«Инклюзия — это не про жалость»

Три года инклюзивному театру #ЗАживое: первые успехи, мода на аутизм и опыт Америки

18 октября, 05:00, 2019г.    Автор: Диана Кучина

Инклюзивному театру #ЗАживое, в котором играют профессиональные актеры и люди с особенностями ментального развития, исполняется три года. Отмечать свой день рождения ребята будут на сцене. 19 октября каждый из них расскажет о своих сновидениях в спектакле «С.О.Н.». По словам режиссера Дмитрия Зимина, в постановке сочетаются несколько инструментов — сторителлинг и звуковое сопровождение каждого действия в монологах. Кто-то расскажет, как катался в аквапарке в зимнем пуховике и долго потом сушил его, а одна из актрис неожиданно поделится романтичными видениями о предложении руки и сердца от Бреда Питта и отказе актеру. 

В преддверии премьеры IMC встретился с куратором театра #ЗАживое Еленой Возмищевой, чтобы узнать, как ребята изменились за три года, развивается ли инклюзивная среда в Екатеринбурге и почему не надо идти работать в эту сферу тем, кто хочет спасти мир.

«Мы же родителей не пускаем на занятия!»

— Елена, как театр изменил, в первую очередь, ребят? 

— Если мы говорим об улучшениях, то они качественные и постепенные. Часто о них нам рассказывают родители. Например: «Ваня очень любит к вам ходить» или «Денис очень соскучился». Так мы понимаем, что как минимум один результат есть — мы нашли общий язык. 

У ребят появляется новое окружение, и это не их семья. У них ведь очень ограниченный круг общения. Взять того же Егора — он на домашнем обучении и общается только с мамой, папой и бабушкой.  Ввести в этот круг незнакомых людей — не родственников, не друзей семьи — на регулярной основе (занятия в театре проходят два раза в неделю — прим. ред.), это очень на них  влияет. 

У нас есть ритуалы и традиции — они очень важны для людей с аутизмом, ведь они очень четко следуют инструкциям. Каждое занятие должно начинаться определенным образом, а если нет — то это повод для стресса. Мы начинаем его так — нужно рассказать хорошую новость. Это происходит по очереди, мы кидаем друг другу желтый мяч. Вот, например, Соня всегда молчала, а потом стала говорить. Она была с нами два года и сейчас занимается в театре «Инклюизон». 

Есть новенькие ребята: Марьяна пока тоже молчит в момент, когда нужно рассказать хорошую новость, и мне интересно, через сколько она заговорит. Вчера она делала замечание Ване. Когда не режиссер подходит и говорит: «Не шуми, пожалуйста», а когда кто-то из ребят хочет работать, и, если ему начинают мешать, сам говорит об этом — это определенный этап осознанности. Включается механизм саморегуляции внутри группы. 

Помимо того, что ребята учатся общаться и быть в коллективе, есть качественные улучшения и в плане театра — ребята понимают, что такое этюд, какие правила игры действуют на сцене, они все больше проявляют инициативу.

— В одном из интервью режиссер Дмитрий Зимин говорил о том, что до этого у вас был уже опыт работы с особенными людьми — вы вместе принимали участие в мастер-классах с участием слепоглухонемых людей. Выходит, тема инклюзии вас всегда интересовала? Как вы от этого пришли к театру?

— Три года назад я работала в ТЮЗе театральным менеджером и перешла в Ельцин Центр с этим проектом, когда ему был уже год. У истоков этого проекта —  Светлана Учайкина, министр культуры Свердловской области. Тогда она была директором ТЮЗа. Сам проект родился случайно за одним завтраком со Светланой Николаевной и режиссером Борисом Павловичем (он занимается театром «Квартира», в котором играют профессиональные актеры и люди с аутизмом из центра «Антон тут рядом» — прим.ред.). Они говорили о том, как замечательно сделать такой проект [здесь], но Борис Павлович — в Петербурге и не мог приезжать в Екатеринбург, нужен был такой человек здесь. Они хором сказали: «Этот человек сидит с нами за одним столом». 

У меня не было никакого барьера и предрассудков — с кем можно работать, с кем   нельзя. Я подумала: «О, новый проект, здорово!», стала придумывать, как его сделать, как и где набирать людей. Тогда мы еще делили их на актеров и тьюторов (наставников — прим. ред.), а сейчас — нет, и это тоже своего рода эволюция для проекта. Мы начали изучать аутизм, встречались с родителями, у детей которых есть аутизм, ходили на консультации… В общем, это длилось полтора месяца, дважды в неделю, часа по три. Но, конечно, лучшего всего — практика. Поэтому сейчас новых актеров, которые к нам приходят, мы не заставляем так усердно готовиться. Я отправляю им список литературы, что почитать, посмотреть, высылаю анкеты каждого из ребят, где прописаны их особенности в поведении, их интересы. 

— Как театр оказался в Ельцин Центре?

— Светлана Николаевна была очень «за» этот проект и приложила много усилий, чтобы он состоялся. Но потом она ушла из ТЮЗа, и я не увидела в нем возможности для развития экспериментального театра. Я пришла в Ельцин Центр и предложила план, как сделать инклюзивную программу постоянной составляющей центра. План понравился и когда мне сообщили, что готовы принять на работу, я  сказала, что со мной еще +20 человек заживовцев.Надо отметить, руководство Центра это не испугало, а, наоборот, даже понравилось. С тех пор много всего сделано вместе. «Кружки», которые живут в Студии инклюзивных программ, в том числе #ЗАживое, — это только часть, но сегодня именно о них. 

—  Вы принципиально приглашаете профессиональных актеров?

— Да, потому что это задает планку. Мы позиционируем себя, в первую очередь, как театральный проект и работаем через театральные методы. Мы могли бы звать и АВА-терапевтов — это доказанная методика коррекции поведения у людей с аутизмом, заниматься с психологом, но это был бы уже проект не про театр. 

Кто-то, может, нас будет критиковать за это, [скажет], что нужен профессиональный психолог, который бы за нами присматривал. Но мы живем в таком режиме, какой есть, и я благодарна родителям, которые настолько нам доверяют и во всем нас поддерживают. Они даже поздравляют нас с Новым годом, днями рождения, мы откровенны друг с другом, сложился очень теплый коллектив.  И это при том, что мы не пускаем родителей на занятия! Потому, что ребята ведут себя с ними совершенно по-другому и тогда, например, Илья — уже не Илья, а послушный мальчик. Мы хотим, чтобы они были настоящими, учились общаться с другими людьми, а не только со своей семьей.

Этим летом мы поняли, что родители вообще даже не видели, чем тут занимаемся. Позвали их на открытый урок и просто показывали, как все работаем, какие делаем упражнения. Это вызвало бурю положительных эмоций. Все идет постепенно, это длительный процесс, как я уже говорила. Если благотворительность можно иногда сделать по щелчку, собрав за вечер миллион или сколько кому надо, то в инклюзии же мы настаиваем на системе: хоть снег, хоть зной, хоть праздники, у нас есть занятия. 

— За несколько лет состав актеров и ребят сильно поменялся? 

— У нас шесть «старичков», а четыре человека — приходят-уходят. Те, кто с нами не первый год, прошли большой путь. Но и очень важно и круто, что новички приходят. Мы стараемся держать баланс — если 10 ребят, то должно быть 10 актеров, но на самом деле их больше, потому что у всех сложный график. У нас есть актеры из Театра драмы, Театра кукол, долго занималась Наталья Кузнецова из ТЮЗа — два года, но сейчас у нее другие проекты. Иногда люди уходят, но мы с пониманием относимся и очень благодарны всем, кто в той или иной степени внес вклад в развитие проекта и ребят. 

«Инклюзия — это не про жалость. Это про партнерство»

— К чему вы сами стремитесь? Есть какая-то миссия, как бы пафосно это не звучало, или конечная цель ваша, как куратора инклюзивных проектов?

— Для меня важно создать такое пространство, чтобы таким людям было куда пойти. Недавно я была в Америке и проводила танцевальные воркшопы для людей с инвалидностью. И если в России к нам на аналогичный класс приходит 60 человек, а к ним — шесть, ну, максимум восемь. Знаете почему? Потому, что система уже давно выстроена. Все  понимают, что если сегодня не попадут на  занятие, то  попадут, например, в четверг, или в субботу. Но это точно не последний шанс. У нас же люди в хорошем смысле голодные до такого рода инклюзивных занятий, потому, что мало, где такие проекты есть. Мы открыты для всех, и наша задача — не быть единственной дверью, не быть тем самым последним автобусом, за которым все бегут. Наоборот, быть одним из рейсовых автобусов, одной из возможностей. Поэтому в Ельцин Центре  мы стараемся создавать возможности  для разных групп и в разных направлениях (танец, театр, ИЗО, нейробика и т. д.) 

— Но для этого нужно столько лет, средств, людей, чтобы наладить систему…

— Я и не питаю иллюзий, что мы переделаем всю систему. #ЗАживое помогает десяти людям и их семьям, [проект] не помогает всему городу. Это честнее и лучше, чем мы бы делали с актерами и Димой классные спектакли, ездили по реабилитационным центрам, показывали бы там их, и у нас были бы огромные цифры, что мы за год съездили в 20 детских домов или домов престарелых, показали спектакли, все плакали, были счастливы. Нет. Это история про 10 человек, мы три года с ними и не собираемся их бросать. Мы видим их изменения. Постепенно их жизнь меняется. Только вот так — кропотливо, долго, нудно, 2 раза в неделю по 2 часа. Только там можно что-то изменить, не получится по щелчку. 

— И все же, что скажете про развитие инклюзивной среды в Екатеринбурге? Есть ощущение, что мы еще пока что сильно отстаем от той же Америки.

— Я не буду говорить, что у нас все ужасно. Что-то происходит в этой сфере, мы стараемся. Но я очень счастлива, что я работаю здесь, потому что мы можем сделать так, как мы хотим. Я ни от кого не завишу — ни от министерств, решений директоров фондов. Мы здесь зависим от только от руководства Ельцин Центра, которое суперпрогрессивное и знает весь опыт европейский инклюзии, они понимают, в какую сторону двигаться. Если говорить в целом про Екатеринбург, можно увидеть разные примеры, очень хорошие. Например, театр «Инклюзион», его делают тоже профессионалы из Театра кукол, ТЮЗа. Есть не близкие мне вещи — инклюзии на уровне формальности или «сиротские концерты»

— Что значит «сиротские»?

—  Была на нескольких мероприятиях, когда люди с инвалидностью поют грустные песни, а все в зале плачут. Инклюзия — это не про жалость! Это про партнерство. Про то, что ты можешь научиться у человека с аутизмом быть чутким, терпеливым, внимательным, и потом ты будешь лучшим начальником, потому, что ты ни на кого не наорешь. При этом у человека с аутизмом — новые связи, новые люди, он выходит из дома, ему прикольно проводить с тобой время, играя в театре.

Если к нам приходят новые девочки и говорят: «Я хочу спасать мир!». Пожалуйста, спасайте, только в другом месте. У нас не про это. Должен быть взаимовыгодный интерес. У ребят — понятно, почему им с вами интересно, но вы тоже находите свое. Например, ты хочешь стать офигенной актрисой. Работая с таким партнером, увлеки его так, чтобы от начала и до конца этюда не потерял внимание — это огромная прокачка всех актерских мышц. Пусть приходит актер, журналист, режиссер и выносит что-то свое. Не надо думать, что вы идете сюда, чтобы делать мир лучше и чистить карму. Нужно найти, что тебе в этом интересно. Почему ты сюда пришел хочешь здесь быть? Тебе очень грустно на работе и приходишь сюда, здесь тебе весело, потому что ребята очень непосредственные? Найди любую мотивацию. 

«А правда, что люди с аутизмом кусаются? Ну, знаете, за такой вопрос вас можно и укусить!»

—  С какими стереотипами в отношении людей с аутизмом, например, вы чаще всего сталкиваетесь?

— Мы надеемся, что с точки зрения восприятия искусства у людей что-то изменится, потому что часто сталкиваемся с вопросом: «А это что искусство? Театр?» Хотя мы же понимаем сейчас, что границы искусства абсолютно размыты, уже нет этой догмы, что театр — это то, что в условном Театре драмы, на большой сцене с бархатными кулисами. Театр — это коммуникация. В #ЗАживом вы сталкиваетесь с чистой, искренней коммуникацией, с такими людьми, которые к вам приходят, вас не зная, говорят: «Ну, что, классно? Понравилось?» Ему ведь это правда безумно интересно, чтобы вам понравилось, ему этого очень хочется! 

Очень много стереотипов и относительно того, что люди с аутизмом  непредсказуемые. Мой коллега недавно рассказывал, что он был на семинаре по инклюзии в музее и там люди спрашивали: «А правда, что люди с аутизмом кусаются?» Лектор сама была в шоке и ответила: «Ну, знаете, за такой вопрос вас можно и укусить!» Я согласна, что много предубеждений кроется в непредсказуемости поведения. Если вы примерно понимаете, как помочь человеку на коляске или как ведет себя слабослышащий человек или незрячий, то люди с аутизмом выглядят внешне как мы, но в их поведении может случиться какой-то «подвох». Этого очень боятся, это стигма. Речь идет как раз о реакции, когда происходит сенсорная перегрузка, которая может выглядеть для незнающего человека как истерика. 

У меня ребята всегда встречаются в буфете Ельцин Центра. Два раза в неделю там шум-гам в самое проходимое время. Ваня разглядывает пирожные, он не может мимо них пройти, и когда ими впечатляется, отходит в сторону и начать прыгать и хлопать в ладоши. Ну и пусть они так делают в самом центре города, в самом посещаемом туристами месте! Да, проявления у них нестандартные, но Дима тоже про это говорит: «Почему мы все время пытаемся их сделать такими, как нам надо?» Это же история про то, что они другие. Это люди, которые живут с вами в одном обществе. Почему вы не хотите, чтобы они были рядом с вами, когда вы пьете кофе в буфете? Но при этом кто-то говорит, что сейчас аутизм стал модным — фонд Авдотьи Смирновой, безумно креативный и профессиональный  центр «Антон тут рядом», всякие флешмобы ко 2 апреля (Международный день информирования об аутизме). Блин, пусть это будет модным, если вы хотя бы благодаря этому о нем узнаете! 

— Как будет меняться подрастающее поколение ребят с особенностями в ментальном развитии?

Оно уже не будет сидеть дома. Очень долго так было,. люди с особыми потребностями были заложниками интернатов.  Это полная эксклюзия, а не инклюзия, которая до сих пор имеет место быть — просто загуглите «ПНИ»(психо-неврологический интернат — прим.ред.) и вам станет страшно. Но сейчас я хочу сказать про тех ребят, кто растет в семье, так как работаю с ними. Растет, возможно, первое поколение в России, которое не будет сидеть дома просто потому, что диагноз поставили. Наши ребята ходят в музеи, на биеннале вот были на прошлой неделе, в сентябре — в ЦСД. Люди их видят, встречают. И со  временем будет меняться сознание этих людей. То, что общество и государство должны сделать для людей с особыми потребностями — выстроить маршрут. Чтобы пойти в вуз им нужны тьюторы, необходимо сделать сопровождаемое проживание, трудоустройство. А потом ведь кто-то может семьи завести.

— Для того, чтобы организовать и содержать театр, вам всегда требуется помощь — на инвентарь, например. Вам просить сложно?

— Честно, довольно сложно, потому что мы не любим представлять все в мрачном свете. Мы можем попросить колготки для проекта с Алисой Горшениной, но вот сейчас нам нужен синтезатор, потому что у нас новый преподаватель по вокалу, и я понимаю, что, наверное, хорошо было бы иметь свой синтезатор. Он стоит прилично, а просить его в дар тоже как-то… Поэтому, подождем еще немного, потом поймем, что появились какие-то накопления и купим его сами. Любая коннотация упоминания в негативном свете, как типа фонд, который просит помощи — это очень резонансно, но мы вообще от этого уходим.

— Кто-то вас поддерживает?

— Фонд Ройзмана выступает площадкой для сбора пожертвований от частных лиц. Но если честно, даже пожертвованием сложно назвать. Суть в том, что на сайте Фонда Ройзмана люди могут оформить регулярную подписку и какая-то комфортная для них сумма будет отчисляться с их карты каждый месяц. Знаю, что у нас есть 59 подписчиков и это очень круто! Их, конечно, может быть и 159, и больше, но главное, можно строить долгосрочные планы, благодаря этим людям. 

Я очень признательна сети кофеен Simple Coffee, потому что, если бы не их  «маленькие победы большого капучино», мы бы не были такими независимыми. Руководство кофейни просто нам пошли на встречу, и в рамках акции 5 рублей с каждой большой чашки капучино идет на благотворительность — нам. И это круто, потому что это помощь от сообщества к сообществу, это горизонтальные связи в основе которой, не только желание сделать доброе дело, но и жить в лучшем мире. Инклюзия в принципе про это — про то, что каждый хочет быть полноценным членом общества, каждый хочет принятия, каждый может этому поспособствовать личным примером как минимум. Это не про создание особых условий для особых людей, это про нас с вами, которые имеют свойство стареть, возить детей на колясках, у любого могут обнаружить рак или аутизм.  

« „Служение“ долго было в голове. На самом деле это защитный механизм»

— Вы занимаетесь театром и инклюзивными проектами шесть дней в неделю. Это часть вашей жизни. А в вашей жизни есть место вам, вашим увлечениям? 

— Надо правильно распределить обязанности. Если бы все было завязано на мне — не было бы новых проектов. У меня вот еще суббота не занята, есть и дневное время, и я думаю, что с этим можно сделать, что нового можно придумать. Конечно, нужно привлекать людей в команду. Если бы я возомнила, что я могу это все сама — в первую очередь, я бы подвела тех людей, которые к нам приходят, потому, что однажды человек ломается и все теряют. 

По внутреннему архетипу что ли, я расположена «спасать мир», служение — это долго было в голове. На самом деле это защитный механизм. Становясь старше, я больше анализирую и начинаю понимать, что работа — не все. Любой социальный проект должен быть интересен искренне и человек должен получать от него выгоду -в самом лучшем смысле этого слова! Тот самый взаимный интерес. Тогда у людей есть силы заниматься. А если абстрактно думать: «Я должна туда пойти, я ведь делаю хорошее дело», а на самом деле страдать. Такие люди долго не продержатся. Они не продержатся и трех недель, потому что быстро сдуются, испугаются, им станет скучно. 

— Но признайтесь, система отлажена, проекты запущены, иногда все равно простая человеческая усталость накатывает, ведь вы здесь шесть дней в неделю.

— Когда-то я думала, что без меня никак и мне это очень нравилось. Но все же гораздо более эффективный менеджмент, когда проекты, которые ты запустил, работают и в идеале — без тебя. С #ЗАживым нам нужно периодически делать спектакли и выступления, чтобы посмотреть со стороны, куда мы идем. Возвращаясь к поездке в Штаты, там я еще больше ощутила, насколько востребовано то, что мы делаем здесь. Там жизнь давно про комфорт, можно только позавидовать, а у нас всем надо куда-то бежать, менять мир, пахать невспаханные поля. Если не мы — то кто?..

Премьера спектакля «С.О.Н.» от театра #ЗАживое состоится 19 октября на сцене театральной платформы «В Центре». Вход по регистрации

Партнерский материал

Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.

Поделись публикацией:

Подпишитесь на наши соцсети: