Жизнь екатеринбурженки Дины Хитровой шла по плану: успешная работа, переезд в столицу, постоянные путешествия за границей и большие перспективы. Но понятный сценарий неожиданно разрушился: на пике карьеры Дина бросает успешную работу и уезжает из столицы, укладу и ритму которой так и не подчинилась. Зато ей покорились леса и, пожалуй, самая необъятная природная стихия — огонь. За ее плечами сотни потушенных пожаров на территории нацпарка «Ладожские шхеры» на границе Карелии и Ленинградской области, Астраханской области и на Урале.
А еще Дина Хитрова — сторонник концепции «ноль отходов»: из старых пожарных рукавов шьет кошельки, ремни и обложки для паспорта, рисует пейзажи на бумаге из кассовых чеков, сортирует и компостирует отходы. Возможно, шведы бы назвали такой образ жизни lagome (умеренный, достаточный — ред.). Но нам кажется, что речь о простом человеческом счастье — без достижений и больших денег, что так в современном мире непопулярно.
Зачем женщины становятся пожарными-добровольцами, почему Дину иногда осуждают за ее активизм и как жить счастливо на 20 тысяч рублей в месяц без дорогих нарядов и атрибутов успешной жизни — читайте в ее большом монологе, который It’s My City выпускает в честь 8 марта.
«Не было желания затмить Славу Зайцева»
— В детстве мне нравилось шить. Это было тяжелое время, когда приходилось обшивать себя и близких. В 1993 году я поступила в швейное училище или «школу кутюр», как его называли. У меня не было желания затмить Славу Зайцева, мне было интересно сочетать разные материалы, создавать необычные вещи. Особенно я любила шить брюки из разных видов материалов, у меня была жилетка из кожзама или блузка, в которой умудрилась сочетать два цвета — нежно-фисташковый и светло-розовый.
После училища пыталась попасть на отделение дизайна одежды в архитектурный институт. Конкурс был бешеный, и я не поступила. Пришлось устроиться на швейную фабрику одежды на Серова. Шила шубы, было забавно. Попробовала поступить второй раз, но не хватило одного балла. Зато я прошла на архитектурный факультет, училась на «отлично» и благодаря этому выбрала популярное направление — кафедру архитектуры жилых общественных зданий.
Я стала зависать в библиотеках, листала архитектурные журналы, в которых были проекты — просто вырви глаз! Изучала проекты Мейера, Нимейра, Ле Корбюзье, Захи Хадид. Пока мои друзья и коллеги в пятницу шли в бары и на дискотеки, я ехала домой, ужинала и занималась проектами на текущую неделю. Все время жила творчеством и даже в выходные занималась архитектурными проектами.
Когда архитектор заканчивает институт, ему дают «рабочку» — нудную, мелкую работу. Чтобы стать авторитетным архитектором, должны пройти десятилетия. Та же самая Заха Хадид и другие специалисты стали знаменитыми уже в зрелом возрасте в 50 лет. Надо иметь талант и желание пробиваться, накапливать жизненный опыт или открывать свое бюро, воплощать проекты в жизнь. Мне повезло, меня заметил мой преподаватель, который посоветовал пойти в мастерскую Валерия Баранцева (известного архитектора Свердловска и Екатеринбурга конца XX века — ред.), я у него проработала несколько лет.
«Могла дважды в год планировать дорогостоящие поездки»
— Однажды мой молодой человек предложил перебраться в Москву. Я поехала за ним, потому что захотелось попробовать себя в другом месте. В Москве я работала в строительной компании, в архбюро. У меня был статус ведущего архитектора, я могла дважды в год планировать дорогостоящие поездки за рубеж. Мне удалось объездить Европу, побывать в Англии. Мне нравилось изучать архитектуру вживую. Я брала блокнот с ручкой и уходила на прогулки, рисовала скетчи и наброски улочек.
Со временем поняла, что чего-то недостает — в то время на добровольчество и волонтерство не было времени, архитектура занимала все мое время. Наложилось все вместе — и выгорела, и не было ощущения удовлетворения, чувства счастья, что это твое. Я разочаровалась в архитектуре. У меня к тому моменту уже выработался свой вкус, я понимала, что здание в реализации можно было сделать гораздо интереснее. На проекте — одно, а по факту получается другое. Я всегда задавалась вопросом «Как так? Почему архитекторы не стремятся сделать что-то хорошее?» Строить просто коробки, в которых живут люди, — это не архитектура, а функционализм.
В архитектуре сложно добиться своих целей, если у тебя нет голоса или известного имени. Чтобы вас послушали, у вас должны быть хорошие реализованные проекты. Я проектировала офисное здание на Вайнера рядом с бывшим «Пассажем». Помню, какое оно было в разработке и каким его в итоге построили. Один из проектов моей мастерской — аквапарк «Лимпопо». На эскизах он выглядел по-другому: были другие пропорции, а высокая вертикальная доминанта, в которой сейчас находится отель, была в виде паруса. Была задумка построить здание-корабль, но все это упростилось и выглядит не так поэтично.
Искала работу, а нашла пожарных добровольцев
— Я так и не смогла привыкнуть к Москве. Это очень тяжелый физически и в эмоциональном плане город. Я здесь совсем потерялась и ощущала себя маленьким винтиком в огромной машине, в которой не чувствую себя. Когда профессия не приносит ничего, кроме достатка, это неправильно. С молодым человеком мы давно расстались, у меня была своя жизнь.
В 2010 году я решила переехать в Петербург. Искала работу, свободное время посвящала волонтерству. Тогда же познакомилась с Михаилом Крейндлиным из Greenpeace, он пригласил меня в Лахденпохью в Карелии, где незаконно вырубали леса. Там мы познакомились с командой, которая занимается тушением пожаров — общество «Добровольные лесные пожары» (ОДЛП). Они сказали, что им нужны люди в палаточный лагерь на один из островов Ладоги Пиени-Хепосаари. И я решила съездить туда на неделю, а потом дальше искать работу. Но все изменилось: я съездила в Петербург, решила все финансовые вопросы и вернулась снова тушить пожары. Теперь это стало традицией: каждый год почти на все лето я приезжаю на Ладогу.
Вместо теории меня сразу посадили в лодку и сказали: «Дина, ты едешь на пожар». Инструктаж проводился по пути либо прямо на месте.
Моими инструкторами были опытные участники, с которыми мы вместе тушили пожары. Я ничего не боялась, но меня удивляло, как четыре-пять человек могут приехать на пожар и потушить целые острова.
В разгар пожарного сезона с конца мая до конца августа в лагере живут примерно от 15 до 50 человек. Мы завозим пожарную технику, проводим обучение. Каждый день — теория и практика. Еду готовим сами на костре. Условия спартанские, суровые, не для каждого. Даже взять пожарных — после работы они возвращаются домой в теплое помещение, могут помыться, смыть сажу, надеть чистую одежду. На Ладоге такого нет. Мы часто возвращаемся с пожаров ночью. Вместо душа — еле теплая или холодная вода, общий выгребной туалет, постирать одежду — только в холодной Ладоге. Мы быстро едим и идем бегом в палатку, залезаем в спальник, чтобы хоть как-то согреться.
«Люди думали, что у меня неизлечимая болезнь»
— Дважды я стриглась почти под ноль. На Ладоге с такими длинными волосами очень сложно. Из пожаров не вылезаешь иногда неделю и утро начинаешь с того, что расчесываешь вонючие патлы и пытаешься привести себя в порядок. Иногда завидуешь мальчикам, у которых был ежик. В какой-то момент я не пожалела и сама себя обрезала. У меня не было никаких сожалений. Но было неприятно, что это вдруг привлекло много внимания: люди считали, что у меня неизлечимая болезнь, серьезные психологические проблемы.
А это просто был символ того, что мне важно заниматься тушением пожаров, и если нужно подстричь волосы, то я была готова примерно так же, как солдат Джейн в одноименном фильме.
Бывает, люди через несколько дней не выдерживают этого. Мне же так понравился быт, люди, вокруг живая природа. Романтика дальних краев открыла мне новые горизонты. Это создает эффект нужности, когда ты чувствуешь себя в правильное время и правильном месте. Хотя ты уезжаешь с пожара голодный, холодный, тебе еще час трястись в лодке и ехать до лагеря, ты оборачиваешься, и видишь зеленый лес, который только что спас. Это большая мотивация — реально увидеть результат работы. Я езжу туда вот уже 12 лет.
Из Петербурга уехала обратно в Екатеринбург. Здесь стала заниматься другими добровольческими проектами — из старых списанных пожарных рукавов шью аксессуары (обложки на паспорт, ремни), экомешочки и экобахилы, чтобы сократить одноразовый мусор, а в период пандемии стала шить многоразовые экомаски. Это меня и кормит. Я вдруг поняла, что я живу, вот это часть моей жизни. На работе я зарабатывала деньги за свои умения. Но не потому, что мне это нравилось и я этого хотела. А тут я делаю по велению сердца.
«Неженское это дело, найди мужа, роди ребенка»
— Маме сначала боялась говорить, переживала, первые годы сидела как на иголках, но потом мы поговорили, я объяснила, как это происходит, теперь она спокойна. Сестра тоже поддержала меня. Рядом стало больше людей, которым небезразлична природа — многие добровольцы в жизни также работают экологами, биологами, бердвотчерами. Это совсем другое окружение, и друзья стали другими.
Всегда были и завистники, и «осудители», которые не могут понять, чем я занимаюсь. Говорят: «Это неженское дело, найди себе мужа, роди ребенка».
Людям не понятно, как так можно бросить хорошую, высокооплачиваемую работу и заниматься таким «глупым делом», потому что бесплатно тушить пожары — это глупо. Но таких людей очень мало. Я просто перестала воспринимать острые выпады.
С другой стороны, гораздо больше таких, кто говорит: «Спасибо вам, вы замечательные, вы молодцы и помогаете сохранить нашу природу-матушку и без вас бы половина островов сгорела». Только за прошлый год вместе с лесниками, сотрудниками авиалесоохраны (АЛО) и МЧС мы закрыли 40 пожаров за лето на Ладоге, а ведь в России сгорело 18 млн гектар только за один год — по площади как 384 Екатеринбурга. Это антирекорд — у нас были годы, когда мы тушили 5-6 пожаров, было 18 или 25, а тут сразу 40. За моими плечами несколько сотен потушенных пожаров, я их давно перестала считать.
«Часто бывает, что на пожаре гораздо больше девушек, чем юношей»
— В Екатеринбурге у нас есть группа добровольцев быстрого реагирования («Екатеринбург. ДБР»). Мы приглашаем всех желающих записаться к нам, приехать на пожар, помочь добровольцам потушить его. Главное, чтобы у вас не было противопоказаний — больная спина, колени, хронические заболевания, нельзя поднимать тяжелое и так далее, лучше посоветоваться с врачом.
Новый пожарный сезон начинается весной, в конце апреля-в начале мая, когда люди начинают выезжать на природу. Если пожарные зачастую защищают населенные пункты, то мы тушим все, что можем одолеть своими силами. Исключения — верховые пожары, тлеющие помойки, которые могут выделять опасные газы.
У нас нет спецмашин, экипировку мы покупаем сами — берцы, обувь, одежду, каски и ранцы. Каждый ранец или РЛО (ранцевый лесной огнетушитель) стоил в конце прошлого лета 7200 рублей. У нас их 20. А нас в команде больше. У нас есть чаты во «ВКонтакте», в Telegram, где порядка 650 участников. Не все они будут тушить пожары, но кто-то может подбросить или забрать участников тушения. Летом на Волчиху нас отвезли два водителя и в каждой машине вместилось по пять человек, это уже две полноценные группы. Постоянно приходят новички, но основной костяк — 10-15 человек.
Гендерный баланс в нашей группе — не в пользу мужчин. Часто бывает, что на пожаре гораздо больше девушек, чем юношей. У женщин мощный мотиватор — эмоциональность.
Новость, что горит любимая гора Волчиха, на которой они все время катались, может оказать мощное воздействие. Они уже не могут сидеть и ждать, когда кто-то потушит пожар, а решают, что надо ехать самим.
Но добровольцы часто не знают, как тушить, чем тушить и с чего начать. Поэтому в конце прошлого лета я постоянно выезжала с ними на пожар. Мне регулярно приходилось проводить инструктажи, потому что абсолютное большинство людей были на пожаре впервые. Иногда на пожар приезжали люди в синтетике и неподходящей обуви, приходилось постоянно напоминать про безопасность и важность правильной экипировки.
«Стараюсь сразу напугать человека — это не игрушки»
— У меня большой опыт, который я могу передавать. Моя задача — инструктировать, показывать и рассказывать, как работать. Я стараюсь сразу напугать человека, чтобы он точно понимал, что пожар — не игрушки, это не просто сделать селфи вблизи горящих деревьев. Любой пожар, даже маленький, потенциально опасный. Моя миссия — пусть мои рассказы останутся рассказами, это самое лучшее. Слава богу, у нас на Ладоге и в Екатеринбурге не было фатальных ситуаций — ничего, кроме усталости, мозолей и ссадин на руках.
На пожаре нужно знать, что делать, наполнять ранец в зависимости от физических возможностей, идти со своей скоростью, не торопиться. На пожаре никто не бегает. Суетиться — хуже всего. Потому что человек находится в состоянии аффекта или повышенного страха. Зацепился о корягу — упал, повредил руку или ногу. На пожаре не бывает мелочей — любые промахи могут обернуться увечьями.
На тушение всегда идут по двое: если у одного закончилась вода, а второй еще только тушит, они вдвоем возвращаются к источнику и наполняют ранцы. Я рассказываю подробно, как тушим, с какой точки, потому что иногда на пожаре люди не знают, что делать. Пожарные добровольцы тушат в первую очередь пожар на кромке (границе между сгоревшим и не сгоревшим лесом — прим.ред.).
Пожары — тяжелая психологическая работа. Именно поэтому физподготовка играет роль. Понятно, что мы все не железные, не Арнольды Шварценеггеры, но мы должны знать, на что способны. Добровольцы должны работать под началом старшего группы, говорить правду о своем состоянии (хочу пить, болит спина, устал), иначе вы можете подвести всю группу. Первое, о чем мы должны думать, — о людях, второе — о технике, амуниции и пожаре. Если что-то случается с людьми, мы бросаем пожар и спасаем людей. Есть смешная, но жизненная пословица: хороший пожарный — живой пожарный, а лучший пожарный — долгожитель.
Когда затухают пожары
— Когда пожары заканчиваются, я занимаюсь другими проектами. Например, тренируюсь в Уктусском лесопарке и занимаюсь плоггингом, уже третий год. Можно одновременно тренироваться и собирать мусор. Человек сам решает, сколько ему набирать мусора и как это чередовать с тренировкой. Можно даже делать это в медленном шаге или во время пробежки, собирая каждый четвертый по счету предмет. У каждого плоггера своя территория, я фактически — куратор Уктусского лесопарка, но он огромный.
Как-то видела, что там проводили субботники. Практика показала, что это не лучший вариант. Да, сделали хорошее дело, но собрали мешки и поставили вдоль трассы в надежде, что это кто-то вывезет. Но мусор «перезимовал», его снова растащили птицы, бездомные собаки. Потом мне пришлось снова его собирать. Странно собрать мусор, оставить его в лесу и считать себя героями?
Жизнь без отходов и дорогих покупок
— Раньше я жила обеспеченной жизнью, ходила в магазин и могла потратить 15-20 тысяч за раз. Деньги были, и мне было их не жалко. Сейчас на эту сумму я могу жить целый месяц. Мой доход сократился более чем в два раза. Если в месяц выходит 20 тысяч рублей — этого более чем достаточно. Я ставила эксперименты и могла прожить год, два года без покупок. Не покупала ничего, кроме еды, воды и предметов первой необходимости. Перестала пользоваться косметикой, покупать одежду. Я пользуюсь тем, что уже имею.
В конце 2018 года я решила поставить эксперимент и прожить год без отходов. Так, за четыре месяца у меня накопилась целая картонная коробка чеков. Переработать как обычную бумагу их нельзя, и я решила делать из них бумагу для рисования. Замачиваю ее в воде, добавляя клей ПВА, затем выкладываю и закрываю с двух сторон тканью. Получается фактурная, необычная бумага, живая. Я рисую на ней акварелью. На картинах — собирательный образ природы, пейзажи, виды Ладоги.
Начала собирать органические отходы и стала их сушить. А так как я веган, у меня нет костей или шелухи от яиц. Поэтому у меня такой веганский компост. За три месяца у меня накопилось четыре килограмма мусора. Я его сушу на батарее в контейнерах, а потом складываю в коробку. В сушеном виде он не пахнет и занимает мало места. Летом обычно закапываю его в землю в лесопарке, это фактически органическое удобрение.
В свободное время веду экоблог и показываю на своем примере, как можно не выбрасывать мусор и сэкономить бюджет порой на несколько десятков тысяч рублей. Элементарный лайфхак — упаковки. Выбирая товар в магазине, откажитесь от упаковки, а лучше берите продукты на развес, например, орехи, семечки, сухофрукты. Маленькая упаковка фиников будет стоить в 2-2,5 раза дороже, и качество их будет хуже, чем то, что я купила дешевле.
«Многих поражает, что девушка вместо создания семьи решает тушить пожары»
— В свободное время от проектов я занимаюсь йогой, смотрю документальные фильмы про природу Дэвида Аттенборо, BBC. Мне нравится ездить на велосипеде, отдыхать или выбираться на ланч в лес. Выйти из дома и не взять термос — нонсенс. Читаю классику, перечитываю романы, люблю находить новые книги про природу или читаю рассказы про животных и природу, про путешествия типа «В поисках капитана Гранта». Могу просто помедитировать, послушать релаксирующую музыку, чтобы не выгореть. Это отдушина, которая помогает удерживать меня на том эмоциональном уровне, когда мне всем интересно заниматься.
У меня нет своих детей, так уж сложилось. Я думала не о себе и про личную жизнь, а про природу. И сейчас я стараюсь думать о том, как я снова окажусь на Ладоге, как буду проводить тренировки для нашего отряда в Екатеринбурге. Мне важно продолжать начатое и передавать его. Может, я переключилась с материнской любви на любовь вселенскую, когда я отдаю себя. Трачу ее не на семью, а на все, что меня окружает.
Счастье — состояние, которое является частью тебя. Я делаю все от чистого сердца и сама решаю, чем буду заниматься. Проблемы всегда были и есть, но только от нас с вами зависит, сколько их будет в будущем.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.