В марте 1990 года жительница Свердловска Лидия Вурм получила официальное письмо от сотрудника свердловского КГБ Леонида Плотникова. В письме говорилось, что ее отец Мстислав Вурм был расстрелян 10 октября 1938 года. Предыдущие 40 лет семья Вурм была уверена, что их отец и дед Мстислав Александрович погиб в лагере от болезни в 1945 году. Но только после ответа из КГБ судьба репрессированного немного прояснилась. Своего отца Лидия никогда не видела — она родилась спустя месяц после его ареста.
Мстислав Вурм был одним из свердловчан, репрессированных в рамках дела о шпионской организации, якобы существовавшей на телефонной станции Свердловска. It’s My City рассказывает о деталях этого дела на основе архивных документов.
До революции род Вурмов был известен в Екатеринбурге. Семья приехала в Екатеринбург из города Митау Курляндской губернии (ныне Елгава, Латвия) в 1857 году. В 1882 году дед Мстислава Вурма, Карл Карлович, открыл в Екатеринбурге типографию. Среди прочего в ней печатались сатирические политические журналы, которые высмеивали царя, государственную думу, депутатов и чиновников. В 1907 году полиция опечатала и закрыла типографию.
Дом Вурмов располагался по адресу Вознесенская, 1 (сейчас это улица Карла Либкнехта). До наших дней здание не сохранилось, сегодня на его месте находится Уральский финансово-юридический институт.
Мстислав Александрович Вурм родился в 1906 году. К 1914 году его отец все еще сохранял немецкое подданство. Вероятно, в связи с этим, а также учитывая историю с типографией, с началом Первой мировой войны в 1914 году их семью выслали в Вятскую губернию как «неблагонадежный элемент». Вернулись в Екатеринбург они уже после революции — в 1918 году. В гражданской войне Вурмы не участвовали. Промыкавшись в советском Екатеринбурге до 1921 года, семья в поисках лучшей жизни решает переехать в Германию. Кроме того, отцу семейства, Александру Карловичу, требовалось лечение в немецкой клинике. Но в Европе Вурмы не остались — в 1923 году вернулись обратно в СССР, в Свердловск.
Жизнь была тяжелой. Отец семейства Александр Карлович из-за болезни не мог работать. Мать, Елизавета Ефимовна, подрабатывала шитьем и нанялась на подработку прачкой.
19-летний Мстислав Вурм в 1925 году устроился работать связистом. К 1938 году, к своим 32 годам, он дослужился до начальника 18-го участка связи. Мстислав женился на девушке Анне на пять лет младше него, семья жила в деревянном многоквартирном доме в Пионерском поселке на улице Уральской. У супругов родились сын Владислав и дочь Валентина. В 1938 году сыну было четыре года, а дочке два. Супруга Вурма Анна ждала еще одного ребенка, была на восьмом месяце беременности.
15 марта 1938 года Мстислава Вурма арестовали. В постановлении об избрании меры пресечения и предъявления обвинения было сказано, что Вурм обвиняется в том, что «является агентом иностранной разведки, по заданию которой ведет разведывательную работу в СССР по заданию одного из иностранных государств», обвинения предъявили по статье 58-6 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года. Дело возбудил помощник уполномоченного 1-го отделения отдела Х1, сержант госбезопасности Трофимов, одобрил врио начальника отдела Фрумов.
Пришли и за коллегами Вурма, работавшими на разных объектах связи: немцем Георгием Шталем, его женой — эстонкой Меттой Шталь, австрийцем Зигмундом Хайзлером, латышом Роландом Аспером и финкой Марией Усталь.
После ареста Вурма отправили в тюрьму № 1 свердловского УНКВД — сегодня это хорошо знакомый всем следственный изолятор на улице Репина. Первый допрос Мстислава прошел через 10 дней после ареста, 26 марта. Его проводил сотрудник УНКВД Григорьев. Однако протокол этого допроса не устроит начальника 11-го отдела УНКВД Николая Шарикова, поэтому в деле появится и второй допрос, помеченный той же датой. Его проводил уже сержант УНКВД Михаил Зайцев.
Если верить протоколу допроса, Вурм будто бы сразу же признал вину: «Я ничего не намерен скрывать от органов следствия и заявляю откровенно, что являюсь агентом немецкой разведки и участником шпионско-диверсионной вредительской организации, созданной немецкой разведкой в органах связи Свердловской области. По заданию этой организации и немецкой разведки я вел шпионскую и диверсионную работу...». В протоколе допроса также записаны слова Вурма о том, что в «организацию» его привел «агент немецкой разведки Георгий Шталь, заместитель линейного инженера Свердловской автоматической телефонной станции».
«Должен откровенно сказать, что с 1914 года ненавижу Россию и русский народ, поэтому меня никогда не оставляла мысль, как немца, патриотически настроенного к Германии, борьбы против русских. Эти мировоззрения у меня сложились под влиянием того, что я вместе со своими родителями с 1914 по 1918 год находился в ссылке как германский подданный. С этого момента меня не покидала мысль уехать в Германию, но обстоятельства не позволяли этого сделать. Мотивов я найти не мог, а советская власть, на гибель которой я рассчитывал, продолжала укрепляться...», — якобы заявил Вурм на допросе.
Коллеги Вурма — Шталь, Аспер и Хайзлер напишут собственноручные заявления с признанием вины. Все они сознаются в том, что участвуют в контрреволюционной организации, и просят вызвать их для дачи показаний.
Мстислав Вурм откажется лично писать такое заявление. В результате в его деле останется только напечатанный на машинке допрос с признательными показаниями и подписями в тех местах, где карандашом проставлены красные галочки.
Как станет известно позже из материалов внутренней проверки по этому делу, все обвиняемые «для обработки» были помещены в специальные камеры некой бригады Морозова. Обработка состояла в том, что в камере с обвиняемым находились заключенные, которые за определенные привилегии (как правило, улучшенное питание) сотрудничали с НКВД и уговаривали обвиняемых написать заявление с желанием дать признательные показания. Им говорили, что это якобы лишь формальность, необходимая советской власти, чтобы избавиться от иностранных посольств в стране.
Но «обработка» велась и другим, более жестоким путем. Как расскажет позже жена Мстислава Анна Вурм, в июле 1938 она получила короткое свидание со своим мужем. Он был забинтован, со следами кровоподтеков на лице. Вурм успел сказать жене, что его заставили подписать чистые листы бумаги.
В июне 1938 года проходящих по этому же делу Марию Усталь и Метту Шталь осудят и приговорят к 10 годам ИТЛ.
В мае 1938 года в руководстве свердловского НКВД пройдут перестановки. Руководитель НКВД по Свердловской области Дмитрий Дмитриев будет переведен на должность начальника Главного управления шоссейных дорог НКВД СССР, а через месяц арестован по делу о шпионской организации в системе НКВД и затем расстрелян. Новым руководителем свердловского НКВД станет Михаил Викторов. И он тоже будет снят с должности и арестован через полгода. Ему дадут 15 лет лагерей, он умрет в 1950 году в Усть-Вымском исправительно-трудовом лагере (Дмитриев, несмотря на его участие в репрессиях, будет реабилитирован в 1994 году. Викторова в 2014 году признают не подлежащим реабилитации).
Из-за этих кадровых перестановок и арестов решение по судьбам остальных обвиняемых по делу свердловских «немецких шпионов» затянется до осени 1938 года. Обвинительные заключения будут утверждены в конце сентября 1938 года, а 10 октября около двенадцати часов ночи будут расстреляны Мстислав Вурм, Роберт Аспер и Зигмунд Хайзлер. Согласно справкам об исполнении приговора, все трое попали в Протокол № 369 со списками по 1-й категории (это значит — расстрел) за подписью наркома внутренних дел Николая Ежова и прокурора Андрея Вышинского.
По каким-то причинам вместе с ними не будет расстрелян «руководитель группы» Георгий Шталь. Возможно, у начальника 11-го отдела свердловского НКВД Николая Шарикова, который вел это дело с самого начала, было желание выявить еще ряд лиц, которые якобы были завербованы Шталем.
Но в ноябре 1938 года Шариков сам будет арестован и обвинен по статье 193-17 п. «б» УК РСФСР («Преступные методы ведения следствия»). Его расстреляют в 1940 году.
Дело передадут новому сотруднику НКВД — оперуполномоченному Анферову, который вновь вызвал Шталя на допрос. Георгий Шталь на этом допросе откажется от всех прежних показаний и заявит, что прежний протокол его допроса был заранее написан сотрудником УНКВД Торсуновым, а обвиняемого заставили его подписать. После этого НКВД вызовет на допрос находящихся на свободе коллег Шталя, которые на допросах будут отзываться о своем арестованном сослуживце с положительной стороны.
НКВД также проведет внутреннюю проверку действий Шарикова и «бригады Морозова». Бывшие подчиненные Шарикова расскажут о методах его работы. Станет очевидно, что дело сфабриковано из ничего, признательные показания написаны самими чекистами, нет реальных доказательств причастности обвиняемых к шпионажу в пользу Германии.
Сержант госбезопасности Торсунов в объяснительной записке перескажет инструкции, которые давал ему Шариков: «...Во что бы то ни стало вам всех арестованных нужно расколоть, какими бы путями это вам ни удалось. И получить такие показания, которые нужны нам, а не арестованным. Когда же мы Шарикову задали вопрос, каким образом нам это делать и каким образом мы будем писать в протокол неправдоподобное, то на это Шариков нам ответил: „Враг никогда добровольно вам не сдастся, поэтому для борьбы с врагами все методы хороши“. Далее, говорил он, что якобы о таком ведении следствия есть установка Наркомата и Политбюро». Торсунов рассказал, что первоначальный протокол допроса Шталя Шарикова не устроил («жидковат, по такому и судить не будут»), он лично написал другой. И Шталя заставили его подписать, а старый протокол был уничтожен.
Всего этого оказывается достаточным, чтобы 1 июня 1939 года было вынесено постановление о прекращении дела в отношении Шталя. На следующий день его освободили из-под стражи.
А вот его жену Метту Шталь выпустят из лагеря только в 1943 году. Марию Усталь выпустят в 1945 году. В лагере она потеряет руку и станет инвалидом. Как сложилась их дальнейшая судьба, неизвестно.
Ошибочный расстрел НКВД не признает. Родственникам Аспера, Хайзлера и Вурма сообщат, что все они умерли в лагере от различных болезней. И только в 1990 году родственники Вурма узнают, что тот был расстрелян уже вскоре после ареста. Об этом сообщил сотрудник свердловского УКГБ Леонид Плотников, который в начале 1990-х входил в комиссию по реабилитации невинно осужденных жертв репрессий. В 2013 году Плотников застрелился у памятника жертвам политических репрессий под Екатеринбургом.
В 1957 году, после смерти Сталина и XX съезда, Анна Вурм и Мария Хайзер добьются реабилитации своих мужей. Роберт Аспер формально остается не реабилитированным. Его сестре в 1957 году сообщили о том, что в 1941 году он умер в лагере от желтухи. Обращений о реабилитации не последовало.
За два месяца до расстрела Мстислав Вурм писал жене из тюрьмы: «...Нюра, береги себя и детишек, знакомства избегайте, т. к. чем их больше, тем больше врагов. Не забывайте, что всего дороже свобода, воля, жена, дети, мать, отец, чего живя на воле, некоторые не понимают. Целую крепко, Славка».
Текст Олега Новоселова
Редактор Дмитрий Колезев
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.