На этой неделе в Перми завершился XIII Дягилевский фестиваль. Одиннадцать дней были посвящены исследованию современных тенденций академической музыки и нового театрального языка. Билеты на это событие каждый год распродаются задолго до начала, но культурный обозреватель IMC и автор телеграм-канала «Е-катарсис» Анна Филосян побывала на фестивале и решила рассказать, почему екатеринбуржцам стоит планировать такую культурную поездку в Пермь на следующий сезон. Лежачие концерты в полной темноте, рассказ о преодолении алкоголизма под атональную музыку, встреча рассвета в художественной галерее и другие способы освобождения сознания — в обзоре на IMC.
В прошлогоднем интервью Владимиру Познеру прославленный дирижер, худрук Пермской оперы и идеолог Дягилевского фестиваля Теодор Курентзис со своими вкрадчивыми интонациями и сексуальным греческим акцентом рассказывал: «Три дня назад я был в Греции, на острове Иос. Мы с друзьями — музыкантами и поэтами — устроили „тест-драйв“ моей записи четвертой симфонии Малера. Мы вышли на улицу: было прохладно. Была звездная ночь; мы валялись на матрасах прямо на земле и слушали эту музыку. И тогда музыка начала говорить. Это происходит, когда освобождаешься от клаустрофобических ощущений концертного зала: человек и программка, сосед и сумка, телефон; люди, которые собираются в стадах и чего-то ждут. Композитор, который пишет музыку, никогда не думает о концертном зале. Никогда не думает о серии абонементов. Он думает об острове Иос, наверное. Нужно перенести слушателя из этого зала на остров и дать ему простор помечтать, встретить забытые, похороненные элементы самого себя».
Дягилевский фестиваль Теодора Курентзиса — это большой эксперимент по преодолению наших представлений о классической музыке как о чем-то скучном, пыльном и застегнутом на все пуговицы. Это похоже на упражнения для развития мозга: попробуйте почистить зубы или побриться неведущей рукой или слезть с велосипеда не с той стороны. Эффективный воркаут для укрепления мозжечка и мозолистого тела поможет дольше сохранять мозг в тонусе. С той только разницей, что Дягилевский фест — это воркаут для души. Даже если вы не подозревали о ее существовании, не верите ни в какую эзотерику и поедете просто за компанию с друзьями, поверьте, экзистенциальный опыт вам обеспечен.
Теодор Курентзис — настоящий genius loci, гений места, создающий неповторимую атмосферу определенной географической точки, где в самом воздухе разлито ощущение подъема, новизны и свободы и люди чувствуют себя живыми. Это именно то, что можно сказать о Перми в дни Дягилевского фестиваля. Два концерта в день и один ночью, самые необычные локации, перформансы и секретные выставки, модные показы, встречи с композиторами и лекции лучших экспертов — Курентзис свозит в город на Каме всё самое прогрессивное, причудливое и странное, сочетает классику с радикальной современностью, ломает всевозможные стереотипы и намеренно создает ощущение когнитивного диссонанса у публики. Девиз фестиваля в этом году — «Удиви меня!», и вот какими методами ему удается достичь этой цели.
Сочетание несочетаемого
Первый концерт, на который я попала, приехав в Пермь на выходные, назывался «Гиена». Музыка современного немецкого композитора Георга Фридриха Хааса звучала на Дягилевском и в прошлом году, Курентзис называл его тогда лучшим композитором современности, а в этот раз привез Хааса лично, да еще и с женой, колоритной американкой, которая к тому же участвует в его выступлениях. Хаас — это Ларс фон Триер от музыки, он много и радикально экспериментирует со звуком, активно используя приемы такие техники, как сонорика (когда вместо мелодии и гармонии используются неразложимые звуковые комплексы — соноры) и микротональная музыка (когда привлекаются микротона, которые не найти в обычном 12-тоновом строе).
В первом отделении ансамбль современной музыки Klangforum Wien сыграл концерт № 3 «In iij. Noct», характерный пример музыкальных экспериментов Хааса: четыре музыканта играют в полной темноте (если не считать световых пожарных табло «Выход»), расположившись в разных концах сцены и зрительного зала максимально удаленно друг от друга, не видя ни нот, ни друг друга и взаимодействуя исключительно через звуки. Для чистоты эксперимента можно было закрыть глаза — и вот ты уже в первобытной пещере и под топот неведомых животных и тревожные полеты птиц остаешься наедине с самим собой. Малыми, даже скупыми музыкальными средствами в сочетании с темнотой в зале Хаас достигает эффекта глубины и многослойности: первобытная пещера вдруг озаряется тенями платоновских эйдосов, а потом обращается в ту самую пещеру, где воскрес Иисус, и вот ты уже на ощупь исследуешь раннее аскетическое христианство в его самом древнем, изначальном изводе.
Во втором отделении концерта жена композитора Моллена Ли Уильямс-Хаас под музыку супруга поведала историю о борьбе со своей внутренней «гиеной» — алкоголизмом. Предельная откровенность авторского текста вплоть до неприглядных физиологических деталей избавления от зависимости в рехабе и мрачная музыка Хааса с эффектными ударами перкуссии, в сумме дают странное, идиосинкразическое сочетание фигуративного и абстрактного. Сюжетная автобиографическая история, теплый живой голос и интимные переживания в рамке этой холодной триллероподобной музыки порождает ощущение разомкнутости пространства и времени. Ты будто теряешь опору под ногами, куда-то проваливаешься, долго падаешь, как Алиса в кроличью нору, и начинаешь на ощупь пробираться по миру собственных страхов и гиен.
Ночные концерты
Теодор Курентзис называет ночные концерты душой Дягилевского фестиваля. Первый из тех, на которые я попала, проходил в Пермской художественной галерее, где француженка Сесиль Лартиго играла на странном инструменте прямиком из модернистских 1920-х — электрофоне «волны Мартено». Это такая электронная клавиатура, похожая на фортепиано, с нитью и кольцом, надеваемым на указательный палец руки исполнителя. Звуки, генерируемые волнами Мартено, действительно похожи на волны, а еще на зов русалки, дрожь космической пыли, какие-то потусторонние гусли.
Важную роль в восприятии этой музыки играла локация: галерея находится в бывшем православном соборе, и ночные концерты проходят на последнем этаже, под сводами купола, где поблескивает позолотой иконостас и выставлена коллекция уникальной пермской деревянной скульптуры XVIII века. Время — 4 утра, глаза постепенно привыкают к неверным предрассветным сумеркам, из темноты проступают наивные ангелы с огромными крыльями и понурые Иисусы с кровавыми слезами, а под куполом грозно нависает крылатый Саваоф, и все это сопровождается завывающе-космической музыкой, временами жутковато напоминающей женский плач. Этот неповторимый опыт возможен только в это время и в этом месте. Удивительный site-specific эффект — когда произведение искусства неотделимо от места действия — это то, ради чего действительно стоит ехать на Дягилевский фестиваль.
Второй ночной концерт, на котором я побывала, — струнный гала в Доме Дягилева. Там можно было брать подушки, лежать прямо на полу и в полутьме, озаряемой лишь светом нотной лампы, рассматривать еле приметные портреты семьи Дягилева и слушать одного-единственного виолончелиста — Александра Рудина. Программки ночных гала раздают после, а не до концерта — это дико непривычно, зато можно сыграть в угадай-мелодию с самим собой и отдаться чистому восприятию музыки, свободному от любых ожиданий и суждений. В этот раз концерт начинался и заканчивался сюитами Баха, уступив свою сердцевину композиторам XX века: Кодай, Головин, Лютославский, Хиндемит. Красивая рамка, напоминающая, кто в доме музыки хозяин.
Эффект сайт-специфичности здесь тоже ощущался: знаменитый импресарио Сергей Дягилев, чьим именем назван фестиваль, как призрак оперы, незримо присутствует на каждом выступлении, а в Доме Дягилева, где будущий арт-визионер провел детские и юношеские годы, — тем более.
Феномен Курентзиса
Говоря о визионерах, нельзя не затронуть тему феномена Теодора Курентзиса. Выдающийся музыкант и эксцентричный дирижер, художественный руководитель Пермского театра оперы и балета и Дягилевского фестиваля — эта знаковая личность представляет собой нечто большее, чем просто арифметическая сумма всех этих качеств. На нынешнем фестивале мне удалось увидеть Курентзиса дважды. Первый раз он дирижировал оперой Моцарта «Идоменей» в концертном исполнении. На сцене — хор и оркестр musicAeterna, четыре солиста и Теодор. Все играют и поют слаженно, на пределе возможностей (особо отмечу исполнительницу партии Электры Элеонору Буратто — это было магнетическое, бескомпромиссное, пылающее исполнение). Моцарт с его игровым началом, лучезарностью и любовью к спецэффектам очень близок Курентзису, видно, что он с ним на одной волне.
Что еще сближает австрийского гения с нашим феноменальным греком — так это способность преступать границы, нарушать пределы привычного. Интенсивность оркестровки и смысловая перегруженность первой «взрослой» оперы Моцарта были слишком сложными, чрезмерными для современников, и опера оценили далеко не сразу. Курентзис стремится ровно к тому же самому: превосходить ожидания, искать незаезженные форматы и подходы, создавать пространство поиска и нагружать привычное новыми смыслами. Возможно, иногда эти смыслы не так уж новы, спецэффекты чрезмерны, а чувство вкуса ненадолго отказывает пермскому маэстро, но визионерский характер его прозрений отрицать невозможно.
Вторая моя встреча с Курентзисом случилось на сцене Пермской оперы. Концерт хора византийских песнопений ByzantiAeterna (новый коллектив, созданный по инициативе Курентзиса в 2018-м) задержали на час, и вместо девяти вечера он начался в десять. В предвкушении начала особенно остро чувствовалось единение дягилевской публики: вход осаждают желающие проникнуть без билета, публика коротает время в буфете за игристым, громко обсуждая с незнакомцами причины задержки концерта, или высыпает на улицу, как школьники в ожидании задерживающегося учителя. Но вот наконец двери зала открываются, все рассаживаются по местам, и нервное возбуждение сменяется благоговейной тишиной. В глубине сцены — оркестр, на сцене полумрак, в воздухе запах горячего воска от свечей; появляется фигура в длинном черном одеянии; взмах палочки — музыка — по проходам зрительного зала проходят настоящие греческие певчие; звучит византийское многоголосье; и завороженная публика, словно единое стоглавое существо, отделяется от земной оболочки и переносится в другой мир. Дальше все как в тумане, описывать бессмысленно.
Завершить свое впечатление от фестиваля хочется словами самого Теодора Курентзиса. «Люди приезжают сюда, чтобы встретиться и поговорить, думать и созидать. В это оказывается вовлечен весь город, и такое редко встретишь где-то еще. Мне хочется, чтобы люди уезжали от нас после фестиваля очень тронутые и радостные. С небольшой горечью от того, что всё закончилось, и с предвкушением следующей встречи», — сказал он в описании Дягелевского фестиваля в одной из печатных программ. И всё так, ехать в следующем году — необходимо.
За информацией о фестивале можно следить здесь.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.