Танцы, музыка и смерть

Уже завтра на экраны России выходит «Экстаз», а сегодня пройдет его предпоказ в кинотеатре «Колизей». Это всего лишь пятая картина Гаспара Ноэ – на его счету фильмы «Один против всех», «Необратимость», «Вход в пустоту» и запрещенная Минкультом РФ «Любовь». Однако каждая из картин в свое время становилась знаковой, вызывала бурные обсуждения и даже скандалы. В ожидании премьеры разбираем на элементы режиссерский стиль.

Красный цвет

Экран у Гаспара Ноэ всегда пульсирует, переливается всеми красками, озаряется вспышками, светится неоном, размывается, плавится. И где бы ни разворачивалось действие – в клубах, в притонах, в подворотнях, в подземных переходах – доминирующим цветом всегда остается красный, цвет секса и опасности, которые в избытке присутствуют в фильмах режиссера.

Летучая камера

С камерой Ноэ работает как никто другой. В жестком дебюте «Один против всех» история мясника излагается резкими, рублеными планами. В «Необратимости» оператор безостановочно вращается вокруг героев, расшатывая зрительский вестибулярный аппарат. В «Любви» камера буквально дышит в затылок герою, а во «Входе в пустоту» то взмоет в тяжелые облака над Токио, то заберется кому-нибудь под юбку. Подобные приемы неизменно размазывают по креслу даже бывалого киномана: например, каннская премьера «Необратимости» обернулась массовым бегством зрителей из зала. Сам же режиссер видит себя продолжателем дела Кубрика и его «Космической одиссеи»: он стремится преодолеть гравитацию, поменять местами верх и низ, реальность и галлюцинацию.

Долгие кадры

Ноэ любит длинные, цельные планы, выжимает из каждого кадра все, что только можно. Там, где какой-нибудь Оливер Стоун влепил бы десяток-другой планов под разными ракурсами, наш герой ограничивается одним долгим пристальным взглядом, и не отводит глаз даже тогда, когда становится совсем нестерпимо. Как, например, в той самой жуткой сцене в подземном переходе в фильме «Необратимость».

Временная путаница

Гаспар Ноэ любит начинать фильмы с финальных титров – дескать, хочется поскорее разделаться со скучными формальностями, чтобы дальше зритель наслаждался фильмом до самого конца, где, в отсутствие этих самых титров, можно поставить яркую финальную точку. Внутри картин время тоже ведет себя вопреки линейным законам. В «Любви» прошлое и настоящее сплетаются в клубок воспоминаний. Во «Входе в пустоту» произвольно чередуются между собой жизнь, смерть и посмертные приключения. Наконец, в «Необратимости» события разворачиваются задом наперед, от кошмарного конца к идиллическому началу, создавая у зрителя странную видимость хэппи-энда. По заверениям критиков, «Экстаз» тоже начинается с конца, а титры там показывают и вовсе в середине. «Время разрушает все» – не только эффектный слоган «Необратимости», но и универсальная формула, с помощью которой режиссер фильмом за фильмом описывает нашу жизнь.

Смерть

Как и все крупные художники, Гаспар Ноэ снимает кино исключительно об основополагающих вещах: жизни, смерти и любви. Его творческий метод – определять понятия через

противоположные: жизнь через смерть, любовь через ненависть, нежность через насилие. Вообще говоря, режиссер снимает довольно-таки мрачное кино. «Один против всех» и «Необратимость» – хроники разгулявшейся агрессии. В «Любви» преобладает насилие эмоциональное, но для героев не менее болезненное. «Вход в пустоту» и вовсе являет собой детальное исследование смерти – фильм снят с точки зрения угасающего сознания. Так от чего же после всего этого макабра так хорошо на душе, почему из кинозала выходишь будто заново рожденный?

Жизнь

На самом деле кино Ноэ полно жизни, больших страстей, ярких эмоций. Это предельно витальный кинематограф – неспроста не в одном, а сразу в двух его фильмах мы имеем честь наблюдать возбужденный член на всю ширину экрана. Где эрос, там и танатос.

В конце концов, взгляните на самого Гаспара (справа): этот маленький лысый усач кажется самым жизнелюбивым человеком на свете, пусть и с маниакальной искоркой в глазах.

Измененное сознание

Чего греха таить: персонажи фильмов Ноэ не понаслышке знакомы с разного рода стимуляторами. Персонаж Касселя в «Необратимости» пропускает пару дорожек на вечеринке, предшествующей трагическим событиям. В начале «Любви» Мёрфи закуривает, и воспоминания о бывшей плывут перед ним в наркотической дымке. Во «Входе в пустоту» мы на протяжении минут семи наблюдаем глюки героя, впрочем, есть даже версия, что весь этот фильм – одна большая галлюцинация. В «Экстазе» наркотики становятся сюжетным триггером: кто-то подмешивает их в сангрию, которую выпивают танцоры, и дальнейшая вечеринка превращается в коллективный бэд-трип. Впрочем, наркотики в творческом мире Ноэ являются не целью, а средством, обстоятельством. Кажется, режиссер и сам уподобляет свои фильмы психотропным веществам, стремится воздействовать на сознание зрителя, вывести его из равновесия.

Импровизация

Моника Беллуччи и Венсан Кассель так и остаются единственными настоящими звездами, снявшимися у Ноэ. В основном режиссер работает с малоизвестными актерами, зачастую непрофессиональными. Традиционных сценариев с ролями и репликами он не использует: артистам дана воля импровизировать и вести фильм куда им заблагорассудится. Как из случайных фраз и метаний камеры складываются цельные, напряженные, драматургически выстроенные картины? Таково таинство творчества.

Музыка

Почти все великие режиссеры – меломаны и умело используют музыку в фильмах (исключение составляют разве что братья Дарденны, в чьем реалистическом кинематографе нет места саундтрекам). Ноэ озвучивает свои фильмы по-разному: от Баха с Бетховеным до низкочастотного гула, неслышного уху, но внушающего подсознательную тревогу (именно этот гул послужил причиной массового каннского бегства с «Необратимости»). Есть у режиссера и свой Александр Зацепин в лице Томаса Бангальтера – между прочим, участника Daft Punk. В отличие от основного места работы, для Ноэ музыкант пишет не жизнерадостный френчхаус, а гипнотическое шумовое техно, как нельзя лучше подходящее к такому кино. «Экстаз» обещает стать самым музыкальным фильмом режиссера. Во-первых, действие разворачивается в девяностые, эпоху расцвета рейва. А во-вторых, это фильм-танец!

Танцы

Без танца у Гаспара редко обходится. Моника Белуччи на вечеринке танцует как молодая богиня, еще не зная, что ее ждет нечто необратимое. Сестра вошедшего в пустоту парня самозабвенно исполняет стриптиз в ночном клубе. Когда герои «Любви» не занимаются этой самой любовью и не ссорятся, они зажигают на подпольных вечеринках. Стройная модель из короткометражки «Ева» играется с котенком в коридоре отеля – это тоже похоже своего рода странный танец. Язык кинематографа Ноэ – это язык тела. Похоже, что апогеем такого подхода станет «Экстаз».

***

Танцевальная труппа репетирует номер перед американскими гастролями. Генеральный прогон оказывается удачным, и ребята устраивают вечеринку, которая волею судеб перерастает в кровавый хоррор. Такова фабула «Экстаза».

Фильм делался быстро: идея возникла в декабре прошлого года, в январе этого прошел кастинг, в феврале начались съемки, в мае – премьера в Каннах, где картина вызвала не скандал, но ажиотаж. Впервые в истории фильм Гаспара Ноэ хвалят, а не ругают – особенно это заметно на контрасте с разгромленной критикой «Любовью». Сам режиссер смущается и признается, что вдохновлялся парижскими вог-балами, на которых и искал артистов. В тех же Каннах показ сопровождался массовыми танцами. Может быть, и уральским зрителям стоит устроить что-то подобное?

Поделись публикацией: