Борьба за мечеть, поиск халяля и субботники на древнем кладбище

После протестов в сквере екатеринбургские мусульмане пытаются отстоять свое знаковое место — территорию в центре Екатеринбурга, на которой больше десяти лет назад власти города обещали построить соборную мечеть. Вместо нее планируется строительство ледовой арены. Представители мусульманского сообщества писали обращения с просьбой сохранить этот участок земли президенту, губернатору, мэру. Но, конечно, жизнь этого сообщества на Урале не ограничивается борьбой за соборную мечеть. IMC рассказывает о том, зачем мусульмане восстанавливают древнее кладбище, где религиозные женщины ищут купальники, почему свадебные фотосессии устраивают в другом городе, кто продает халяльную шаурму в уличных ларьках — и как все это связано с соборной мечетью.                                                                     

Субботник на закрытом кладбище

Надгробие прячется за зелеными листьями. 

— «Каждая душа вкусит смерть», — Артур Мухутдинов читает по-арабски написанную на могильной плите строчку из Корана и отодвигает ветки дерева. — Ниже: «Все мы принадлежим Всевышнему, творцу и к нему наше возвращение». Это такая форма соболезнования, когда кто-то умирает, ее повторяют.

Вокруг надгробия — забор из гранитных плит и густой листвы. Считается, что здесь похоронены пять членов семьи. Старшего звали Хисаметдин Агафуров. Он был отцом суперзвезд своего времени — купцов Агафуровых.

Само кладбище, основанное в 1879 году, называется Татаро-Башкирским. Оно находится на улице Репина, 40. Постановление о его закрытии — «кладбище использовано в полном объеме» — вышло в 2015 году, хотя люди, которые пришли сюда сегодня, рассказывают, что новых захоронений не было уже 50 лет. За это время территория одичала. Чтобы снова ее облагородить, на кладбище проходит очередной субботник.

Артур Мухутдинов — председатель областного Духовного управления мусульман. Он вместе с полусотней мужчин относит спиленные ветки в общую кучу. Женщин гораздо меньше: они аккуратно покрывают ярко-синей краской оградки на могилах. 

Субботники проходят с 2007 года, в последнее время — особенно активно. Екатеринбургские мусульмане боятся, что если территория останется заброшенной, то ее застроят. Неподалеку от кладбища уже возвышается несколько новостроек. 

— Мы хотим, чтобы такого не было, поэтому убираемся, восстанавливаем ограждения. Планируется поставить здесь молельню и охранника на постоянной основе, — рассказывает Эльдар Бурханов, заместитель председателя землячества татар Екатеринбурга. — Мы еще контактируем с Татарстаном, там при Казанском федеральном университете проводятся исследования древних мусульманских кладбищ. Раньше у татар была арабская письменность, но мы арабский уже не знаем, поэтому фотографируем надгробия и отправляем в КФУ, где помогают с переводом. Потом пытаемся найти родственников.

Чуть поодаль, окружив надгробие, стоят несколько мужчин.

— В 1912 году умер, представляешь? — удивленно, с акцентом восклицает один из них. — Значит, это кладбище очень давнишнее, да?

— А у вас здесь кто-то из родственников похоронен? — спрашиваю.

— У них, татар, может быть, а мы здесь приезжие, — как будто извиняясь, отвечает другой.

— Наверно, не осталось татар, у кого родня здесь, — с сомнением добавляет третий.

Неслышно подходит невысокий пожилой человек. Показывает рукой вперед. Туда, где похоронен его отец.

— Он у нас 32 года прожил. Я уже два с лишним раза больше прожил, чем он, — медленно и почти шепотом говорит мужчина. — Ну, сколько мне лет?

Ждет, пока я посчитаю, и задает следующий вопрос.

— У него знаешь, какое отчество было? Канилович. По-нашему, по-татарски, не понимаешь? «Кан ил». Кровь родины.

Мужчина умолкает. Ненадолго вокруг становится совсем тихо.

За несколько рядов от них, у самого входа в кладбище, стоит женщина, одобрительно кивая в сторону людей, которые красят оградки.

— Я все-таки первая начинала голубой красочкой красить! И все подхватили, поняли, что красиво! — гордо говорит она.

Женщину зовут Дилара Закирова, недавно она вышла на пенсию и решила заняться общественной деятельностью. На этом кладбище у нее похоронена прабабушка Газиза, она родилась в 1877 году и прожила 90 лет.

Дилара ведет за собой показать поломанную оградку на могиле прабабушки. По мнению Дилары, кто-то хотел ее сдать на металлолом, но не смог унести. Согнув заборчик, заодно уронили надгробную плиту.

— Здесь лежали цветы, то есть они прекрасно знали, что покушаются на могилу умершего, за которым ухаживают, — говорит женщина. — Вон там приличный кусок забора выдрали, а ведь он был поставлен на государственные деньги, значит, кто-то должен отвечать. Я в полицию написала заявление, мне сказали: «Мы за закрытые кладбища не отвечаем». Во всех общественных организациях оставила запросы. Здесь ведь лежат те, кто воевал, кто строил Уралмаш, Эльмаш — кто поднимал Урал в тяжелые годы. Они всю жизнь оставили в этом городе, а сейчас такая благодарность.

В 1944-45 годах, когда в госпиталь привозили раненных, погибших хоронили на этом кладбище независимо от национальности и религии. Два месяца назад на месте братской могилы установили обелиск. 

Неподалеку от него знакомлюсь с Ильей Калашниковым. Он недавно купил квартиру в новостройке у кладбища и случайно в ленте новостей увидел пост о субботнике.

— У меня давно было желание здесь побывать. Я знал, что на этом кладбище находится удивительный склеп Агафуровых.  Когда проходил мимо, смотрел со стороны, но боялся проходить внутрь — все заросшее, очень сложно передвигаться было бы, да и клещи, — говорит Илья.

Он увлекается историей и ведет в «Вконтакте» группу «Свердловский вестник», где выкладывает старые фотографии города. Бродя по кладбищу, Илья с воодушевлением читает мини-лекцию по краеведению. 

— Это место само по себе уникальное: рядом, где сейчас «Репин Парк», находилась Васькина горка. Я все думал, почему она так называется. Нашел несколько версий. Первая: это была окраина, где еще во время Российской империи местный бандит выходил на большую дорогу и грабил людей. Его звали Васька. Вторая: у Бажова есть короткий рассказ про местного пастуха, который рассказывал детям небылицы. Его тоже звали Васька. Здесь же убили нашего революционера Антона Валека.

Илья после такого монолога выдыхает и добавляет:

— Я сначала сомневался немного, стоит ли покупать здесь квартиру. Но решил, что кладбища я точно не боюсь, даже плюс, что рядом новых домов не построят, а под окном будет хвойный лес. Думаю, раз живу по соседству, приду контакт наладить, познакомиться и помочь.

Илья уходит в сторону, где похоронены Агафуровы — он очень хочет, наконец, найти склеп. Остальные начинают собираться на намаз — молитву — в стоящую неподалеку мечеть.

Дилара тоже прощается:

— Я сегодня не могу, а вы обязательно сходите — очень вкусный плов там будет! 

Халяльная еда в городе

В мечети две половины — женская и мужская. У входа прихожане снимают обувь. В обеих частях на скатертях, расстеленных на полу, лежат конфеты, лаваш, стоит сок, салат и плов. Мясо в плове халяльное, то есть «дозволенное Аллахом». Это значит, что животное не было предварительно оглушено электрическим током. Колбаса с  этикеткой «халяль» продается в супермаркетах города.

— Сейчас в Екатеринбурге практически в любом магазине можно найти продукцию халяль. Стоить, к сожалению, она будет несколько дороже, чем то же самое мясо, но не халяльное, — рассказывает Альфа Салиу Диалло.

Альфа приехал на учебу в Екатеринбург из Гвинеи больше трех лет назад. Основная часть населения Гвинеи — мусульмане, поэтому, по словам молодого человека, найти халяль там гораздо легче.

— В основном на рынках продается халяльная еда. Часто люди сами держат животных и готовят их в пищу сразу по правилам. Кроме того, есть скотные рынки, где по праздникам можно купить корову или барана для большого застолья, — вспоминает Альфа.

В Екатеринбурге халяльное мясо есть не только в магазинах, но и в многочисленных ларьках с шаурмой и крупной вывеской «Халяль». В одном из них работает Анвар. Он приехал на Урал из Узбекистана меньше года назад.

— Начальник из Сирии, — говорит Анвар. — У нас настоящая сирийская кухня. Когда я покупаю мясо, то сперва смотрю сертификат [что продукт соответствует стандарту «Халяль»].  У нас [шаурму] покупают даже те, кто в мечеть ходят. Зачем мне обманывать? Мясо привозит таджик, который намаз читает, он свинину даже в руки не берет.

Сам Анвар в мечеть не ходит — работа не позволяет.

— Я долго молюсь каждое утро, чтобы у меня дела нормально были, — добавляет Анвар.

— Помогает? — спрашиваю.

— Конечно, — улыбается мужчина. — Если Бога вспоминаешь — конечно, помогает. Надо его вспоминать хоть в трудную минуту, хоть в радостную.

В другом ларьке — парень и девушка. Они из крупного киргизского города Ош. Рассказывают, что хозяин этой точки покупает мясо у знакомого, у которого есть сертификат. Сами они покупают «мусульманскую» колбасу в «Пятерочке» или ходят в кафе на Таганском ряду, где есть халяль.

— Дома мы готовим плов, лагман, манты, — говорит девушка.

Она представляется как Марго, но потом признается, что по-настоящему ее зовут Маргуба. У девушки есть несколько братьев, которые каждую пятницу ходят в мечеть. Они живут на Уралмаше, поэтому самое близкое место для молитвы находится в Верхней Пышме.

Для них это непривычно: в Оше, добавляет парень, в каждом районе — четыре-пять мечетей.

Платья в пол

— Мне купальник надо купить, в сентябре сын хочет везти на море, — говорит женщина, сидящая напротив меня в мечети. — Надо хотя бы раз искупаться в море.

Для мусульманок к купальникам те же требования, что и к остальной одежде: он должен закрывать все части тела, включая волосы, и открывать только кисти рук.

На стене мечети висит лист с еще более подробными условиями. 

— «Одежда не должна быть прозрачной, просвечивающей, не должна быть облегающей. Должна соответствовать традиционно женскому, а не мужскому стилю», — читает одна из женщин.

Тема вызывает оживление. К разговору подключается девушка с очень мягким голосом:

— Сначала казалось, как можно в таком купаться? Но получается даже практичнее: есть очень удобные костюмы, которые быстро сохнут, а когда дует ветер — в них тепло, не замерзаешь.

До сих пор не могу представить полностью закрытый купальник. Помочь вызывается соседка. Она протягивает мне телефон с фотографиями купальников:

— Это называется буркини.

Телефон переходит из рук в руки. Купить буркини, по словам девушек, проще всего в интернете. Там же можно заказать платье на никах — церемонию бракосочетания у мусульман. Но не так давно в Екатеринбурге появилась своя никах-студия.

Несколько лет назад, перед своим никахом, Светлана Габдулхакова столкнулась с тем, что в уральской столице очень сложно найти подходящее платье для церемонии. Тогда девушка открыла свою никах-студию Muslim style, которая работает четвертый год. Она как дизайнер разрабатывает часть моделей, шьют платья несколько сотрудниц.

— Летом очень часто делают никах — это самый сезон, — говорит Светлана. — Самые популярные модели сейчас — более нежные образы, а осенью-весной девочки очень любили бархатные изумрудные и бордовые платья со шлейфом. Надевали с диадемой, получался такой восточный стиль как в «Великолепном веке» (турецкий исторический сериал — прим.ред.).

По мнению дизайнера, в повседневной жизни современная мусульманка должна уметь правильно сочетать одежду.

— У нас светское общество, поэтому, чтобы люди не сторонились, не боялись, не стоит ходить во всем черном. Нужно учиться гармонировать платья и платок, чтобы они красиво смотрелись вместе, — рассказывает Светлана. — Но самое главное в девушке — это благой нрав.

В магазин приходят не только мусульманки: одни покупательницы просто ищут платья в пол, другие готовятся к конкурсам красоты и подбирают восточный образ для дефиле, третьим нужны платья для венчания в церкви.

— На никах обычно едут [в мечеть] в Пышму, там красиво, — добавляет Светлана. — Но все, конечно, хотят главную соборную мечеть в центре Екатеринбурга — так было бы удобнее. В последний месяц это самый актуальный вопрос.

В мечети на Репина женщины заканчивают намаз. Одна из них, отведя ладони от лица, произносит вслух:

— …чтобы нам все-таки построили соборную мечеть в центре города.

Остальные кивают. Сидящая с краю прихожанка внезапно вспоминает:

— Намаз читали здесь, когда Ураза-байрам был, женщина с этих многоэтажных домов закричала: «Да будьте вы прокляты! Орете и орете!». А ведь один раз в году такой праздник огромный.

Соборная мечеть в центре города

Лето 2002 года. В Верхней Пышме проходит открытие крупнейшей на Урале мечети, построенной на деньги УГМК. 

Лето 2019 года. В Екатеринбурге у местных мусульман остается несколько недель до того, как покинуть временную мечеть в центре города. На ее месте появится ледовая арена УГМК.

Между этими датами в декабре 2007, за несколько дней до Нового года, женщина по имени Насима переводит 8 000 рублей в некоммерческую организацию «Фонд губернаторской программы Свердловской области». Благотворительный взнос Насимы и других людей должен пойти на строительство соборной мечети. Первый камень уже заложили. Мероприятие было торжественным: с участием губернатора Эдуарда Росселя и главы города Аркадия Чернецкого.

Мечеть должна была стать частью «Площади мира и согласия трех мировых религий». Но не стала: в 2008 году из-за кризиса строительство мечети  приостанавливают. 

В строительство якобы было вложено 26 миллионов рублей. Вместо уральского Тадж-Махала — сваи и длинный зеленый домик, который из прорабского помещения превратили в мечеть (она находится в десяти минутах от цирка, за бизнес-центром «Саммит» по адресу Декабристов, 34). Именно ее скоро должны снести.

У Насимы до сих пор хранится то предновогоднее платежное поручение 12-летней давности — на «строительство соборной мечети».

— Идея соборной мечети живет в сердцах местных мусульман, — говорит Артур Мухутдинов, председатель Духовного управления мусульман. — В связи с протестами, которые были в Екатеринбурге вокруг сквера и храма, многие начали задавать вопрос: «Почему при таком количество мусульман в области в городе нет соборной мечети?».

По словам соучредителя татарской молодежной организации «ЯШЕН» Ильдара Хабибуллина, в Екатеринбурге живут около 400 000 мусульман.

— Коренные народы — татары, башкиры — это уже около 100 000 мусульман, остальные — приезжие, — говорит Ильдар. —  Но то, что они приезжие, не значит, что не нужно организовывать места [для молитв]. Мы же зовем их работать на стройках.

Ильдар добавляет, что по пятницам — в день джума-намаза — или в большие праздники рядом с мечетью на Репина происходит транспортный коллапс.

— Из-за нехватки мечетей — четыре на такой огромный город — появляется негатив: «Вот они тут машины ставят, они на улице молятся». А где молиться? Ладно, если погода нормальная, а если дождь?

Фарид Нусратуллин, председатель национально-культурной автономии татар Октябрьского района, вспоминает, что во время СССР ситуация была еще хуже.

— Наши отцы, деды приходили на это [Татаро-Башкирское] кладбище и молились. Бывало, зимой на снегу, потому что при советской власти ни одной мечети не было.

Потом он, как и многие мусульмане, начинает рассказывать о той самой «Площади мира и согласия».

— Еще десять лет назад планировалось сделать треугольник: синагога, церковь и соборная мечеть. Синагога — есть. Церковь — есть. А у соборной мечети — только фундамент. И то власти решили в пользу ледовой арены снести мечеть, которая там временно находится. Куда нам идти молиться? Мне до Репина добраться очень тяжело, в Пышму ехать тоже далеко. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы в центре города была соборная мечеть.

Артур Мухутдинов тоже перечисляет религиозные сооружения:

— Храм православный, синагога, мечеть — это ли не является межрелигиозным единством и объединением? Конечно, когда люди будут видеть равноправие, они будут проще, спокойнее относиться друг к другу. У нас по Конституции государство равноудаленно от всех религий и существует свобода вероисповедания. Если люди будут видеть воплощение конституционных основ, о которых президент постоянно говорит — «мы должны быть вместе, не допускать розни» — то, конечно, нужно строить эту соборную мечеть.

Управляющий делами областного Духовного управления мусульман Айдар Мухаматнуров замечает, что в идеале в каждом районе города нужна минимум одна мечеть.

— Как говорит РПЦ, «церковь должна быть в шаговой доступности», — цитирует он. — Мы их поддерживаем: мечети тоже должны быть в шаговой доступности.

Полина Врублевская, научный сотрудник лаборатории «Социология религии» Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, рассказывает, что такая логика на самом деле касается и мечетей.

— Это, вероятно, грубо, но религиозные сооружения не сильно отличаются от прочих в городской среде — школ, больниц и даже торговых центров. Логика, стоящая за строительством всех этих учреждений, основана скорее не на количестве потенциальных посетителей, но на показателях доступности расположения — людям должно быть близко и легко попасть туда в любой момент, — поясняет она. —  Так, московский проект «200 храмов» делает упор на шаговую доступность, например, а не на то, что в городе много православных. Обывательская критика «храмы пустуют» не то чтобы резонна, так как идея проекта в том, что храм должен быть всегда доступен любому человеку, но не обязательно регулярно в какой-то высокой степени востребован. То же самое с мечетями, синагогами, дасанами и прочими религиозными — и не религиозными, как я уже заявила выше — объектами. В этом смысле запрос сообщества — более чем достаточный аргумент, странно будет оспаривать его малым числом потенциальных интересантов или тем, что в городе уже есть аналогичные учреждения, покуда не будет выполнено условие доступности.

В Екатеринбурге количество мечетей в ближайшее время не изменится: по решению суда прихожане должны освободить временную мечеть, стоящую неподалеку от цирка; ее перенесут на окраину — улицу Строителей. Мечеть там будет районной. Мусульмане города до сих пор надеются, что соборную — главную — мечеть возможно построить на месте, которое было обещано в 2006 году, вместив религиозное сооружение рядом с ледовой ареной. 

Поделись публикацией: