Накануне в Екатеринбурге задержали женщину с зашитым ртом и плакатом, которая призывала не молчать о происходящем в Украине. Ее зовут Надежда Сайфутдинова, она работает продавцом в детском отделе, а еще воспитывает 10-летнего сына. На пикет она вышла, потому что не согласна с военной цензурой в России.
Женщина призналась, что во время акции ее грубо унижали прохожие, а некоторые даже пытались ударить. В отделе полиции Надежду решили отвезти в психбольницу, а ее сына предлагали отправить в подразделение по делам несовершеннолетних. Прибывшие по вызову полиции санитары, по словам Надежды, оскорбляли ее и адвоката. Как она провела этот вечер с силовиками и медиками и поддерживают ли ее близкие, Надежда рассказывает в монологе для It’s My City.
— Я очень люблю свою Родину и мне очень больно от того, что моя страна стала агрессором. Больно и за тех ребят, кто погибает с нашей стороны, и больно за украинских людей. Тем более мой дедушка был родом из Черниговской области.
Еще меня волнует вопрос военной цензуры: сейчас мы не можем называть вещи своими именами, а должны заткнуться и молчать. Вся моя семья говорит мне сидеть и не дергаться, а то будет хуже, в том числе для моего ребенка. А я считаю, что борюсь за светлое будущее для своего 10-летнего сына.
Я решилась зашить себе рот, чтобы наглядно изобразить молчание и привлечь внимание к проблеме.
Я смотрела на протесты других людей и это придавало мне уверенности. И я хотела вдохновить остальных, чтобы они тоже могли выразить свой протест. Честно, зашивать рот было очень страшно. Еще я очень закрытый человек и не люблю привлекать внимание, но подумала, что всем украинцам еще больнее и страшнее, поэтому переступила через себя.
Я взяла швейную иголку с ниткой, продезинфицировала их спиртом и принялась зашивать рот.
Вначале я прокалывала медленно, но это было больно, а нужно было делать резко. Написала плакат с лозунгами из Оруэлла и вышла на улицу Вайнера с пикетом.
Пикет
— Мне удалось простоять на Вайнера около полутора часов. Я вышла в начале седьмого, а задержали меня где-то в 19:15. На другой стороне улицы были несколько ППСников, которые даже не обратили на меня внимание. Было очень людно.
Проходящие женщины унижали меня. Называли «помойкой» и «пьяной», спрашивали, сколько мне заплатили.
Они оборачивались на пешеходов-мужчин и говорили: «Если бы вы были мужчинами, то она бы тут не стояла», подразумевая, что мужчины должны были меня физически убрать. Эти же женщины и побежали к полицейским с криками «Соловьев предупреждал» и показали на меня с плакатом.
Еще один встречный мужчина хотел меня ударить. Матерился, кричал, что «даст по е****» (лицу), назвал сукой, начал подходить все ближе и ближе, пытаясь ударить. Но за меня вступился другой прохожий, и у первого смелости уже не хватило. Однако он сказал, что вызовет полицию, и ушел.
А я просто стояла, терпела эту боль и не могла ничего сказать в ответ, из глаз начали литься слезы.
Я почувствовала себя Мариной Абрамович во время перформанса «Ритм 0» (Абрамович выложила на стол 72 предмета, включая нож и заряженный пистолет, и разрешила зрителям в течение шести часов взаимодействовать этими предметами с ней, пока она стояла, не двигаясь — прим. ред.).
Ко мне подошли с двух сторон несколько групп полицейских, было очень много сотрудников. Попросили документы, я отдала паспорт, но говорить не могла. Попросили пройти с ними, посадили в машину, я успела написать в «ОВД-Инфо»*и попросить защитника.
Полицейский участок
— Во время подписания бумаг в полиции я написала, что у меня дома 10-летний ребенок. А я одинокая мама. Я услышала, как между собой сотрудники говорят что-то вроде «ее в психушку, а ребенка в ПДН» (подразделение по делам несовершеннолетних).
Тогда я набрызгала антисептиком рот, вытащила нитку у зеркала и начала уже словесно заступаться за свои права.
К полицейскому участку приехали скорая и психиатрическая скорая. Меня грозились принудительно положить в психушку, потому что я якобы наношу себе вред. Я же объясняла, что просто выразила свой протест, это не суицидальная попытка и вреда никому не причинила. Никто не хотел ничего слушать.
Меня окружили санитары, три огромных лба. Один из них говорил, что он психиатр. Грозились, что меня увезут.
Один из них спросил: «Где ты была восемь лет, когда наших детей убивали?»
Моего адвоката Федора Акчермышева обзывали «пустым местом» и говорили, что я невменяемая. Насильно тащили с пятого этажа по коридору, это снимал адвокат на телефон.
Адвокат поехал со мной на психиатрической скорой. Вначале поехали в 23-ю больницу, где травматолог осмотрел мои ранки. Врач сказал, что все в порядке, но на всякий случай сделал укол от столбняка.
Психбольница на Уралмаше
— Потом меня увезли на Калинина, 13, в психиатрическую больницу № 3. Там мне предложили остаться, но в это время «ОВД-Инфо»* попросили помощи у подписчиков и люди начали звонить в приемный покой.
Телефон в больнице просто сняли, чтобы он не звонил.
Как я поняла, они не смогли меня принудительно госпитализировать, а предложили добровольно остаться. Я отказалась.
Врач из психбольницы очень долго с кем-то советовалась по телефону в соседнем кабинете, заявив, что отпускать меня или нет — это спорный вопрос. Но в итоге разрешила написать мне отказную от госпитализации. Я написала. Нам с адвокатом наконец-то открыли замки на дверях и мы вышли на свободу. Было за 23:00.
Протокол и реакция семьи
— В итоге на меня составили протокол по статье 20.3.3 КоАП РФ («Дискредитация Вооруженных Сил РФ»), это уже второй мой протокол по этой статье. В первый раз я расклеивала антивоенные листовки, которые сама рисовала и распечатывала. Суда не было еще ни по одному протоколу.
Сама от себя я такой активности не ожидала, обычно я стеснительный человек, но ситуация в Украине вывела меня. Купила себе желтый и синий лак и накрасила ногти в соответствующие цвета.
Теперь шучу, что единственный мужчина, который заставил меня сделать маникюр — наш верховный главнокомандующий.
Сейчас на коже у рта остались только маленькие точечки, их даже не видно при рассмотрении и непонятно, что это такое, хотя я была готова к шрамам. Ночью я была взбудоражена и долго не могла заснуть. Сама я работаю продавцом в детском отделе и сегодня уже вышла на смену.
Больше всего меня подкашивает реакция моих близких. Я люблю свою маму, но она каждый день смотрит телевизор, поддерживает «спецоперацию» и считает, что я не люблю своего сына. Сестры и крестная считают, что я — дура, и тоже поддерживают бои. И это ранит больше всего.
*Признан «иностранным агентом» в России по решению Минюста
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.