Фильм Михаила Сегала «Глубже!» — одна из главных премьер осени. Это сатирическая комедия о талантливом театральном режиссере в исполнении Александра Паля, который начинает снимать порнофильмы, работая с актерами по системе Станиславского. Мировой успех приводит героя к неожиданному карьерному повышению. Мы поговорили с режиссером «Глубже!» Михаилом Сегалом об отказе снимать эротические сцены, работе с актерами-суперзвездами и о том, как сериалы спасают от скуки и почему это не всегда хорошо.
— Ваши фильмы сопровождают запоминающиеся промокампании: для «Глубже!» было получено разрешение сайта Pornhub использовать их фирменные цвета в названии. В свое время на постерах фильма «Слоны могут играть в футбол» писали «Современная „Лолита“». Вы участвуете в создании этих идей или отдаете всю работу по продвижению продюсерам?
— Дело не в том, кто придумывает конкретные слоганы, а в позиции по продвижению. У продюсеров всегда есть желание позиционировать фильм более попсовым, чем он есть на самом деле, то есть «обмануть» зрителя, чтобы создать ощущение чего-то более развлекательного, провоцирующего.
— Как вы к этому относитесь?
— Режиссер, писатель всегда мечтает о широкой аудитории. В современном мире, чтобы завладеть вниманием людей, нужно провоцировать — предлагать развлечения, а не размышления. Благодаря провокациям на фильм может прийти более широкая аудитория, но это будут не твои зрители, а просто большее количество людей, для которых твое содержание ничего не значит, оно им не нужно. А те, кто мог бы прийти, твоя аудитория, не придет. Но она и так не придет, потому что в современном мире без рекламы довольно сложно, поэтому у меня нет позиции, что нельзя делать попсовую провоцирующую рекламу, а надо в гордом одиночестве положить свое произведение в стол и наслаждаться своей бескомпромиссностью.
— Герой «Глубже!» снимает порнографию, при этом в фильме отсутствуют откровенные эротические сцены. Почему вы решили их избежать?
— Мне часто после фильма задают вопрос: «Сильно ли вы себя сдерживали, чтобы не снимать эротические сцены?» Я не понимаю саму суть вопроса, откуда люди взяли, что они там были нужны? В этом абсолютно разговорном комедийном сценарии они не нужны вообще. Это все равно как если бы я снимал про войну и не включил бы...
— Батальные сцены?
— Да, не включил бы сцены, где взрываются снаряды и людей разрывает в клочья. А почему я должен их включать? Может быть, это драма про любовь и расставание? Я не вижу никакой связи между темой и обязательностью каких-то сцен. Даже на вопрос, почему вы что-то сделали, сложно ответить, а уж на вопрос, почему вы чего-то не сделали — сложно вдвойне. Если вас, например, спросят: «Почему в вашем фильме не танцуют чечетку?» Я не знаю, почему в моем фильме не танцуют чечетку. «Нет, вы ответьте!» У меня в такие моменты начинают кипеть мозги.
— В одном из интервью вы рассказывали, что перенасыщенность откровенными сценами в кино говорит лишь о том, что по всем остальным темам свобода зажата. Вы имеете в виду, что режиссеры, снимающие фильмы с откровенными эротическими сценами, как, например, «Верность» Нигины Сайфуллаевой, стараются уйти от каких-то важных проблем?
— В фильме «Верность», где тоже сыграл Александр Паль, ставка была как раз на то, чтобы сделать откровенный эротический фильм. Их целью было вспахать эту территорию. К ним самим вопросов нет. Я имел в виду отношение к этой теме со стороны государства. Мне кажется, подсознательная мотивация со стороны верхов в том, что если на экране достаточное количество эротики, то у людей, у общества, возникает ощущение, что они живут в стране со свободной дискуссией по поводу большинства тем, например, этой.
— Когда вы писали сценарий «Глубже!», то представляли, что главную роль будет играть Александр Паль. Могли бы рассказать, почему именно он?
— Аргументированно — нет. Есть же такое слово «подходит» — это самый подробный ответ. Он подходил. Когда работаешь над сценарием, у тебя есть какое-то представление о персонаже — неточное, газообразное, не сформировавшееся. Ты еще не знаешь, как выглядит его лицо и фигура, но внутренне находишься в поиске актера, который мог бы его сыграть. Так счастливо случилось, что я подумал об Александре Пале и понял: он. Для себя мне не нужно было раскладывать это решение на аргументы. Просто я увидел своего героя.
— Александр Паль — один из самых известных российских актеров. Отличается ли ваш подход к звезде и неизвестному начинающему актеру?
— Нет, не отличается.
— То есть не бывает такого, что известного актера неловко попросить сделать десятый-двадцатый дубль?
— Это зависит от конкретного человека, но в принципе нет. Если у режиссера есть настроения пиетета, он ничего хорошего не снимет. Проявления премьерства среди актеров нужно жестко пресекать. Если актер-суперзвезда понимает и чувствует, что делает важное общее дело, для него нет проблемы сделать еще один дубль и еще. Чувство внутреннего протеста против следующего дубля у многих актеров возникает, если они понимают его бессмысленность и видят, что режиссер сам не знает, чего хочет, и просто говорит: «Давай еще дубль». Актер только что сыграл, эмоционально выложился, а ему говорят: «Еще!» Что еще? Еще так же? Еще по-другому? Если по-другому, то как? Актеров можно понять в этом смысле. Но если они знают, чего режиссер добивается, то постараются сделать как можно лучше.
— Вы всегда к каждому дублю даете новый комментарий?
— Как правило, да. Хотя иногда я в шутку могу сказать: «Ну, а теперь снимем самый лучший дубль» — и ничего не объясняю. В этом случае я не ставлю конкретную задачу, но мотивирую актеров эмоционально. Всегда должно быть ощущение, что работа идет не просто так.
— Вы однажды говорили, что сталкивались с проблемой, когда актеры долгое время играли в сериалах, и эта конвейерная работа так развращает, что и в кино они продолжают играть по привычке плохо. Какими способами можно сбить эту «инерцию плохой игры»?
— Способ только один: успокоиться и выйти из инерции сериальных съемок. Я условно говорю «сериальных» — это может быть любой плохой фильм. Нужно, чтобы человек сбросил с себя эту корку и дальше по системе Станиславского почувствовал себя в предлагаемых обстоятельствах. Точно так же работает с актерами главный герой «Глубже!» режиссер Роман Петрович, только в фильме это носит комедийный характер.
Есть еще одна проблема: в последнее десятилетие возникла новая эстетика неестественного, лживого актерского существования, она есть во многих фильмах и сериалах. И актеры уже не могут по-другому существовать в кадре, интонировать, а самое страшное — к этой эстетике привыкли зрители. И поэтому, когда я говорю, что что-то не так, что есть проблема, никто даже не понимает, о чем речь.
Чтобы сбить эту лживую манеру существования в кадре, нужно попытаться вспомнить обычную жизнь — как разговаривают люди, как они молчат — и как только жизнь вспоминается, оказывается, что актеры могут быть хорошими, начинается хорошее кино.
— По вашим интервью кажется, что вы очень снисходительно относитесь к сериалам. Почему?
— Это не так. Все прекрасно знают, какими прекрасными бывают сериалы, и в то же время обычный полнометражный фильм может быть очень плохим: формат совершенно не привязан к качеству. Выражения «актер играет по-сериальному» или «какое-то у вас сериальное изображение» остались со старых времен, когда кино еще было знаком качества, а сериалы — чем-то низкосортным. Это просто фигура речи.
— Вы говорили, что только во время карантина начали смотреть современные сериалы. Какие успели посмотреть?
— Да я уже забыл.
— Мне кажется, люди смотрят сериалы, чтобы быть в повестке: когда выходит финальная серия «Игры престолов», ты волей-неволей ее смотришь, чтобы потом поддержать беседу.
— Конечно. Если раньше спрашивали: «Что ты читал?», то теперь: «Что ты смотрел?» Но люди смотрят сериалы во многом потому что им нужно сделать жизнь нескучной. Вот ты пришел домой — скучно. Можно смотреть новости, можно — Animal Planet про то, как тигры бесконечно едят антилоп, а можно — сериалы. Это носит даже не характер развлечения, цель здесь — занять время жизни. Остаться наедине с осознанием того, что в целом жизнь скучная, как-то не очень прикольно, а тут — всегда есть сериал, следующая порция наркотика против скуки.
Кинорежиссер или сценарист, конечно, тоже смотрит сериалы как зритель, но он потребляет этот контент еще и для бесконечного саморазвития. Он находится внутри кинопроизводства, ему надо постоянно этим питаться, дышать как воздухом. Он анализирует, как сняты другие фильмы, чем-то вдохновляется. Плохие фильмы или сериалы тоже могут быть очень полезны, потому что на их примере можно учиться.
— Если вы сами не смотрите в больших количествах сериалы, то какое у вас лекарство от скуки?
— Я просто живу, я никогда не задумывался о каком-то занятии, которое бы меня развлекало и наполняло радостью.
— Никогда не задумывались о занятии, которое бы вас радовало?
— Есть же такая шуточная фраза, что лучшая работа — это высокооплачиваемое хобби. Возможно, я не задумывался о каких-то хобби или вещах, которые могут меня развлечь или успокоить, потому что моя основная деятельность делает жизнь интересной.
— Думаю, что многим читателям станет очень грустно, потому что они наверняка размышляли, чем развлечь себя, и сейчас задумаются над тем, что они, наверное, очень несчастны в своей профессии.
— Имен у несчастья много. Я думаю, огромное количество людей несчастны именно потому, что занимаются в жизни не тем, чем хотят. Мы оканчиваем школу, вступаем в так называемую взрослую жизнь и понимаем, что инкубаторский период закончен — надо что-то делать. Но очень многие люди просто не понимают, что им интересно. Их это мучает, как болезнь. Незнание того, чем хочешь заниматься в жизни — одно из имен несчастья, а понимание своего предназначения — одно из имен счастья. У тебя могут быть препятствия на пути, не будет сопутствовать удача и будет преследовать отчаяние, но когда ты понимаешь свое предназначение, все эти раны судьбы на тебе заживают, как на собаке.
— Вы сказали, что режиссеры смотрят фильмы, чтобы вдохновляться ими. Как вы относитесь к цитированию чужих фильмов, стараетесь ли этого избегать?
— У Чехова есть фраза «Они хочут свою образованность показать». Для многих режиссеров сознательно, а может, и подсознательно, цитирование — это попытка к своему произведению «добавить искусства», продемонстрировать образованность и принадлежность к культуре кино, как будто говоря: «Смотрите, какой у меня классный фильм, видите, сколько я всего цитирую?» Знанием культуры компенсируется отсутствие таланта и мысли, это признак незрелости, студенчество.
Это если мы говорим об осознанных цитатах. Но вот у меня в «Глубже!» в конце фильма главный герой делает фантастический прыжок и летит через большое пространство. Уже очень многие вспомнили прыжок через речку в «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Я вообще не думал об этом фильме, но люди увидели в этом цитату. Мне кажется, это такая чисто киноведческая попытка искать аналоги везде и во всем. Фраза «Они хочут свою образованность показать» в данном случае справедлива уже по отношению к критикам, когда они ищут цитаты и аналогии там, где их нет. Человек прошел слева направо в кадре, и критик скажет: «Вы знаете, мне кажется, это точная цитата раннего Трюффо — там тоже человек шел по улице слева направо». Ведь если киновед или критик не найдет аналогии с другим фильмом, он будет плохо себя чувствовать.
— Ваши слова: «Отвращение к себе помогает в творчестве». Каким образом?
— Когда чувствуешь, что ты бездарный, глупый и все, что ты делаешь — так себе, то, преодолевая это, можешь что-то создать.
— Но с профессиональной самооценкой у вас, наверное, не должно быть проблем.
— Это другое. Ни завышенной, ни заниженной самооценки у меня нет, потому что я не соотношу себя с другими людьми. Я оцениваю себя относительно себя. Достаточно ли я хорошо что-то делаю? Ленюсь или не ленюсь? Узнаю ли что-то новое или прочитал сто книг и на этой культурной базе почиваю всю жизнь? Попытка встормошить себя — это нормально.
— Вы несколько раз в интервью говорили, что вы интроверт. Мешает ли это во время съемочного процесса, когда нужно руководить большой командой?
— Когда готовишь кино, ты общаешься с большим количеством людей, которых должен мотивировать своей энергией и точным знанием того, что делаешь. Все должны чувствовать, что главный человек, который тащит эту телегу, знает, что и как он хочет сделать, что у него есть силы для этого. На съемочной площадке по-другому нельзя, поэтому я это в себе, как тумблером, включаю. Но, естественно, мне это нелегко дается.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.