится своей малой родиной — деревней Якшина под Ирбитом и Нижним Тагилом, где она живет сейчас. Но известна она не только работами, но и своей активной гражданской позицией.

Алиса устраивает акции протеста в ответ на культурную и политическую повестку. Среди ее последних ярких высказываний — акция «Циркеннале» в 2021 году против проведения Уральской биеннале в здании екатеринбургского цирка и одиночные пикеты против «спецоперации», за которые ей назначили штраф. 

Мы спросили у художницы, боится ли она преследования за свое мнение, как изменилось ее творчество после февраля, почему она твердо решила не уезжать из России и что думает по поводу того, что ее город стал побратимом Луганска.

«Никогда не знаешь, за что тебе может прилететь»

— В феврале мне казалось, что в какой-то момент я уже умираю как художница, потому что в нынешних условиях ты не можешь говорить прямо, приходится подбирать слова. Не было эмоциональных ресурсов, чтобы что-то создавать — искусство уже не может быть таким, каким было раньше. Если бы я открывала выставку у себя в квартире, говорила бы все, что думаю и как есть. Но на больших площадках у меня есть ответственность. Поэтому пытаюсь говорить иначе.

С первого дня, когда началась война, я выходила на улицу, говорила так, как могу, чтобы не навредить себе и другим. Выходить на пикеты для меня не в новинку, тем более это было не запрещено. Я действовала всегда в рамках закона, но они каждый день переписываются, кольцо бесконечно сужается, стараешься под эти рамки подстроиться. У нас есть законы, в которых есть перечисления и формулировка «и т. д.». 

Никогда не знаешь, за что тебе может прилететь. Каждый раз я пыталась найти новую форму. Мы живем в такой реальности, где надо успевать что-то делать, пока можешь.

Например, меня не устраивали поправки в Конституцию — у меня была художественная форма выражения: просто оделась в костюм в цветах российского флага с надписью «Нет». Меня также волнуют репрессии в искусстве, например, история с Юлией Цветковой (художницей с Дальнего Востока, которую обвинили в распространении порнографии — прим. ред.). Одна из самых жутких историй о том, как наше государство издевается над человеком долгое время.

Когда мне пришла повестка в полицию, я подумала, что закончилось мое везение. Это было ожидаемо — я общаюсь с людьми, которые разделяют такое же мнение, вижу, с какими репрессиями они сталкиваются. У меня был день рождения в апреле, и я думала: «Хоть бы это случилось позже». Как раз после дня рождения ко мне и пришли. 

Сам процесс — составление протокола, суд — больше выматывает, чем пугает. Мне не страшно, потому что у меня есть адвокат. Чаще всего людей застают врасплох, они не знают, как себя защитить. Я готовилась заранее, изучала все права, которые у меня остались, хотя бы где-то написанные, была более-менее подготовлена.

«Я не виновата и не буду ничего платить»

— Штраф я выплачивать не собираюсь, буду обжаловать приговор. Все в процессе. Я не виновата и не буду ничего никому платить. Угроз и давлений [со стороны силовиков] никаких не было. Когда я с той стороны общалась с людьми, обнаружила, что есть те, кто делает свою работу, но при этом есть люди, которые все понимают. Вроде бы хочется им сопереживать, но кажется, всегда есть выбор, можно поступить иначе.

Муж меня поддерживает, семья — переживает. Я свободный человек, сама решаю, что делать. Муж разделяет мою позицию, у нас нет конфликтов и расхождений. Даже если бы были, мне сложно фантазировать… Были бы большие вопросы к выбору.

А вообще я боюсь ядерной войны. Меня это всегда волновало, и до февраля этого года тоже. На днях была на занятиях по английскому, за окном начались взрывы, я сразу запаниковала, но оказалось, что это днем запускали салют, видимо, репетиция перед Днем города была. 

Осознание того, что ядерное оружие может по щелчку уничтожить город, меня сильно пугает. У меня всегда была собрана сумка на случай, если будет ядерный удар.

Всегда изучала, где в квартирах есть безопасное место. Продумывала «топ-5 вещей», которые бы я сразу с собой взяла. Но по факту, видимо, возьму двух котов и уеду быстрее подальше от дома. Не знаю, что может быть хуже, конец света?.. Ужасно, что люди думают об этом и много говорят. Пугает легкость наших правителей, которые легко говорят об этом, что «кто-то сдохнет, а мы попадем в рай». Мне страшно от таких заявлений, ведь об этом говорят люди у руля.

«Не собираюсь эмигрировать и быть удобной»

— Работая на выставке в Ельцин Центре, я пытаюсь вернуть себя, зацепиться за что-то, чтобы продолжить жить в приемлемом состоянии. А в целом я бесконечно хожу по острию ножа. Не знаю, что меня ждет дальше. Я не собираюсь эмигрировать или быть удобной в своей стране. Судьба таких людей, как я, вообще не определена. 

Чувствую, что нахожусь в каком-то историческом для себя моменте, уже интересно, что же там будет дальше. С каждым днем какие-то «приколы». Поживем — увидим. Пока я в тумане и мое будущее тоже. 

Мне чуть спокойнее, потому что мое дело не такое серьезное, как бывает у других людей. Мне намного легче. Вполне может и уголовное дело случиться, но хочется верить, что мне могут помочь и найдутся неравнодушные люди.

Мне важно продолжать существовать как художница. Очень вовремя эта выставка произошла в Ельцин Центре. Раньше у меня было ощущение, что если персональная выставка в президентском центре состоится — значит, меня приняли на Урале. В Екатеринбурге я чужая — здесь не считают меня своей в творческой среде. Хорошо, что выставка открылась сейчас, неизвестно, когда я еще смогу…

Про акцию против искусства в цирке: «Кажется, меня больше не позовут на биеннале»

— «Циркеннале» — акция, которую я организовывала не одна, были кураторы, активистки и я как художница.

Поведение и реакция организаторов Уральской биеннале были странными. После биеннале у нас состоялся небольшой разговор с Алисой Прудниковой (комиссаром биеннале — прим. ред.), его публиковали на «Арт-гиде», но в этом особо нет смысла, когда все состоялось. Сесть и обсудить, что они сделали, зачем? Я, конечно, приняла участие в этом разговоре, мы долго его добивались, но поговорили ни о чем. 

Ничего не изменилось, люди не прислушались и не поняли посыла, в чем претензия, что можно изменить. Они не воспринимают это как почву для размышлений. Все разговоры были за глаза, не было открытого диалога с художниками, всегда получалось так, что я слышу, как кто-то что-то сказал. Не было такого, что все собрались, поговорили и обменялись мнениями.

Возникает такой спорный вопрос: почему для организаторов это в принципе не было очевидно? Такое ощущение, что все смотрели на цирк, как на классное архитектурное помещение, что это будет эффектный фотоотчет, вау-эффект. 

Когда биеннале закончилась, стало понятно, что площадку бы не убрали, она была ключевой, на ней было много завязано. Но для меня в идеале, чтобы этого вообще не было, чтобы организаторы понимали, что это неэтично, чтобы они разговаривали с экоактивистками и считывали эту повестку, это важная проблема для нашей страны. Жаль, что они не понимают, что для людей это работает как реклама цирка, а не переосмысление. А чтобы случилось переосмысление, надо было проделать такую работу, которую никто не увидел бы.

Я следила за перформансами, там были какие-то попытки, но этого недостаточно. А смысл говорить намеками? Это то же самое, что сейчас говорить завуалированно о том, что началось в феврале. Никто ничего не вынес из этого, кроме того, что какие-то сумасшедшие художницы бойкотировали биеннале. Исказили наш посыл.

Все говорили, что мы объявили бойкот. Абсолютно нет. Я считаю, что Уральская биеннале — это важная работа. На третьей биеннале был мой первый большой проект после Нижнего Тагила, я ценю это событие в целом, осознаю его важность, поэтому для меня, как для участницы, было странно, что ко мне отнеслись так несерьезно. Связаться со мной никто не пытался, это мы пытались связаться с организаторами, но нам никто не отвечал. Писали открытое письмо, но ответов не было. Ответы были через Instagram* — и это очень странно.

Мне кажется, меня больше не позовут на биеннале, будто это все было сделано, чтобы испортить мою репутацию, будто это я истеричка, которая не может понять гениальную концепцию, а вот они в белом пальто. В среде художников мало кто поддержал, что я делаю, все считали, что я пытаюсь обесценить работу биеннале, что это шум, скандал, повод, чтобы подсветить свое имя. Некоторые художники мне так сказали. 

А зачем? Если сравнивать мои соцсети, посты с моими работами и пост, например, с критикой биеннале, то работы набирают гораздо больше просмотров и лайков. В чем суть обвинений таких? По такой же логике, получается, я пытаюсь подсветить то, что выступаю против того, чего нельзя называть?

«Много вопросов к мэру Нижнего Тагила»

— В моем родном Нижнем Тагиле в начале «спецоперации» висело больше Z-баннеров, мне кажется, сейчас меньше. Я связываю это с тем, что, наверное, не хватает денег. У нас много пустых рекламных конструкций и среди них может быть один затерянный с лозунгом «За наших», в центре один большой баннер оставили. На общественном транспорте, как в Екатеринбурге, у нас не клеят наклейки. Как будто бы больше чего-то нейтрального.

Нижний Тагил сейчас становится побратимом Луганска. Видимо, он лучше, чем Хеб (чешский город — прим. ред.), который был до этого. Наш мэр говорил, что послы просто приезжали попить водки и никакого побратимства не было. Это неправда, у меня есть много знакомых из «художки», которые ездили в Чехию по обмену.

А вообще к мэру много вопросов. Например, по поводу недавней провластной акции. Обычно в Нижнем Тагиле по ночам отключают освещение. Приходится ездить в темноте с включенными фарами, это очень опасно, люди бесконечно жалуются. Мэр придумал оставить освещение на трех улицах — если снять это с квадрокоптера, они образуют букву Z.

У нас в городе много своих проблем, которые надо решать. Я не из тех людей, которые жалуются. В городе есть плюсы и минусы, но их можно разрешить. Например, те же проблемы с экологией — предприятие «Евраз», против которого я выступаю, постоянно отравляет воздух.

В начале года были крупные выбросы сероводорода, наши журналисты специально купили приборы и замеряли показатели, много было дней, когда было сильное превышение вредных веществ. Но наш мэр говорит, что мы не были в Нижнем Тагиле в 1986 году, когда был цветной снег. А сейчас он сравнивает город с Калифорнией. Но проблемы нужно решать, а то, что было в прошлом — это история.

*Принадлежит корпорации Meta, признанной экстремистской и запрещенной в России

Поделись публикацией: