«Единственное, о чем попросил Ельцин Путина, — это „Берегите Россию“»

В Ельцин Центре в рамках второго фестиваля «Слова и музыка свободы» журналист Владимир Познер публично взял интервью у Валентина Юмашева, бывшего главы администрации президента России. Он рассказал, почему Борис Ельцин решил уйти с поста президента, как выбирал преемника и почему им стал нынешний президент России, Владимир Путин. IMC приводит стенограмму интервью.

Почему Ельцин решил уйти с поста президента

Юмашев: Владимир Владимирович ничего про это не знает, он только в газетах про это читал и слышал какие-то разговоры, мы не говорили с ним по этому поводу, вообще ни о чем не договаривались, пока летели в самолете. Какие вопросы он мне будет задавать, я понятия не имею, это закон тех интервью, которые Владимир Владимирович берет, поэтому вам слово. Я готов. 

Познер: Это вы так думаете. На самом деле перед тем, как заняться делом, я хочу сказать, что для меня колоссальная профессиональная награда получить эту возможность. Любой нормальный журналист счел бы это в его жизни вехой. И, конечно же, лично для меня и, я думаю, для многих, выбор Бориса Николаевича представляется странным. Выбор пал на человека, которого мало кто знал, ничем особенным для большинства людей себя не проявил. Могли ожидать чего угодно, только не это. Было много других фамилий, которые на самом деле пришли бы на ум. Поэтому, когда вы мне предложили эту возможность, я стал думать, а с чего начать-то? Я хочу вот с чего: почему Борис Николаевич решил, что ему надо уйти?

Юмашев: Это был второй срок, он должен был уходить.

Познер: По Конституции?

Юмашев: По Конституции. Все считали, что Ельцин будет цепляться за власть. Одна из линий была ровно эта, что в 2000-м году разговоры о том, что он уйдет — это полная ерунда. «Он будет продолжать работать президентом, что-то они придумают». Ну, понятно, что можно было придумать, что это на самом деле не второй строк, а считаем по-другому: 1993 год, октябрьские события, первые два года — это не первый срок, а половина. То есть придумать можно было что-то. Но для [Ельцина] вообще никогда, [с того момента, как] он только зашел в кабинет в Кремле после выборов 1996 года, не было вопроса что-то думать дальше 2000-го года. Конечно, он твердо понимал, что он уйдет, и для него была важнейшая задача, реально важнейшая, кого он может предложить людям, когда будет уходить. В принципе, он был вполне доволен тем, что произошло в 1996 году (имеются в виду президентские выборы, где по результатам второго тура Б. Н. Ельцин набрал более 50% голосов избирателей и был переизбран на второй срок — прим.ред.), потому что на самом деле он не хотел идти на выборы 1996 года. И он до последнего пытался найти какую-нибудь фигуру, которая может выиграть у Зюганова. Было много дискуссий, много разговоров. Понятно, что были социологические исследования, которые пытались все-таки проанализировать ситуацию. И в тот момент, когда стало понятно, что не Черномырдин, ни Гайдар, ни Явлинский, никто из тех людей, которые продолжили путь Ельцина, никто из них не может противостоять Зюганову. А Зюганов в тот момент уже выиграл у каждого из них. [Ельцин] принял решение, что он все-таки пойдет. В 2000-м году он понимал, что у него этой возможности не будет, когда все варианты закончатся, нужно будет закрывать эту вторую историю. Одна из главных задач, которая перед ним стояла — подготовить к 2000 году человека, которому могут доверить страну, которая дальше, уже вместе с новым президентом, могла двигаться в том направлении, которое Ельцин задал.

Познер: Скажите, пожалуйста, с вами он советовался на эту тему?

Юмашев: Да, я был в администрации, это мои функции… Мы много по этому поводу говорили и, на самом деле, Ельцин слушал. Меньше отвечал.

Познер: Он умел слушать? 

Юмашев: Он блестяще слушал: «Валентин, что вы думаете по этому поводу?». Всегда был на «вы» со всеми сотрудниками. «Какие у вас мысли по поводу такого-то человека? Что вам кажется если произойдет вот так-то?», — [спрашивал он], я свой анализ, свое мнение передавал. Моя задача, кроме своего собственного мнения, еще и дать позицию администрации президента, потому что это был мозговой штаб президента. Известная история, для многих она с глубоким прошлым, но она была важная, когда в 1998 году Ельцин принимал решение выставлять Черномырдина на третий срок (председателем Правительства, — прим.ред.) или нет, после того как Дума дважды проголосовала против Черномырдина. И это был такой, абсолютно судьбоносный момент, потому что, если [бы] он еще раз предложил Черномырдина, в этом случае, с высокой вероятностью, был бы разгон Думы. Это было на фоне августовского дефолта. Для меня, главы администрации президента, было очевидно, что в этом случае коммунисты доминировали, но после дефолта, после экономического кризиса, у Думы было конституционное большинство. И в этот момент позиция сотрудников администрации была чрезвычайно важна для Ельцина, потому что он принимал решение идти тем путем или этим, а они были абсолютно перпендикулярны друг-другу: или [будет] по сути новая страна, или находить какую-то компромиссную фигуру, которая в конце-концов нашлась, это Примаков. За этот путь была администрация президента, часть [ее] сотрудников. Но часть сотрудников агрессивно настаивала на том, чтобы Черномырдина выдвигали на третий срок. В конце-концов Ельцин принимал это судьбоносное решение. Я был человеком, который докладывал ему: «Борис Николаевич у нас вот этот путь». Понятно, что он знал. Ему важно было выслушать аргументы. Я ему рассказывал аргументы моих сотрудников, в конце концов, он принимал решение.

Познер: Хотел бы на это обратить внимание: он принимал решение. Наверное, все-таки для руководителя это его главная ответственность — принимать решение. Чтобы принять правильное решение, нужно окружать себя людьми, которые лучше тебя знают тот или иной вопрос, уж во всяком случае не глупее тебя, и, выслушав их, в том числе и слова «Вы не правы», только собрав эти мнения, можно принять это решение. А можно сказать, что Борис Николаевич окружал себя именно такими людьми? 

Юмашев: Я считаю, замечательными людьми себя окружал. Администрация у Ельцина была одна из самых сильных команд, если мы сравниваем с командами других институтов власти, которая в тот момент была: блестящий Сережа Ястржембский, блестящий Александр Волошин, блестящий Сергей Приходько, [Михаил] Комиссар, начальник «Интерфакса», которого я пригласил замглавы администрации. Мне было важно, чтобы заместителем был тот человек, который создал первое независимое российское агенство в России. То есть это были реально сильные, профессиональные, глубокие люди. И, в принципе, они своей жизнью и до и после [это] доказали. И понятно, что не назвал Сатарова Георгия, Михаила Краснова, и еще многих-многих других людей. Кто-то приходил, кто-то ходил, но это всегда была команда очень сильных людей, в которой никогда не было вопроса не сказать Ельцину то, что они думали. Это было невозможно.

Познер: Вы в какой степени знакомы с Путиным того времени? 

Юмашев: Вообще, история возникновения Владимира Владимировича в администрации президента следующая. В 1997 году Виктор Степанович Черномырдин, премьер-министр на тот момент, принял решение, что ему нужно перезагрузить правительство. Он очень долго уговаривал Бориса Николаевича, чтобы глава администрации президента Чубайс Анатолий Борисович пошел в правительство и стал первым заместителем. Чубайс этого хотел, ему не нравилось работать в администрации, он согласился. Возник очень странный момент, когда по сути он начал работать вместе с Черномырдиным, готовить новую команду, а главы администрации по-прежнему не было. Борис Николаевич раздраженно [прикрикнул] на Чубайса: «Так вы уходите, кто же будет на вашем месте?». В конце концов состоялся мой разговор с Анатолием Борисовичем (по предложению должности главы администрации — прим.ред.). Это был тяжелый разговор, потому что я достаточно агрессивно отказывался. Могу сказать, почему я отказывался. Я по профессии журналист, у меня совершенно другой образ жизни, я никогда не носил ни пиджак, ни галстук — все эти атрибуты Кремля. Я в тот момент работал советником президента и, когда Чубайс меня уговаривал, я понимал, что захожу совсем не на ту площадку, где я буду комфортно себя чувствовать. Он сказал, что советник — это не очень важно: «По сути ты будешь заниматься ровно тем, чем занимался до этого. Будешь рядом. Ты хорошо Бориса Николаевича знаешь». Чубайс тоже не хотел идти. Эта ситуация абсолютно другая, глава администрации, просто координально. Это важнейшая, тяжелейшая должность, если бы я был где-то в стороне и не знал что это такое, наверное, я бы и согласился. […] В конце-концов закончилось тем, чем закончилось: я стал главой администрации. Чубайс увел с собой в правительство несколько человек: Максима Бойко, Лешу Кудрина и еще несколько сотрудников. И пол-администрации как бы отсутствовало. Ко мне приехал Чубайс, когда мы думали, как эти дырки закрывать, и сказал, что есть очень хороший сильный человек, с которым он работал в Санкт-Петербурге, это Владимир Владимирович Путин. Момент, когда я с Путиным в первый раз познакомился — это март 1997 года.

Познер: Он к вам приехал или вы к нему?

Юмашев: Путина я представлял в администрации президента, примерно такой же зал был — главное контрольное управление администрации президента. С одной стороны был Кудрин, уходящий, с другой стороны был Владимир Владимирович, приходящий, ну и в центре я, как глава администрации.

Познер: Вы как журналист, как человек, работавший в тогда очень прогрессивной «Комсомольской правде», не были насторожены? Все-таки КГБ (Путин служил в КГБ — прим.ред.). В те года, когда не страшно уже было называть  вещи своими именами, нельзя сказать, что эта организация пользовалась доверием, любовью.

Юмашев: Этой темы вообще не было, она отсутствовала. Дело в том, что это был человек, который проработал с Собчаком (Путин был заместителем Анатолия Собчака, первого мэра Санкт-Петербурга, — прим.ред.). На самом деле на нем огромная ответственность лежала все эти годы, потому что Анатолий Александрович не очень любил хозяйственную каждодневную деятельность, и это все было на плечах у Путина. Что я про него понимал [во время первого знакомства]: человек, который проработал с Анатолием Борисовичем — это первое; второе — что он абсолютно блестяще понимает, что такое хозяйство, что такое огромный механизм, он знает как устроена власть. Ну и еще раз повторяю, что я пришел и было огромное количество разных сотрудников. Кто-то был бывший председатель облисполкома, кто-то работал в КГБ, как Владимир Владимирович, кто-то был дипломатом, кто-то был первым секретарем обкома и все это в 90-е годы была уже единая история. Огромное количество людей, которые работали в ФСБ, уходили из ФСБ по собственному пониманию, что они не могут работать в этой организации. Если вы почитаете воспоминания Владимира Владимировича, он же ушел из КГБ в момент, когда в принципе многое количество коллег осталось. Большое ушло, а огромное осталось. У меня очень много знакомых бывших сотрудников КГБ. Чтобы было совсем понятно, как я к этому отношусь, директор фонда Ельцина — бывший сотрудник КГБ. Абсолютно блестящий демократ, замечательный человек, я счастлив, что он с нами работает. Поэтому то, что раньше человек работал в КГБ для меня было вообще ничто, для меня было совсем не важно.

Мысли о преемнике: появление Бориса Немцова и падение рейтинга президента

Познер: Вы говорили, что Борис Николаевич не хотел в 1996 году баллотироваться, что искал другого человека. Поскольку никто не мог победить Зюганова, то он взял на себя. Он с этого момента начал думать о том, кто его заменит?

Юмашев: Да, одна из главных его задач в тот момент было найти человека, который в будущем 2000 году, в июле, когда должны были пройти выборы, станет президентом страны. И на самом деле мы знаем несколько кандидатов, о которых и публика знала. Борис Немцов, например. Известная история, что Борис Николаевич даже представлял его в лидеры зарубежных стран, когда они были вместе в командировках. И Боря, в принципе, после 1997 года, когда он вырвался из Нижнего Новгорода, не хотел, кстати, тоже приезжать в Москву.

Познер: То есть его вырвали?

Юмашев: Его вырвали.

Познер: Он не хотел?

Юмашев: Не хотел. Но, тем не менее, он стал федеральной фигурой. Естественно, когда Боря начал работать первым замом в правительстве, он попал в списки замеров [рейтингов] и, наверное, к осени 1997 года Боря был на первом месте, у него рейтинг был больше 30%, он был реальный кандидат в президенты. Для Бориса Николаевича было очевидно, что для него это кандидат номер один.

Познер: И?

Юмашев: А дальше, к сожалению, произошли такие… мы немного сейчас в бок уйдем, это важная история. Был так называемый конкурс по «Связьинвесту», когда правительство попыталось провести, оно так и объявило о том, что «мы проводим честный, прозрачный приватизационный конкурс», и это не понравилось части бизнеса. Дальше произошла война между правительством и теми бизнесменами, которые проиграли этот конкурс. В результате того, что работали против Чубайса, Немцова блестящие журналисты, блестящие команды, это Доренко, это НТВ, тот самый прекрасный НТВ 90-х годов. Они в конце-концов уничтожили это правительство, которое вынуждено было уйти в отставку и это все закончилось дефолтом августа 1998 года. И уже через год, когда мы замеряли рейтинг Бориса, он был в погрешности около 2-3 процентов.

Познер: То есть не было?

Юмашев: Его не было, да. 

Как Ельцин заметил Путина 

Познер: В какой момент вам или Борису Николаевичу пришла в голову мысль что вот — возможный кандидат Владимир Владимирович Путин?

Юмашев: Это была длинная история. Для того, чтобы она мелькнула, я должен был с Путиным как-то поработать. И я с ним работал в течении года, полутора лет. У нас в администрации примерно два-три раза в неделю происходят разного формата совещания, где мы обсуждаем текущие политические, международные проблемы, и на эти совещания я приглашал своих замов, потому что мне важно, чтобы был взгляд разных людей. И буквально через два-три месяца работы с этой командой, я обратил внимание, что Путин блестящий. Условно говоря, очередной кризис, российско-белорусский договор, по которому Россия теряла свой суверенитет. Парламент России и Белоруссии, закон России и Белоруссии — они были важнее российских законов. Короче говоря, когда был подготовлен этот законопроект, — кризис и совещания каждый день, утром, вечером. В этих совещаниях разные люди принимали участие, в том числе и Путин. Их было много, но именно кризисы показывают человека. Для меня было радостно, что у меня есть такой замечательный зам, я могу на него положится — умный, точный, блестяще формулирует. Я расслабленно думал о том, что закрывает важную позицию в администрации такой человек. Он приходит ко мне, это было где-то через год после его работы начальником контрольного управления и говорит, что он хочет уйти. Я говорю, Владимир Владимирович, куда хотите? «Все-таки хочется на волю, потому что вся моя жизнь до этого была совсем жесткая служба, потом с Собчаком с утра до вечера все на мне, а затем Кремль, где тоже до вечера, до ночи. Субботы все рабочие, половина воскресения рабочая, все-таки есть жена, есть дети, поэтому я хотел бы уйти». Я говорю, Владимир Владимирович, не отпускаю, давайте через какое-то время вернемся к этому разговору и решим, что будем дальше делать. Я реально не хотел его отпускать, потому что для меня была большая проблема, кого находить. Он действительно выделялся из моих замов, терять его я не хотел. Но так случилось, что буквально через месяца два, мой первый зам вынужден был уйти, как раз после истории со «Связьинвестом», и освободилось это место. Я с радостью это место Владимиру Владимировичу предложил, он начал работать.

Познер: Он согласился?

Юмашев: Он согласился на первого зама, потому что это был другой масштаб. Он в другом режиме стал встречаться с президентом. Зам встречается раз в месяц, глава администрации каждый день, первый зам готовит все поездки по стране и с президентом тоже ездит первый зам. После этого момента началось первое понимание Бориса Николаевича, что это за человек. Это очень важно, потому что это два года. То есть, за два года до 31 декабря 1999 года, Борис Николаевич в плотном режиме стал видеть того человека, который сейчас руководит страной. И, мне кажется, это был очень важный период, когда они вместе летели в самолете, обсуждали планы, приезжали в регион, после того как официальные вещи всякие заканчивались, обсуждали реакцию, что происходило, то есть режим разговоров, анализа… Мы с ним никогда не обсуждали это, но, я уверен, что Борис Николаевич обратил внимание на его точный анализ ситуации, на то, как он прекрасно формулирует, как ведет себя в какой-то аудитории, при том, я еще раз повторяю, это не сильно видно было, потому что он один из замов, ну хорошо, первый зам, но он точно находил сам какую-то главную проблему, вытаскивал ее, пытался как-то разрешить. Когда он начал работать я был счастлив, что у нас в команде такой сильный первый зам. Возвращаясь к вашему вопросу, я думаю, что Борис Николаевич в этот момент, перебирая кандидатов — а человек в списке было десять или одиннадцать, не меньше — подумал о том, что да, это человек который был первым замом у Собчака, значит, он понимает как работает хозяйство. Следующее — это человек, который прошел администрацию президента и был сначала просто замом, а потом первым замом, то есть человек с таким опытом. «Я его беру». Я думаю, что в этот момент, когда он стал замом главы администрации, это 1998 год, Ельцин подумал о нем, как о кандидате.

Познер: Он вам говорил об этом?

Юмашев: Нет.

Познер: А в какой момент вы поняли, что он рассматривает Путина именно так?

Юмашев: Это уже был 1999 год, уже совсем была другая ситуация. [Путин] — директор ФСБ, это тоже важный момент, он назначен Ельциным. В тот момент, когда уходил Примаков, Борис Николаевич принимал решение, кого он делает министром. Было несколько кандидатов — Степашин, который [министром] стал, Аксененко, который [им] не стал, и Владимир Владимирович, который тоже [им] не стал. Кстати, еще была парочка людей, которые в запасе стояли. Такая сложная история, что Борис Николаевич считал, что надо все время иметь какие-то запасные варианты. В тот момент он поставил Степашина и не поставил Путина. В книжке он пишет — понятно, что физически писал это я, но в разговоре со мной, когда он объяснял мне, почему он это сделал (у меня была возможность поговорить, потому что мы делали третью книжку с Борисом Николаевичем) — что боялся, что он его слишком рано заявит, а ситуация была и политически, и экономически очень сложная, и он может свой запас слишком рано истратить. Плюс он считал, что дает шанс Степашину. Если вдруг Степашин выстрелит, то он сможет себя проявить, и тогда нужно остановиться на Степашине. В тот момент у него, я уверен, не было окончательного решения, потому что у него впереди был больше чем год.

Ельцин против блока Лужкова-Примакова и «молодой парень Путин»

Познер: Вы говорили, что делали замеры, когда разговор шел о Немцове и сначала были высокие цифры, а после некоторых событий они стали близки к нулю. А делались такие замеры в отношении Путина?

Юмашев: Нет, не делались.

Познер: Не делались вообще? А не было ли опасений, что Зюганов остается и у малоизвестного всем нам Путина шансов-то маловато?

Юмашев: Это была уже совсем другая история, потому что Зюганов уже проехал, слава богу. Там был [Евгений] Примаков с [Юрием] Лужковым (Евгений Примаков и мэр Москвы Юрий Лужков занимали первые места оппозиционного Ельцину избирательного списка блока «Отечество — Вся Россия» в 1999 году, а Примакова негласно считали фаворитом на будущих президентских выборах — прим.ред.). Были реальные ребята, которые с высочайшей вероятностью становились лидерами страны, кто-то президентом, кто-то премьером, мы понимаем, кто хотел быть кем, и поэтому их рейтинги нужно было мерить. Но в чем мудрость Бориса Николаевича — он блестяще понимал, что за 10 лет люди устали вот от этих политиков. Потому что сложные времена, вообще, эпоха перемен она сложная, и поэтому [необходимо] появление абсолютно нового человека, за которым нет никакого шлейфа историй, ни связанного ни с приватизацией, ни с политическими конфликтами. И если он сильный внутренне, выиграет у этих стариков. Что и произошло. Для него неважен был рейтинг в момент, когда этот человек становился премьер-министром. Тут важно чтобы это был сильный человек, который в состоянии той позицией, которая у него возникла, воспользоваться. Что Владимир Владимирович блестяще и сделал.

Познер: Он понимал, что он рискует крупно?

Юмашев: Ельцин? Безусловно. Он считал, что приход Примакова и Лужкова [к власти] — это мгновенный разворот от того направления…

Познер:… обратно.

Юмашев: Да. Просто Примаков через день ходил к Борису Николаевичу и говорил о том, что надо закрывать все средства массовой информации, потому что они неправильно все освещают, что надо закрывать телеканалы, потому что они не дают правительству нормально работать. На что Борис Николаевич говорил: «Меня тоже ругают, мы живем в такое время свободы средств массовой информации». Понятно, что Примаков сделал первым делом. В экономике и других вещах, где Борису Николаевичу было очевидно, что это был бы мгновенный разворот. Это был расчет строгий, продуманный и в конце концов реализованный. У команды, которая работала в администрации президента, было ощущение 99%, что мы выиграем. Мы видим, какой кандидат и как на него люди реагируют. Дело в том, что каждый в Путине увидел что-то свое: либералы увидели в нем продолжателя идей Бориса Николаевича; консерваторы и чекисты увидели в нем бывшего чекиста; люди, которые считали, что он вернет России что-то, что нужно вернуть, увидели в нем это; и так далее. Из-за того, что он был неизвестен, это был огромный плюс, который помог ему выиграть выборы. Я не говорю о том, что он действительно блестяще вел себя с людьми. Первый раз, никто же не видел как это происходит, первый раз он появлялся как премьер-министр на каком-то предприятии в какой-то воинской части, поехал зарубеж в первый раз. Люди увидели его: «О господи, какой прекрасный парень, совсем молодой». Кстати, для Ельцина это было очень важно, чтобы этот человек был совершенно другого поколения, чтобы он был моложе на 20 лет, чем сам Ельцин, чем политики, которые пытаются прийти. Примаков дважды пытался уволить Путина с поста директора ФСБ, об этом мало кто знает.

Познер: Кто ему не дал?

Юмашев: Борис Николаевич.

Предложение поста президента Путину и роль Бориса Березовского 

Познер: Вы знаете когда Борис Николаевич ему сказал, что видит его преемником?

Юмашев: Путин довольно подробно описал эту историю у себя в книжке «от первого лица», это было буквально за три дня, когда об этом было объявлено в августе 1999 года. Он позвал его и сказал: «Владимир Владимирович, я хочу чтобы вы заняли пост министра, а второе — я хочу чтобы в 2000-м году вы стали президентом страны». Ну и Владимир Владимирович об этом в книге пишет, что был абсолютно не готов, поэтому не мог согласиться. 

Познер: Это было искренне на ваш взгляд?

Юмашев: 100% искренне. Дело в том, что Путин вообще хотел уйти, у него вообще не было идеи каким-то образом держаться за власть.

Познер: Она возникла потом?

Юмашев: Это уже вопрос не ко мне, а к Владимиру Владимировичу. А в тот момент этой мысли не было точно. В тот момент это было абсолютно неожиданно. Известная история, что Борис Абрамович Березовский помчался к Путину во Францию, Владимир Владимирович в этот момент отдыхал с семьей, когда почувствовал эти слухи, что может произойти отставка Степашина. Он прилетел к Владимиру Владимировичу и сказал: «Такая история, возможно, вы станете премьером». Путин сказал: «Ничего не знаю, ничего не слышал, до свидания». То есть он принципе был морально как-то готов к этому разговору, наверняка.

Познер: Знаете, очень упорно слухи ходили и до сих пор они существуют, есть точка зрения, что как раз Борис Абрамович сыграл важнейшую роль в назначении Путина президентом. Вы на это можете ответить да или нет

Юмашев: Это, конечно, не так. Это сложный, тяжелющий анализ человека, который несет ответственность за решение. Никакая не влиятельная семья, ни Юмашев, ни Березовский — это все мифы, которые родились в период жесточайшей борьбы между кандидатом Путиным и командой Примаков-Лужков. С одной стороны мощный сильный политик Примаков, блестящий Юрий Михайлович Лужков, успешный мэр с огромным бюджетом города Москвы, и Путин, который вообще никто, у которого 3% (рейтинг — прим.ред.), и которого предлагает Борис Николаевич Ельцин, который уходит. Мои замечательные друзья-либералы особенно обожают обвинять Бориса Николаевича в том, что он поставил приемника — вот интересно, кого поставил? С тремя процентами Путина и своими маленькими ресурсами. Уходящий президент — это президент, которому уже все сказали «гудбай», поэтому дальше все зависело совершенно от другого. Дальше зависело, кто будет сильнее, кому поверит народ. При этом шла огромная пропагандистская работа против Ельцина и его кандидата: в этот момент родилась история, что это кандидат от Березовского, из семьи, что Ельцин заботится о своей безопасности, а Путин и семья могут это все обеспечить. Конечно, это все полная ерунда. У меня простой вопрос, почему Степашин хуже обеспечит безопасность президенту, а самое главное — у Бориса Николаевича этот вопрос никогда не стоял. Для него самое главное было поставить человека, так поставить политическую конструкцию, чтобы она вывела в конце концов кандидата, а большинство за этого кандидата проголосовало. Для него это была достаточно сложная история, ему для этого надо было уйти в тень, при этом газеты писали, что Ельцин никогда не сможет уступить свое место, что еще три месяца и появится кандидат новый, пятый. Борис Николаевич что сделал, он сделал чтобы совет безопасности начал проводить Путин, и это был очень важный сигнал на верхах. Борис Николаевич не поехал на несколько важный международных встреч, отправил туда именно Путина, хотя это была именно его тема, он это любил, считал, что именно он может разговаривать с лидерами государств, но он просто себя заставил, потому что он понимал насколько это важно, чтобы люди и лидеры западных государств увидели Путина. Он реально провел работу, чтобы Владимира Владимировича народ узнал — и чиновники, и силовики, и политики, и те, кто его не знал. 

Познер: Он вам сказал в какой-то момент, что он принял такое решение?

Юмашев: Нет, он мне не говорил. Первое, глава администрации был уже Волошин, именно он сказал: «Момент настал, Владимир Владимирович, нужно выходить на сцену». Это был август 1999 года.

О чем Ельцин просил Путина и жалел ли о своем решении 

Познер: Скажите пожалуйста, почему вы решили сейчас об этом рассказать?

Юмашев: Чтобы реальная история была зафиксирована, сейчас этим событиям исполняется 20 лет. С ней можно не соглашаться, кто-то скажет что Юмашев все наврал. В чем была правильная идея Бориса Николаевича, говоря о всяких договоренностей по кадрам, — ни одной договоренности, ровно потому что Ельцин понимал, что как только президент садится в кресло президента, вся ответственность дальше на нем, и поэтому ни по кадрам, ни по идеям, всех этих договоренностей не может быть, потому что дальше уже сам человек принимает решения. Для Ельцина было очевидно, о чем бы они не договорились, все равно все будет нарушено. Единственное, о чем попросил Ельцин Путина это: «Берегите Россию». Вот это фраза, которую он сказал, это единственная просьба была Бориса Николаевича к Владимиру Владимировичу Путину. И, мне кажется, важным об этом рассказать, потому что мы с вами сегодня говорили про историю, про то что если посмотрим что в советском союзе в 1937 году говорили 1917 годе, то понятно, что говорили не то, что происходило. Очень важно чтобы участники, которые присутствовали в 1917 году, описали эти события. И чтобы история России была описана, благодаря воспоминаниям, которые были оставлены людьми, которые участвовали в событиях. Поэтому, мне кажется, в 2019 правильно вспомнить что произошло в 1999 году, 20 лет назад и рассказать, как на самом деле происходили эти события, это важно зафиксировать. То, что мы с вами поговорим, это кусок истории будет в мире, в жизни.

Познер: Если уже вспоминать что было тогда, попытаться определить те черты личности, которые привлеки Бориса Николаевича, когда он рассматривал Путина, вы можете их назвать?

Юмашев: Да. Мне кажется, для него было важно несколько вещей. Первая — он видел в нем человека, который продолжит его реформы — либеральные, связанные с рыночным путем, которым пошла Россия. Для Бориса Николаевича было важно, что это человек другого поколения. Он считал что поколение людей, которым в 1990-году было по 50 лет, должно уйти, вот нельзя Россию оставлять на этих людей, которые слишком много из советского в себя взяли и должно прийти поколению людей, которое в 1991 году было по 25-30 лет. Конечно же, была важна сила характера, он в нескольких ситуациях, которые происходили в их взаимоотношениях. Расскажу один важный эпизод. Происходит звонок от Путина: «Алексей Борисович, надо срочно подъехать к вам». Он подъезжает говорит, что только что разговаривал с Евгением Максимычем Примаковым, это осень 1998 год: «Евгений Максимыч дал мне команду, как директору ФСБ, следить за Явлинским, потому что он агент империализма, госдепа, идет на выборы, за ним надо следить. И я, как директор ФСБ, считаю, что это абсолютно недопустимо, если такая же позиция у Бориса Николаевича Ельцина, я сразу же пишу заявление об уходе, потому что я считаю, что мы уничтожим ФСБ, если будем заниматься такими делами. Я считаю, что пускать ФСБ в политику абсолютно недопустимо. Поэтому я готов уйти в отставку если такая же позиция у президента страны». Я сказал, что у Бориса Николаевича 100% не такая позиция, Примаков это предложил от своего имени, а не от позиции власти. Поэтому я, конечно, с Борисом Николаевичем переговорю. Естественно, так и произошло. В тот момент Примаков становился мощной фигурой и вполне мог уговорить Ельцина давайте аккуратненько за Явлинским и, я уверен на 100%, Путин бы подал заявление об уходе. Какие-то такие важные эпизоды, конечно, были для Бориса Николаевича важны. Он видел сильного человека со стержнем, который в сложной ситуации будет принимать правильное решение.

Познер: Если бы вы были у меня в эфире, то программа бы уже закончилась. У меня вопросов больше не остается, кроме одного, и он провокационный. Но я все-таки его задам. Как вы думаете, Борис Николаевич сожалел бы что он сделал этот выбор?

Юмашев: Вы знаете, я периодически сам себе задаю этот вопрос. Потому что мы  никогда это с Борисом Николаевичем не обсуждали, хотя я в какой-то момент стал зятем ему. Этот проект для него был как рождение своего сына. То есть абсолютно выстраданная история и вы не представляете, как он радовался 31 декабря 1999 года. Вроде бы тяжелейший день, он уходит, все говорили, что он обожает власть, не может ни дня без власти, но на полгода раньше уходит со своего поста. Для чего? Для того чтобы дать фору Путину против Примакова и Лужкова, чтобы с еще большей гарантией выиграть эти выборы. Он абсолютно в этот день счастливый человек. Вопрос почему все-таки 31 декабря, а не июнь–июль 2000 года. Потому что полгода для Бориса Николаевича были очень важны, он ушел ровно в срок — все, что положено по Конституции, он сделал. Меняя свой характер, наступая на голову собственной песне, он уходит за полгода, потому что для него Путин был так важен, потому что ему очень важна была эта победа. Там что произошло, там были выборы в Думу в декабре 1999 года, и те партии, которые Путин поддержал, они выиграли у всех. Путин поддержал «Единство», СПС (Союз правых сил). Проиграла партия Лужкова-Примакова, проиграли коммунисты. Борис Николаевич понял, что вот в этот момент, когда волна выборов удачных, когда именно Путин победил, […] дальше стоять и быть президентом и мешать Путину двигаться дальше он посчитал невозможным и ушел.

Возвращаюсь к вашему вопросу, я уверен, что вообще этого вопроса у Бориса Николаевича не возникало во время первого срока, потому что те реформы, которые были сделаны, они были важнейшие именно для либеральной России, для демократической России. Бюджет и Налоговый кодекс, те вещи, которые не могут провести через Думу, они были приняты именно во время первого срока Владимира Владимировича. Вообще движение к капитализму и к рынку оно было забетонировано именно в первый срок Владимира Владимировича Путина. Много что свернули, есть много вопросов по поводу средств массовой информации, участия государства в компаниях крупных, но все равно самое главное движение произошло. С этого не свернули именно потому что Ельцин когда-то сделал правильный выбор. Я думаю, что какие-то вещи его смущали, мы знаем одну публичную вещь, когда был гимн и Борис Николаевич в первый и единственный раз он сказал, что он был против этой идеи, и Владимир Владимирович ответил, что он с уважением относится к позиции Бориса Николаевича, но он все-таки обычный гражданин, как и многие другие. Я думаю, что Борис Николаевич какие-то вещи переживал, какие-то вещи казались ему неправильными, но они встречались достаточно часто с Владимиром Владимировичем, это были вначале раз в месяц, потом пореже, раз в квартал, потом только по праздникам, когда уже второй срок. Но все равно эти встречи были, они закрывались вдвоем и они разговаривали вдвоем, где, я уверен, какие-то вещи обсуждали они с Путиным, и что-то он задавал и что-то в ответ получал. Но для него, чтобы дальше «сын» не делал, он все равно останется выросшим ребенком. Уже выросшим, уже делающим какие-то ошибки, какие-то вещи сделал явно бы по-другому, но этот выросший сын делает так, как он считает необходимым. Ельцин закладывал во Владимира Владимировича те вещи, которые считал незыблемыми, в том числе движение к рынку, которое, на мой взгляд, сохранилось.

Поделись публикацией: