«Чемпионат мира по погромам прошел в Екатеринбурге»

В пространстве «Паблик Маркет» в Ельцин Центре прошло второе заседание «Горсовета». Это городская дискуссионная площадка, на которой мы обсуждаем актуальные городские вопросы. В этот раз говорил о том, как можно вдохнуть новую жизнь в старые здания. Мероприятие поддержала компания «Атомстройкомплекс». Публикуем расшифровку и видео.

Дмитрий Колезев: Сегодняшнюю встречу мы назвали так: «Как вдохнуть новую жизнь в старые здания». Проблема суперактуальна для многих российских городов и Екатеринбурга, в том числе. Мы все очень переживаем за судьбу наших старых зданий, регулярно сталкиваемся с ситуациями, когда эти здания страдают. Спорим по этому поводу, нервничаем, ругаем власть, ругаем бизнесменов и так далее. В то же время нам не нравится и то, когда здания стоят без дела, ветшают.

Мне кажется, нужно найти какой-то баланс между обретением новых функций для зданий, между их новой жизнью и их сохранением. Как найти этот баланс? Что может сделать власть, что могут сделать законодатели, что сейчас есть в законодательстве в этой сфере? Как здесь может поучаствовать общество? Об этом всем хочется сегодня поговорить.

Я представлю наших гостей. Любовь Дегтева, «Том Сойер Фест», Екатеринбург. Антонина Савилова из группы «Подельники». Это группа всем известна, она занимается «Белой Башней», сегодня про нее поговорим. Леонид Васильевич Генин, директор муниципального казенного учреждения «Екатеринбургский Центр по охране и использованию исторического и культурного наследия», то есть человек, который, собственно, на муниципальном уровне занимается нашим сегодняшним вопросом. Дмитрий Москвин, общественник, ведущий телеграм-канала «Коренной екатеринбуржец». Диму многие из вас знают, в особом представлении он не нуждается.

Признаюсь, что сегодня у нас выпало очень важное звено. Не пришел ни один человек (из тех, кого мы звали), кто занимался бы собственно эксплуатацией памятников. Мы очень ждали людей, которые за 1 рубль в год арендовали гостиницу «Мадрид», точнее, собираются арендовать за рубль, а пока они занимаются ее ремонтом. К сожалению, не смогла прийти моя знакомая Екатерина, та самая женщина, семья которой купила известный вам «Косой дом» на берегу Исети и сейчас переделывает его под собственное жилище. Это тоже пример, как люди пытаются вдохнуть новую жизнь в старое здание, и пример, как вы знаете, достаточно спорный. И, насколько я вижу, не пришел Сергей Хлобыстов из кинотеатра «Колизей», это тоже старое здание, объект культурного наследия, там тоже есть проблемы.

Но, тем не менее, хоть у нас и выпал сегмент людей, которые занимаются эксплуатацией зданий, давайте начнем говорить.

Я бы хотел начать с того, чтобы наши гости очень коротко обрисовали свое видение сегодняшней ситуации со старыми зданиями, которые чаще всего называются объектами культурного наследия, хотя необязательно ими являются. Насколько вам кажется удачным или неудачным то, как эти здания сегодня живут, обретают новые функции (или не обретают), реконструируются, ремонтируются и так далее? Какие проблемы здесь есть? Давайте базово обозначим свои позиции. Начнем с Любови.

Любовь Дегтева: Мне сложно сказать, насколько хорошо или плохо у нас живут объекты культурного наследия, но есть моменты, которые мне хотелось бы отметить. У нас есть дома, которые не стоят на охране, и есть дома, которые стоят на охране. Те, которые стоят на охране, очень сложно ввести в жизнь города, потому что необходимы колоссальные усилия, огромное количество компетенций, проектов и денег (самое главное), чтобы хоть что-то начало происходить. Это наша боль как «Том Сойер Феста», потому что мы изначально выбирали объекты культурного наследия, и это стало проблемой. По законодательству мы не можем к ним подойти, потрогать стену, покрасить ее. Ничего не можем с ней сделать, не имеем на это лицензии…

Дмитрий Колезев: Лицензии от Росохранкультуры, правильно я понимаю?  

Любовь Дегтева: Должны быть лицензии у проектировщика, который занимается проектом реконструкции здания, лицензии у строителя, который работает по этому проекту. У нас этих лицензий нет, поэтому мы не можем помочь зданиям, которые являются объектами культурного наследия, хотя у нас есть для этого ресурсы.

Дмитрий Колезев: И как в итоге вы решали эту проблему?

Любовь Дегтева: Мы ее не решали, это не в нашей компетенции, мы выбрали не-объект культурного наследия, и сейчас с ним работаем.

Дмитрий Колезев: То есть, здание на Вайнера, 68 – это просто старый дом?

Любовь Дегтева:  Да, и мы рады, что это не объект культурного наследия, потому что мы можем его ремонтировать. У нас есть на это средства и силы.

Дмитрий Колезев: С вашей точки зрения, такая регуляция, все эти требования – избыточны? 

Любовь Дегтева: Сложно говорить об избыточности. Мне кажется, они просто не работают, так как их задумывали. Если я была бы бизнесменом и у меня были бы деньги, чтобы заехать в дом, я бы выбрала дом, который не является объектом культурного наследия. Зачем тратить много денег на реставрацию, если я могу потратить меньше денег. Это отпугивает людей от объектов культурного наследия. Поэтому большинство из них стоят запустевшими.

Дмитрий Колезев: Хорошо. Спасибо. Дмитрий?

Дмитрий Москвин: Думаю, моя позиция понятна. В последние годы я много говорю о культурном наследии города Екатеринбурга. Все время фиксирую, что мы с каждым годом все дальше и дальше от желаемого образа и, самое главное, от более или менее цельной исторической и историко-культурной среды. Все превратилось в лоскутное одеяло. Ситуация все более удручающая, выкашиваются иногда целые кварталы, но здесь можно ныть бесконечно долго.

Я вижу сейчас очень любопытную тенденцию, вроде перестали в этом году сносить памятники, в том числе условные памятники – объекты, построенные в XIX веке, но зато взялись активно за советские объекты. Мы потеряли таким образом «Темп», потеряли баню на Куйбышева, потеряли «Кооператив «Опытстрой», и, в общем, ясно, что никто на этом останавливаться не собирается.

На этом фоне любопытно, что объекты, которые нельзя снести из-за возможного резонанса, например, Дом контор, просто превращают в обрамление для какой-то новостройки. Это еще более печальное явление, когда нам говорят – мы же сохранили исторический объект, вот он ваш памятник, наслаждайтесь, – но городская среда, которая формирует и наше восприятие этого объекта, и определенную эстетику, которая сама по себе ценна (об этой ценности мы практически никогда не говорим), собственно, лишает эти здания какого-то серьезного культурно-исторического будущего. Да, он есть, но он уже элемент какой-то новостройки, и сейчас мы это увидим через год-полтора на улице Челюскинцев, напротив вокзала, и тому подобное.

Я вижу и проблему законодательную, и проблему контроля. Мы в этом году «прекрасно» столкнулись с ситуацией, когда Областное управление по охране объектов культурного наследия не способно сделать вообще ничего. У них лежит документ, по которому в течение 90 дней нельзя производить никакие работы с потенциальным объектом культурного наследия. У всех на глазах сносят, и управление просто пожимает плечами и говорит, - ну, так получилось, извините… А дальше не происходит ровным счетом ничего. Поэтому здесь очень важна и законодательная, и гражданская, городская позиция.

Люди пока мало понимают, о чем идет речь. Каждый раз бой в набат и попытка мобилизовать хоть какое-то число людей, объясняя им, что это здание, может быть, само по себе не столь ценно, но оно формирует ту самую городскую среду, в которой нам приятно будет находиться  в ближайшие 10-20-30 лет. Его надо отремонтировать, а не сносить. Для этого есть все необходимые механизмы, ресурсы, и, самое главное, технологии. Мы живем не в безвоздушном пространстве, а вполне себе в мировом культурном контексте.

Дмитрий Колезев: Спасибо. Антонина.

Антонина Савилова: Я, наверное, соглашусь со всем, что было сказано ранее, но хочу добавить вот такой момент. Аспект сохранения самого объекта, его физическая сохранность, забота о его конструктивном и архитектурном состоянии должен включать в себя и социальный аспект, то есть включение этого объекта в жизнь города. С заброшенными объектами сложно.

Например, то, что произошло с телебашней. Все очень печалились по поводу сноса, но, мне кажется, обыкновенному горожанину, не урбанисту, человеку, не погруженному в профессиональные знания о городе, о навигации, о key points, градостроительных ориентирах, ему непонятно, чего ему стало не хватать с отсутствием этой телебашни. Она в социальную жизнь города не была включена. Поэтому, когда мы занимаемся сохранением какого-то объекта, мы должны не только его отштукатурить, покрасить и оградить от вандализма, но мы должны и включать его в социальную жизнь. В нем обязательно должно что-то происходить, люди должны понимать, почему он важен и ценен. Это должно быть объяснено не профессиональным, а доступным, популярным языком.

Люди, грубо говоря, глядя на развалины в Афинах, не видят самого объекта, но они понимают, что они там должны увидеть. Сам объект, может быть, сам по себе не так важен, как важна среда, ансамбль, историческая веха в нашем городе. Это очень сложные понятия, которые надо объяснять, показывать и подавать жителям в очень популярной и простой форме. Короче говоря, мне кажется, не только законодательство мешает нам их сохранять.

Дмитрий Колезев: Спасибо. Леонид Васильевич, с точки зрения муниципального служащего...

Леонид Генин: Ну, я не муниципальный служащий, я руковожу учреждением, которое занимается сохранением памятников, находящихся в муниципальной собственности. Памятники местного значения – наша компетенция. Проблем с законодательством очень много, начиная с принятия 73-го Федерального закона, основополагающего по сохранению памятников. Ребята, которые здесь присутствуют, они уже сказали, что все это очень сложно. И с точки зрения бизнеса сложно. Никто не хочет работать с памятниками. Хорошо, что есть такие общественные инициативы, которые приводят заинтересованных людей на памятники.

Беспредельно горжусь, что нашлись Podelniki, которые занимаются Белой Башней, пусть не так быстро, как хотелось бы всем горожанам. Но, тем не менее, все время движение вперед. В этом году в городе началось движение «Том Сойер Фест», которое уже несколько лет, начавшись в Казани, по-моему, идет по стране. Мы общались с представителями этого движения и говорили, что законодательство не позволяет работать на памятниках. Общественность может поучаствовать только в том случае, если с памятниками уже работают те, кто имеют на это право.

Ценность памятников – это сложная вещь, сложность в том, что у людей разные точки зрения на памятники. Кто-то считает, что надо сохранять, другие говорят, что в этом ничего особенного и красивого нет. По сравнению с уникальными памятниками России Екатеринбургу, по-честному, похвастаться нечем. Есть полтора-два десятка, плюс конструктивизм – уникальные вещи. Остальные – объекты, которые были построены в уездном городе или в советское время, и которые несут, конечно, дух своего времени, но говорить о том, что мы можем сохранить исторический облик города, невозможно. Исторический облик города был уже утрачен где-то в 80-е годы, сейчас сохранить историческую среду на уровне какого-то этапа просто нереально.

Конечно, очень важно внимание общественности. Поэтому я и пришел сюда. Считаю, что проблема сохранения памятников в общественном сознании, в общественной жизни находится на задворках. Всем важны пенсионная реформа, там, акции какие-то, наказания, преступления, еще что-то, а вот тема памятников, в моем понимании, не сильно затрагивает общественное мнение. Чем больше таких встреч будет проводиться, чем чаще такие темы будут выноситься на общее обсуждение, тем будет лучше для нашего города.

Дмитрий Колезев: Увидел удивленный взгляд Димы Москвина, мне кажется, ему есть, что возразить по поводу исторического облика.

Дмитрий Москвин: Если исходить из принципа, что в 80-е мы все потеряли, то, соответственно, дальше, видимо, можно точечно добивать то, что осталось… О каких культурных перспективах города Екатеринбурга мы тогда должны говорить?

Через 100 лет, когда что-то из понастроенного сегодня станет охраняемыми объектами, наши праправнуки опять будут ставить вопрос, — а что мы должны сохранить, а что это за город, почему он такой ценный? У нас проблема «непроговоренности» города, и, давайте честно скажем, очень слабо сформулированной идентичности.

Очень интересно слушать, как люди представляют Екатеринбург другим — зачем сюда нужно приехать. Кроме Ельцин Центра что еще здесь можно посмотреть?

Когда я говорю с москвичами, которые приезжают сюда на туры выходного дня, выясняется, что они приезжают именно на эту площадку (Ельцин Центр), которая о городе ничего не рассказывает. Если их не перехватить вовремя и не показать Уралмаш, например, не рассказать примерную структуру города в контексте Урала, они уезжают отсюда с полным отсутствием картинки. Ну, еще Храм-на-Крови увидят на другом берегу, но в силу возраста эта категория туристов туда точно не заходит.

Дмитрий Колезев: Важен вот какой вопрос. Любое ли старое здание нуждается в охране или есть старые здания, с которыми можно попрощаться и не жалеть об этом? Как тебе кажется?  

Дмитрий Москвин: Я не такой  большой специалист, как уважаемые коллеги. Еще несколько лет назад мне казалось, что нужно охранять все, и, если есть старое здание, то нужно ставить его на охрану, но дело в том, что дальше включаются законодательные препоны. Если мы, например, делаем памятником здание, которое активно используется по хозяйственному назначению, то возникает огромное количество ограничений на любые внутренние ремонты, изменения и т.п. Поэтому возникают коллизии. Например, баня (на Куйбышева) не была официальным памятником, но как только попытались поставить на охрану, она тут же исчезла, одномоментно. Но если бы ее поставили лет 10 назад, то у собственника уже тогда возникла бы масса проблем с использованием, возможно, она бы гораздо раньше обанкротилась, или что-то еще с ней произошло.

Это очень скользкая дорога. Не нужно любое историческое строение обязательно бежать и делать памятником. Надо искать договорные механизмы с собственником, распорядителем, если это муниципальная собственность, то с муниципалитетом. Но как мы видим по примеру Екатеринбурга, это долгий мучительный диалог, к которому одна из сторон никак не готова. У нее совершенно другие задачи и другое видение в очень узком горизонте. Поэтому пока, к сожалению, мы чаще всего в той же точке старта, что и 10 лет назад. Такое у меня ощущение.

Пример конструктивизма это демонстрирует ярче всего. Мы 10 лет непрерывно говорим о бренде конструктивизма Екатеринбурга, но не можем показать ни одного удачного не только ремонта, реконструкции здания, но и реновирования или изменения функции.

Москва сейчас нам покажет здание Наркомфина. Там закончен ремонт, если кто-то следит, в том числе за их страницей в Instagram, это будет самый яркий кейс, пример того, что можно сделать с памятником конструктивизма в крупном городе. Мы даже близко пока не подошли. Фасады нескольких зданий, как правило, административных, как-то отремонтированы, но все остальное – это не про то.

Антонина Савилова: Я очень коротко. В 80-е годы мы что-то потеряли, но что-то и приобрели (смеется). Это к слову о том, все ли надо сохранять или не все. Я считаю, что надо сохранять все, что имеет смысл для города Екатеринбурга, для его жителей и для культуры…

Дмитрий Колезев: А кто решит, что имеет смысл?

Антонина Савилова: Прежде всего, профессиональное сообщество. Оно это должно понимать и нести в массы, скажем так. Нельзя сейчас говорить о том, что вся новая архитектура плохая, а вся старая архитектура хорошая. Нельзя говорить, что памятники важнее современных зданий или зданий модернизма, что памятники XIX века, типа, старше, поэтому они лучше. Это неправильная аналогия.

Любовь Дегтева: Я не согласна с тем, что наш город утратил облик в 80-е годы. Стоя на Вайнера рядом с домом, над которым нависает «Гринвич» ты, конечно, уже не ощущаешь историчности этого дома и исторического облика Екатеринбурга, но, гуляя по Малышева, по Розы Люксембург или по Чернышевского, ты ощущаешь, что ты в историческом городе, который имеет очень большую историю. Это я к тому, что важно обратить внимание в первую очередь на те дома, которые образуют комплекс, улицы, даже два дома подряд. Очень важно сохранить среду, потому что именно среда позволяет погрузиться в исторический облик и в историческую атмосферу.

Дмитрий Колезев: Хорошо. Друзья, к вопросам и репликам зала перейдем чуть позже, а сейчас у нас есть пара презентаций, чтобы мы не только слушали, но могли и смотреть. Давайте начнем с фотографий, которые хотел показать Леонид Васильевич.

Леонид Генин: Мы тут показываем безумные пристрои, как объекты культурного наследия в России уродуются, как возникают над ними многоэтажки. Это, к сожалению, характерно для многих городов, Екатеринбург этим тоже отличился. У нас несколько таких объектов на Вайнера, на Тургенева, можно и про «Пассаж» вспомнить в определенном аспекте. С одной стороны, вроде бы, памятник сохраняется, с другой – за счет гигантской нависающей коммерческой застройки, в моем понимании, он как памятник утрачивает смысл полностью. 

Давайте следующий слайд. ВИЗ-бульвар, 15 стоял заброшенным лет 10-12, в свое время был построен по проекту архитектора Малахова. Вот такой вид он имел, к сожалению, находился в муниципальной собственности. Мы нашли инвестора, смогли договориться, пока это проектная картинка, но работы ведутся, и любой проходящий мимо по ВИЗ-бульвару видит, что объект преображается.

Дмитрий Колезев: Леонид Васильевич, я правильно помню, что СКБ-банк выкупил? За 23 миллиона рублей?

Леонид Генин: Да. Мы продавали его за рубль. Цена объекта – рубль, плюс стоимость земельного участка. Долго с руководством компании вели разговоры, убеждали, доказывали, потому что бизнес предпочитает с памятниками дела не иметь. Но, тем не менее, удалось договориться, были снесены все лишние неисторические пристрои и так далее.

Давайте следующую картинку. Карла Маркса, 4/Горького, 32 – был у нас такой проблемный объект. Жилой дом, жильцы выехали, в течение 10-15 лет он пришел вот в такое руинированное состояние. Разработали научно-проектную документацию. Сейчас его продали, тоже за рубль, думаю, что через два года на этом месте будет прекрасный объект.

Вопрос из зала: Кому продали?

Леонид Генин: Тем, кто купил! (смеется). Следующий слайд можно? Это Бажова, 137, не такой убитый, там в свое время была Земская школа, потом различные учреждения, больница. К сожалению, у нас не только бизнес не хочет жить в памятниках, но и муниципальные учреждения тоже не рвутся жить там, ощущая все «прелести».

Вон пришел Сергей Каменский, он тоже в памятнике живет, тоже все это ощущает (смеется).

Смогли найти инвестора, продали, будет медицинское учреждение.

Следующий слайд.  Как раз Горького, 14, «Косой дом». Он не будет полностью жилой, там будет кафе, прочее. У нас была небольшая доля муниципальной собственности в этом доме. Продали, сейчас реставрационные работы на объекте закачиваются. Уже подписан акт приемки в эксплуатацию Управлением государственной охраны. Тоже очень долго стоял в неприглядном состоянии. Смогли убедить инвесторов найти общий язык, и сейчас объект будет украшать улицу Горького.

Есть еще слайд? Да! Это, к сожалению, не муниципальная собственность, нам гораздо сложнее бороться за него. Шейнкмана, 18. Центр города. Рядом прокуратура, гимназия № 2, музыкальная школа, фитнес-центр. Здание находилось в собственности Духовного управления мусульман. В таком заброшенном виде стоит, позорит наш город. Пытаемся, но у городской администрации нет полномочий, чтобы бороться с такими собственниками. Тем не менее, пытаемся через надзорные органы, прокуратуру, привести этот объект в нормальное состояние.

Следующий слайд. Больница Скорой медицинской помощи. Находится в областной собственности. Убитое здание, там столько пожаров было, столько несчастных случаев. Большая беда для нашего города, которую необходимо до 300-летия решить и привести объект в хорошее состояние.

Есть еще слайды. Вот тоже центр города, переулок Банковский, 9. Конструктивизм. В свое время выкупили фирмы, подконтрольные Малику Гайсину. Ничего не делают, мы с ними боремся, уже есть решение суда, обязывающее их проводить работы по сохранению памятника, уже есть штрафы. Очень тяжело, но будем «добивать» этих собственников, как говорится, нерадивых, приводить их в чувство, заставлять привести объект в нормальное состояние.

Вот тоже. 8 Марта, 30, фактически центр города, перекресток Радищева-8 Марта, выкупили по 159-ому закону, четыре года собственники ничего не делали. Мы бились-бились-бились, с прокуратурой, с надзорными органами, но в этом году все-таки заставили собственника привести объект в какой-то приличный вид. Фасады, окна, внутри пристрой снесли, ограждения сделали. По крайней мере, чтобы бомжи и всякие другие лица не залазили.

Это Радищева, 8. Тоже центр города. Пока достаточно сложный объект для нашего города. Конечно, ничем он наш город не украшает.

Безумно жалко, что люди выкупали по 159-ому закону с рассрочкой платежей и ничего не делали. Постоянно идет перепродажа этих объектов.

Это все наши слайды, которые мы хотели показать. Хочу пригласить всех! Мы ко Дню рождения города, 295-летию, в Дендрарии разместили фотовыставку объектов культурного наследия «Радуга памятников Екатеринбурга», приходите, посмотрите. До 1 сентября она будет в Дендрарии размещена, мне кажется, интересно. Спасибо.

Дмитрий Колезев: Спасибо. Леонид Васильевич, оставьте у себя микрофон, вы меня поправите, если что. У меня просто есть буквально пара цифр, которые я выписал, готовясь к нашему сегодняшнему разговору. По данным Минкульта, в Екатеринбурге 552 объекта культурного наследия. Из них порядка 190, вы говорили, находятся в муниципальной собственности. Как многие из вас знают, у нас трехуровневая система объектов культурного наследия. Они есть федерального значения, регионального значения, муниципального значения. У нас в городе большинство объектов регионального значения, я полагаю?

Леонид Генин: Да, памятники у нас, в основном, регионального значения. Это норма 73-го Федерального закона 2002 года. Когда он был принят, то все памятники местного значения получили статус памятников регионального значения. Тем самым, все полномочия у муниципалитетов были отобраны.

Москва, Питер, мы понимаем, что это субъекты федерации, там другие нормы законодательства, другое бюджетное финансирование. И, конечно, нам невозможно сравнивать себя с Москвой или Питером.

Дмитрий Колезев: Есть у  меня еще такая цифра, из отчетов органов власти. В 2017 году на всю Свердловскую область (не только Екатеринбург), на работы по сохранению объектов культурного наследия  было выделено 372 миллиона рублей. У меня сейчас есть любимая цифра, с которой удобно сравнивать: содержание нашего нового стадиона – 365 миллионов рублей в год. Примерно столько же тратится на все объекты культурного наследия, а это не только Екатеринбург, но и Ирбит, и Каменск-Уральский, и еще много чего.

Леонид Генин: Как обычно, цифры очень лукавы. Центральный стадион – объект культурного наследия. Миллиарды рублей вложены, они вложены в объект культурного наследия? Формально можно сказать да, в объект. Но реально, в ту часть, которая является  памятником – там совсем другие цифры. Я могу сказать точно, что по муниципалитету в прошлом году где-то 57 миллионов рублей было потрачено именно на памятники. Не на объекты типа Центрального стадиона. Насчет 370 миллионов по области я что-то сильно сомневаюсь.

Дмитрий Колезев: Я вам потом скину документ. 

У нас есть еще одна презентация, она о нашем любимом городском проекте «Белая Башня». Дмитрий Москвин сказал, что москвичи приезжают и часто не знают, что смотреть. К нам 31 августа приезжает Юрий Сапрыкин, бывший главный редактор журнала «Афиша», он будет участвовать на этой же площадке в проекте «Правда жизни». И когда я его спросил о том, куда поедем и что будем смотреть в Екатеринбурге, он сказал: «Конечно, Белая Башня, куда еще!» Это было без вопросов. Поэтому люди знающие, они знают, куда нужно.

Итак, с 2013 года, если я не ошибаюсь, Белая Башня передана арт-группе «Подельники», и с переменным успехом, потихонечку «Подельники» занимаются восстановлением этого объекта. Антонина расскажет о том, как это происходит. Я попросил ее поделиться, в первую очередь, проблемами, с которыми сталкиваются люди, вдыхающие новую жизнь в старые здания. Сейчас мы включим презентацию.

Антонина Савилова: Наш проект достаточно давно существует и, действительно, он стартовал еще в 2013 году. Объектом мы занимаемся давно, мы взяли в 13 году Белую Башню в бессрочное безвозмездное пользование.

Здесь вы видите нашу фотографию, я – один из представителей арт-группы «Подельники». Чтобы взять в пользование Белую Башню, нам пришлось зарегистрировать некоммерческое объединение. Мы и до этого вели профессиональную и социальную деятельность, популяризировали памятники архитектурного наследия, устраивали акции «Pro город», снимали фильмы о стилях Екатеринбурга, но для того, чтобы взять памятник, арендовать, условно говоря, нам пришлось зарегистрироваться и стать не просто неформальной арт-группой «Подельники», а НКО «Группа архитектурных инициатив, событий и коммуникаций». То есть нам пришлось просто юридически себя зарегистрировать.

Следующий слайд. Что такое Белая Башня? Это сейчас уже всем очевидно, что это икона авангарда, а вот буквально в 12-13 году на нее вешали табличку «Музей говна» – такие акции проходили. Она полностью была забита соответствующим... внутри. Вся стояла заброшенная, выглядела угрюмо и никакой гордости у жителей Уралмаша не вызывала.

Дело в том, что Белая Башня в свое время была символом района «Уралмаш» и его особой гордостью, она была неким символом прогресса, чего нельзя было видеть в 13 году, когда мы ее взяли. Очень многие относились к ней как к заброшенному объекту, не понимали, чем она ценна, и зачем ее надо сохранять. 

Тем не менее, было очень много подходов сделано к тому, чтобы в Белую Башню вдохнуть новую жизнь, там все время хотели проектировать рестораны, планетарии, делать какие-то безумные проекты. На самом деле, дискуссия шла долго, более ста проектов приспособления было придумано, но не один из них не был реализован.

Когда мы взяли Белую Башню в пользование и поставили перед собой задачу вернуть ее в жизнь города, мы решили проанализировать, почему же столько проектов до нас было, столько желающих, но ни у кого ничего не получалось. Мы тогда приняли решение, что будем делать только то, что нам доступно на сегодняшний момент. Мы не придумали сразу, что там будет планетарий, например. Сели и подумали, что сделать в ближайший год, и поняли, что у нас нет ничего – денег, средств, связей. Мы можем только мусор оттуда вынести. И сил не было, так что позвали горожан на субботник.

Первый год мы занимались только тем, что проводили субботники, выносили мусор. Потом договорились с компанией, обслуживающий Орджоникидзевский район, что они нам помогут КамАЗами этот мусор вывозить. Так что первый год мы делали только то, что могли. Возможно, это было не очень наглядно, но очень весело, нам помогла большая поддержка горожан, жителей района, которые приходили и бесплатно участвовали в наших субботниках. 

Потом мы ее огородили, закрыли в нее доступ.

Следующий шаг  – сбор достоверной исторической информации и обследование объекта, его состояния. Нам нужно было понять, сколько денег и времени нужно на то, чтобы ее отремонтировать. Мы хотели понять, какие основные несущие конструкции есть у Белой Башни. Что конкретно надо сохранять.  

Когда мы начали заниматься Белой Башней, мы и сами не очень хорошо представляли ее историю. Было очень много мифов. Но, на самом деле, как горожане и жители Уралмаша могут понять ценность объекта, когда даже профессиональное сообщество с трудом находило реальные исторические документы о самом объекте? Архивы объектов, построенных в советские времена, были засекречены, потом в смутные времена потеряны. Было очень сложно провести эту работу.

Здесь можно увидеть историческую фотографию. Вдалеке, в перспективе Бульвары Культуры можно увидеть Белую Башню. Можно понять, насколько космическим был объект в 30-е годы по сравнению с общей застройкой. Сейчас она задавлена большими постройками, но от этого ее ценность как градостроительного ориентира и символа строительства первых пятилеток не утрачена. Людям надо об этом рассказывать, они должны это понимать. Этот рассказ, этот диалог должно инициировать профессиональное сообщество.

Давайте дальше. Можно полистать несколько фотографий. Вот какая она сейчас – прекрасная, красивая, белая.

Можно остановиться на этом слайде, он очень старый, мы его нарисовали в 13 году. Вот так мы видели свои шаги, а сейчас мы находимся на предпредпоследнем шаге.

Что мы тогда придумали – мы проводили субботник, потом ставили забор, проводили исследования, потом на основании исследований проводили консервацию. Потом проводили лаборатории.

Лаборатории – это наш текущий период. Мы очень хотим двинуться в сторону проекта реставрации. Реставрация – очень спорное слово, может, приспособление или как-то еще назвать ту финальную цель, когда Белая Башня станет объектом, включенным в жизнь города.

Давайте дальше. Здесь вы видите веселые довольные лица людей, у которых нет денег, но они что-то делают и чувствуют себя важными.

Дальше. Это культурные лаборатории. Когда у нас не было технической возможности сохранять Башню, мы просто начали в ней, такой заброшенной, без окон, без дверей, – проводить какие-то мероприятия, театральные постановки, лаборатории, просто встречи. Не «стрелки» у авторынка, а культурную тусовку попытались там создать.

Дальше. Сложности. То, о чем говорила Любовь. Просто скажу, это действительно сложно. Проект консервации должна делать проектная организация. Мы там сплошь архитекторы, но мы не имели права делать проект консервации, потому что у нас нет лицензии.

Нам очень помогла Наринэ Тютчева, это архитектор из Москвы, с которой мы познакомились на одном мероприятии. Она согласилась под своей лицензией бесплатно сделать. Она курировала и проверяла нас на волонтерских началах. Не думаю, что у горожан нашлись бы такие деньги на проект консервации.

Знаете, почему Наринэ Тютчева из Москвы? Потому что у нас тут монополия на эти проектные работы. У нас два-три проектировщика, которые имеют лицензию…

Дмитрий Колезев: А можно сразу уточнить, насколько дороже такой проект, чем проект нелицензированной компании?

Антонина Савилова: Это не рыночные деньги, я даже не могу сказать. Вот я – проектировщик, я проектирую и представляю, сколько стоят проектные работы вне памятников архитектуры. Но конторы, которые имеют лицензию, у них монополия.

Дмитрий Колезев: Ну, сколько? В два раза дороже, в три раза, в десять?

Антонина Савилова: Я, честно говоря, думаю, что от случая к случаю... И мы – тогда только выпустившиеся студенты, ходили к этим людям и спрашивали: «А сколько будет стоить проект?»  А они нам: «Столько-то миллионов!», грубо говоря. Мы тогда даже эти цифры осознать не могли, какие-то нолики, разряды. Мы – люди, которые бесплатно субботники проводили, даже не понимали, как это сделать.

В итоге, благодаря работе с Наринэ Тютчевой нам удалось сделать этот проект консервации.

Но это ведь только первый шаг. Работы по этому проекту должны вестись не просто строителями, не собственными руками, не этим мальчиком, который красит сейчас здесь граффити. За это мы, кстати, повестку в суд получили. Работы должны вестись лицензированной конторой. У нее тоже должна быть лицензия.

Дмитрий Колезев: А почему вы получили повестку в суд?

Антонина Савилова: Там трещины появились на стенах, как нам написали. Трещины в штукатурке. «Вы, наверное, чем-то не тем их поштукатурили», – сказали они нам.

Дмитрий Колезев: Насколько часто сейчас вы сталкиваетесь с проверяющими органами?

Антонина Савилова: Не очень часто. Есть лояльность к нам. Это просто глупо, забрать у нас Башню, кому она вообще будет нужна?

Есть закон. Он, действительно, формальный, негибкий. Ну да, мальчик, красящий памятник архитектуры – вдруг он испортил исторический слой, закрашивая граффити? Формальностей тут очень много. Но тот путь, которым мы идем – очень неформальный, нехоженая тропинка. Поэтому мы идем так медленно, чем всех разочаровываем. Не быстро все это.

Но я хочу сказать, что в начале, когда мы взяли Башню, мы же вообще ничего не понимали. У нее даже не было сформированного зарегистрированного земельного участка. Наняли кадастрового инженера. Это был хороший опыт для студентов. Главным архитектором тогда был Вяткин, он нарисовал участок фломастером, мы это отдали кадастровому инженеру, он пошел и сформировал его. По дешевке сделали, потому что мы, что называется, ресницами хлопали.

Мы приходим в Министерство госимущества с этими документами и говорим: «Мы вам сформировали участок земли. Возьмите!»

Женщина отвечает: «А куда я это положу, у меня даже папки нет».

Мы: «Это же ваша земля, блин, возьмите!»

Она: «У нас он точно потеряется, оставьте себе».

И эти документы у нас так и лежат. К чему я рассказываю эту историю – нет системы, по которой мы идем. Мы двигаемся очень витиевато. Администрации с нами тоже тяжело, они тоже не понимают, что делать с такими горожанами, нет опыта.

Давайте дальше. Тут фотография со строителями, у которых есть лицензия, которые все-таки нам закрыли окна, поставили двери.

Так она выглядит сейчас. Также мы сделали лестницу для доступа в бак. Башня – объект, который не очень-то приспособлен к проживанию, у него специфическое объемно-пространственное решение, есть места, куда тяжело попадать. Поэтому пришлось пристроить лестницу.

Лестницу пристроили в бак, чтобы людей запускать внутрь. Во время ремонта мы думали – что показывать людям? И сразу параллельно писали гранты на культурные мероприятия. Грант Потанина был на панораму. Была красивая идея – внутри бака для воды создать красивую большую панораму в 360 градусов. Из проекторов. Панорама будет рассказывать про жизнь башни. Здесь, как вы видите, идет настройка панорамы.

В итоге нам удалось ее сделать, но не на 360, а на 180 градусов. Мы показывали небольшой ролик, специально отснятый с румполом, транслировали в баке для людей.

Это пространство – дно бака, если кто-то не был внутри. Это проекция, которая на стену проецируется.

Здесь большой, красивый календарь. Кроме якорной функции, которую мы сразу пытались поместить внутрь главного пространства, мы еще много других мероприятий туда притягивали, и, в том числе, участвовали в разных сетках и программах. Здесь можно увидеть, что помимо экскурсий и ролика, в Белой Башне можно было побывать на разных городских мероприятиях.

Это несколько слайдов о том, как сейчас живет Белая Башня. Экскурсии. Экскурсоводы показывают и рассказывают об особенностях Башни. В чем ее красота, исторические факты. Отвечают на вопросы, кто мы и зачем ее сохраняем.

Здесь фотографии с концертов. Музыканты и театры ставят свои постановки у нас в Башне. Это, конечно, редкость, но мы с большим удовольствием! И полная Башня людей!

Заключительный слайд об истории. Хочу пригласить всех, кто еще не был в Башне. У нас есть сайт, группа в ФБ, каждые выходные (пока не сильно холодно и можно обходиться без отопления) мы проводим экскурсии. Приходите, участвуйте, приглашайте гостей Екатеринбурга.

Еще несколько слайдов про наши проблемы, вдруг кто-то захочет помочь. В прошлом году у нас случилось серьезное несчастье. В нашу солнечную батарею попала молния, и проекторы вышли из строя. Наш кинотеатр перестал работать. Мы до сих пор не можем молниеотвод построить. Это не очень большие деньги, но нам никак не удается их собрать.

Дмитрий Колезев: А сколько нужно денег?

Антонина Савилова: 150-200 тысяч рублей надо. Можно следующий слайд? Тут страничка Варламова. Он, прознав про нашу историю, запустил сбор средств у себя на сайте. Заходите, если кто-то захочет пожертвовать нам деньги на громоотвод. Чтобы больше таких ситуаций не происходило.

Также у нас есть проект на «Patreon», то есть все горожане, кто интересуется проектом, могут нам пожертвовать деньги…

Дмитрий Колезев: Когда мы анонсировали мероприятие, нас в комментариях просили рассказать про проект на Patreon, насколько он успешен? Вы собрали там подписок, как я вижу, на 133 доллара в месяц. 

Антонина Савилова: Да. Он у нас недавно стартовал, и я не готова прямо сейчас сказать, успешен он или нет. Он существует буквально второй месяц, но уже нам помогает.

Дмитрий Колезев: Кто не знает, Patreon – это сервис, где можно подписаться на поддержку того или иного автора или какой-то команды, и раз в месяц отправлять им деньги.

Антонина Савилова: Одно дело двигаться дальше, а другое – зафиксировать результаты. Мы уже далеко продвинулись, и фиксировать результат уже сложнее, чем просто каждый месяц собирать бесплатные субботники. Нам надо платить за электричество, нам надо платить за охранную сигнализацию, нам надо проводить экскурсии, нам надо покупать разные инструменты, чтобы содержать Башню в чистоте. Люди, которые проводят экскурсии или работают администраторами, тоже нуждаются в каких-то средствах. Печатная продукция и так далее. В итоге набегают деньги.

Patreon – это то, что позволяет держаться на плаву, и зафиксировать тот результат, который у нас есть. На данный момент мы не получаем спонсорскую помощь, но можем функционировать как площадка-музей, кинотеатр, можем сдавать площади в аренду для проведения концертов и мероприятий, фотосессий, в том числе свадебных. На самом деле, там есть работа, есть люди, которые привлекают жизнь внутрь башни, и таким образом мы можем себя сами содержать.

Что будет с башней дальше. Следующий наш шаг. Я уже говорила, что Башня имеет специфическое объемно-пространственное решение, и мы решили инициировать некий форум хранителей башен и подземелий. Мы решили собрать опыт разных башен по всей России, которые так или иначе были приспособлены. Вертикальных музеев, как мы для себя это сформулировали. Потому что, например, есть шахты, как в городе Березовском. Просто поделиться своим опытом, что нам удалось сделать и как мы решили свои проблемы, и попробовать перенять чужой опыт.

И там будет следующая страничка. Мы уже запустили сайт, вот такой красивый логотип. Мы сейчас собираем участников на этот форум, чтобы хотя бы инициировать дискуссию о том, как такие неприспособленные объекты, с непонятным юридическим статусом, несданные в эксплуатацию, возвращать людям, как объяснять людям, что они им нужны.

Если это удается, то потом проще проходить все юридические формальности. В том числе, морально проще, когда мы видим большую поддержку горожан. Мы понимаем, что это надо не нам, а людям, которые видят в этом свою историю, гордость, самобытность.  Для них – это их город, их история.

Да что там! В мировом профессиональном сообществе Белая Башня – тоже большой, значимый объект, и сюда приезжают люди из-за рубежа и с удовольствием посещают Башню. Большая гордость, что это место на Уралмаше не является символом места «сходок», как в 90-ые (как некоторые нам рассказывали, когда мы начинали заниматься этим объектом), а является большим, значимым символом культурного наследия нашего города.

Дмитрий Колезев: Сколько вам нужно денег, чтобы закончить проект? 

Антонина Савилова: Вы знаете, эта лестница, уходящая в небо, мы ее осознали как процесс… Конечно, есть какой-то результат, но очень важно переходить на следующие ступени. И каждый раз, когда мы встаем на следующий уровень, когда мы получаем новый статус, у нас просто открываются новые горизонты.

Сейчас самой ближайшей целью, которую мы пытаемся достичь, – это приспособить, заказать лицензированной организации проект приспособления, реставрации или реконструкции. Это речь о скольких-то миллионах, условно говоря…

Дмитрий Колезев: За проект?

Антонина Савилова: За проект. Понятно, что реализация – это другая история. Пока нет проекта, говорить о реализации, даже и смысла нет. И в этом была ошибка предыдущих владельцев – страхового агентства «Белая Башня», которое хотело сделать там офис. У них был грандиозный проект, они вторую лестницу делали, поднимались в центр бака, вырезали какие-то отверстия в перекрытиях, еще что-то. 

Мне кажется, успех нашего проекта, маленького и медленного, заключается в том, что мы делаем то, что можем сделать и фиксируем результат, которого мы достигли, не прыгая сразу вперед и не проектируя «планетарий».

Дмитрий Колезев: Давайте похлопаем, потому что проект очень важен для города, он потрясающий и вдохновляющий. 

Любовь, у вас тоже есть прекрасный опыт вовлечения общества в заботу о старых зданиях. Как вам кажется, и, говоря о «Том Сойер Фесте», и говоря в принципе об этом явлении, как бы общество могло участвовать в процессе восстановления зданий, придания им каких-то новых функций?

Любовь Дегтева: Мне кажется, общество может участвовать в восстановлении старых зданий именно на «Том Сойер Фесте». Это то, что позволяет напрямую прикоснуться к дому, поскрести его, покрасить и почувствовать, что ты можешь влиять на свой город, на то, как он выглядит. Чувствовать ответственность за него, потому что если ты его покрасил, а потом приедет строительная техника, ты скажешь: «Вы чего приехали, ведь я же красил его!»

«Том Сойер Фест» – это как раз та история, которая позволит людям повлиять на облик города. И эта история – не про объекты культурного наследия.

Дмитрий Колезев: Какой у вас план? У вас сейчас есть одно здание, которым вы занимаетесь – Вайнера, 68. Каковы амбиции, как вы себе видите в дальнейшем эту работу?

Любовь Дегтева: У нас вообще-то фестиваль восстановления исторической среды, а не восстановления исторического дома. Поэтому наша амбиция – заботиться о комплексности историчности в Екатеринбурге. Мы думаем брать соседние дома на Вайнера.

Хотели брать Вайнера, 70 на следующий год, чтобы восстанавливать ансамбль. Но буквально через неделю после старта «Том Сойер Фест» появился новый собственник на Вайнера, 70, который сам начал ремонтировать. Так что реставрация идет параллельно – правильная и неправильная. Подскажу, что наша правильная, потому что там такие интересные вещи происходят…

Дмитрий Колезев: Когда я читал про то, что вы делаете, у меня возникал вопрос – что будет конкретно с этим домом дальше? Вы его почистите, фасад станет лучше, но вдохнет ли это в него новую жизнь? Какова его судьба? Может, он исчезнет через год, и зачем тогда все это было?

Любовь Дегтева: С каждым конкретным домом своя история. Но в нашем случае дом жилой, там прямо сегодня живут люди. Семьи с детьми. Они живут, и будут продолжать там жить. Пока не найдется человек, который посмотрит на дом и не скажет: «Боже, какой он классный! И в центре города! Хочу выкупить и сделать там хостел». И выкупит. Но до этого времени там будут жить люди. И мы на это не влияем и не хотим влиять. Наше поле деятельности – привлекательность дома для потенциальных «делателей».

Леонид Генин: Я хочу сказать насчет жилых домов и инициативы «Том Сойер Фест». Вы пришли к нам с предложением по Чернышевского, 9.  Это жилой дом, он является объектом культурного наследия. Кроме одной квартиры там все остальные отселены. Но дело не в этом. В 13-м году мы разработали проект реставрации этого дома и разыграли аукцион, чтобы отремонтировать хотя бы фасад здания. Жильцы, которые на тот момент жили в доме, встали стеной и сказали: «Если вы сюда придете ремонтировать фасад, мы вас всех проклянем, не дадим работать, потому что жить в этом доме невозможно».

Большинство этих жилых домов, частных или попадающих в сферу деятельности муниципалитета, общественных структур, не приспособлены для современного быта. В том числе, на Чернышевского, 9.

У нас в муниципальной собственности есть два дома – комплекс брусковых домов на Большакова 84, 86, по проекту Рейшера. Беда! С такими объектами просто беда. Сложно их вернуть в общественную жизнь и как-то наполнить социальным смыслом.    

Любовь Дегтева:  Про Чернышевского можно добавить. Эта улица – как раз, позитивный пример. Там многие дома был выкуплены или взяты в субаренду, и там появилась коммерция. Практически все дома пошли по этому пути, кроме Чернышевского, 9, 9г и Чернышевского, 6. Эти дома остаются жилыми, ветхими, с непонятной перспективой.

Дмитрий Москвин: Я не готов в очередной раз принять тезис о том, что если в доме невозможно жить, то с домом ничего нельзя сделать. Если мы посмотрим, на примеры других, российских городов, мы увидим уникальные стратегии. У меня есть несколько таких примеров за последний год.

Самый любимый – Рабочий поселок в Мотовилихе (район города Перми). У меня нет с собой картинок, но у всех есть гаджеты, легко можете параллельно вбить: «Пермь, Рабочий поселок, Мотовилиха». Вы увидите в фотографиях, как эти здания выглядели исторически, вы увидите их облик на протяжении последних 20 лет. Очень обшарпанный, очень трущобный, с заколоченными фанерой окнами, с абсолютно убитыми дворами. Очень сложный контингент проживающих. Там есть люди, которые потомственно живут с 30-го года, есть те, кто получили квартиры «по-пьяни», есть те, кто въехали туда, осознавая некоторую историческую ценность.

Там же есть фотографии, обычно где-то пятая, шестая, седьмая – то, как выглядят несколько домов сейчас. Это дома, построенные по проекту директора «Баухауса» Ханнеса Мейера в 30 году в Мотовилихе, тогда это был отдельный город. Был тогда запроектирован рабочий поселок, его принято называть конструктивистским, но лучше говорить аккуратнее – авангардная застройка.

Сейчас ей возвращается исторический облик. Делается это сложно, не сверху, исключительно усилиями жителей этих домов. На энтузиазме нескольких человек, которые с 2007 года, 10 лет, фанатично занимаются этой стратегией.

Что они сделали в первую очередь? Они вывели дом, с которого вся эта история началась, в непосредственное управление. Для Екатеринбурга это будет полная катастрофа, если, например, Городок Чекистов найдет силы, откажется от услуг управляющих компаний и подаст этот пример остальным. Пример того, что можно жить, не пользуясь коррупционным чудовищным бредом под названием управляющая компания, ТСЖ и все прочее. Непосредственное управление – это когда жильцы все берут в свои руки.

Плюс они (пермяки) очень удачно воспользовались программой  капитального ремонта. Мы знаем, как она работает в наших условиях, она по-разному может работать. Там они сумели это сделать.

Рабочий поселок – это достопримечательное место. К нему применяются чуть более слабые ограничения…

Дмитрий Колезев: Это такой вид объектов культурного наследия, я правильно понимаю?

Дмитрий Москвин: Да. Там чуть меньше ограничений, чем могло бы быть, если б они были памятником, тем более федерального значения. Цель перехода в непосредственное управление в Рабочем поселке – вернуть изначальный облик зданиям и близлежащей территории. 10 лет они к этому последовательно идут. Сейчас уже из воосьми домов одного квартала, семь находятся в непосредственном управлении. Последний был переведен весной. Жуткие скандалы, террор со стороны управляющей компании, поджоги машин, все как мы любим.  

И все равно, вопреки сопротивлению этого «бизнеса», жильцы сумели найти в себе силы. Напомню, что это те же самые люди, которые там жили, часть – интеллигенция, часть – очень маргинальная. Но они нашли аргументы, они друг друга заражали этим энтузиазмом.

Если вы нашли эти фотографии, то там есть облик домов – краснокирпичный, с очень четко выделенными структурными элементами, как это было запроектировано архитекторами. Сейчас внутри двора разбит сад, высажены яблони, так как они исторически там росли. Стоит вопрос о возвращении фонтана, который был внутри двора. Для этого уже создается внутридворовая инфраструктура. И так далее. Все это делают, еще раз повторюсь, сами жильцы. Очень медленно и очень болезненно, но они сумели это сделать.

Позволю еще один пример. Город Томск. У нас в Екатеринбурге медиа и чиновники любят повторять фразу, что деревянный дом – это барак. Не верьте этому. Бараки практически все уже снесены. Может, один-два остались по недоразумению. Деревянный дом – не обязательно барак, деревянный дом может быть вполне себе комфортным местом проживания, тем более, когда в этом доме живет две или четыре семьи.

Что делают в Томске по той же программе капитального ремонта?  У них был выбор. Либо «похерить» все деревянные здания, дома XIX – начала XX века, потому что бараки же! Надо же 25-этажку в центре города. Либо что-то с этим сделать. У жильцов тоже был выбор. Комфортные условия в квартире, но со всеми соседями вокруг, сверху, снизу, сбоку, либо оставаясь в центре города, жить в комфортных условиях, когда у тебя три-четыре соседа, плюс придомовая территория и экологически чистый дом, без асбеста, без фонящего бетона и всего прочего.

После одного из поджогов таких домов жильцы начали искать способы. Плюс подключились активисты. Способы были найдены. Если не были в Томске, обязательно съездите или посмотрите в интернете, как это выглядит. По программе капитальных ремонтов деревянные дома были восстановлены, прежде всего, внешний фасад – там была очень ценная резьба. Но и переделаны все внутренние пространства.

Это нормальные комфортные квартиры. У меня была возможность зайти в одну из таких, я посмотрел. Никаких вопросов. Деревянный дом, но внутри ты себя ощущаешь в совершенно нормальном современном пространстве. Все что возможно, там можно сделать. Современные коммуникации, современное отопление, более качественно сделанные окна: пластиковые, но с деревянными рамами. Хочешь печку – будет печка или камин, как он был исторически в этом доме, но у тебя будет и центральное отопление, и водоснабжение, и газ, и все прочее.

Все это легко решаемо, если жильцов сделать союзниками, если не маргинализировать городских активистов, если просто послушать экспертов. К счастью, Томску повезло, такие эксперты там появились. Очень надеюсь, что их опыт будет транслироваться. К сожалению, он очень медленно переносится в другие контексты, Томск далеко от центральной России. Здесь у нас всегда соблазн: раз дерево, то барак, жить нельзя, сносим.

Дмитрий Колезев: Спасибо! Коллеги, у нас остается примерно минут 40 на общение. Вторая половина нашего мероприятия – это общение с залом. Хочу попросить вас сформулировать вопросы спикерам или свое отношение к теме, которую мы обсуждаем. 

Друзья, какие есть вопросы к нашим экспертам или ваши реплики? Сейчас я принесу микрофон. Пожалуйста, представляйтесь и держите поближе микрофон.  

Вопрос из зала: Здравствуйте, меня зовут Анна. Сегодня очень много говорили о том, что важно сохранять не только здания, но и среду вокруг них. Я с этим полностью согласна, но есть ли какие-то законодательные механизмы, как это можно делать? Допустим, свежайший пример, который мне близок. Я работаю в здании бывшего института археологии на Розы Люксембург. Там во дворе построили высотку и весь этот двор, сад – он полностью уничтожен. Как с этим бороться, как сохранять дворы, городские сады? Спасибо.

Дмитрий Колезев: Наверное, Леонид Васильевич нам поможет ответить.

Леонид Генин: Тут опять, как говорится, палка о двух концах. С одной стороны, вроде в законодательстве все это прописано, есть территория памятника, есть проект зоны охраны, где прописывается режим использования земли, какой этажности можно или нельзя строить. До тех пор, пока эта документация не разработана, действуют защитные зоны. Это зоны вокруг памятников на 200 метров, где ничего нельзя строить. Но с другой стороны, мы живем в городе и видим, что это мало где работает. Когда мы говорим про историческую среду, всегда возникает сложный вопрос: а что мы понимаем под исторической средой?

Раньше каждая усадьба включала в себя, как правило, сад, где-то был огород, где-то были ледники. Сейчас, к сожалению, это невозможно сделать, реально невозможно. Когда мы занимались проектированием по ВИЗ-бульвару, 15, там же были наслоения, пристрои, которые были сделаны гораздо позже, мы остановились все-таки на той архитектуре, которая была заложена Малаховым при разработке проекта. Поэтому я говорю, что сложно сохранить историческую среду у нас в городе.  В таких городах как Ирбит, Невьянск, Верхотурье историческая среда в полной мере присутствует, она адекватна, памятники можно воспринимать в той исторической среде, которая должна быть. А какая историческая среда должна быть сохранена в Екатеринбурге? XX века? XIX века? Осколки XVIII века? Они наслаиваются друг на друга! Мы же хотим жить в красивых, комфортных домах.

Рассказывали про Томск. Я тоже был в Томске недавно, год назад. Таких домов, с деревянной архитектурой, там, к сожалению, очень много, а в хорошем состоянии – очень мало. Недавно очередной деревянный дом в Томске сгорел, поджог был или неосторожное обращение со спичками, не знаю. Буквально две недели назад в Кондопоге сгорела очаровательная церковь. Такие утраты идут по стране семимильными шагами. Мне кажется, что в год не менее 100 объектов, находящихся под охраной, сгорает на территории России. Кроме этого, есть еще объекты, по разным причинам не взятые под охрану.

Поэтому я еще раз говорю, конечно, надо сохранять наши памятники, нашу историческую среду, но надо понимать – что такое историческая среда, потому что идут наслоения и на любом памятнике все четко проявляется.

Антонина Савилова: У меня есть небольшая реплика по поводу Розы Люксембург и объекта, находящегося там. Давно, когда мы были неформальными «Подельниками», до юридической регистрации, мы проводили акцию «Pro город»…

Дмитрий Колезев: Розы Люксембург – это усадьба Железнова?

Антонина Савилова: Да. Я так понимаю, двор с фонтаном. Девушка про него рассказывает. Он у меня на футболке как раз отпечатан. Это известный памятник, он в кирпичном стиле сделан, нарядный. Даже обыкновенные люди, не архитекторы видят, что здание непростое, скажем так.

Когда на Розы Люксембург проходила акция «Pro город» (коротко об этой акции – горожане устраивали инсталляции в городской среде. Они проходили 18 мая, в день защиты памятников.  Делали инсталляции, хэппенинги рядом с памятниками или просто домами, о которых можно рассказать что-то интересное), девушка там вокруг фонтана сажала цветы. Она нашла легенду, не знаю, правда или нет, может, Дмитрий меня поправит, что у хозяина дома жена была клептоманка, и он ее держал в саду. Этот сад был неким местом заточения, местом ее проживания.

Дмитрий Колезев: Считается, что там живет привидение. Екатеринбургский дом с привидением!

Антонина Савилова: Почти в каждом доме у нас живет привидение, если честно.

Но это то, о чем я говорила в самом начале, та жизнь объекта, не красивого камня, не монумента, а то, что называется историей. Люди должны как-то ассоциировать ее с объектом, со средой и, главное, с собой, с тем, что это их история. Они должны понимать, почему этот двор был для них важен. Почему это не только фасад, выходящий на Розы Люксембург, но и двор, и фонтан, и сад. Это очень большая работа, которую очень сложно вести в таком городе как Екатеринбург. Он растет за счет людей, которые приезжают сюда. Для них он не родной, они не видят эту историю. И то, что например, Дмитрий (Москвин) делает – он рассказывает людям о ценности. Ценность не в том, что это в XIX веке построено, не в том, что это красиво, а в том, что это наша история. Наша, ваша, людей, которые еще приедут, тех, кто просто приехал в город посмотреть.

Дмитрий Колезев:  Мы опять упираемся в то же самое. Значит ли это, что любое старое здание, любая старая территория должны быть законсервированы и никогда не изменяться? 

Антонина Савилова: Нет, я считаю, что не значит.

Дмитрий Москвин: Мне кажется, это грубая постановка вопроса. Это значит, скорее, что снести всегда проще, чем сохранить. Но вернуть то, что было снесено, уже невозможно.

Мы должны помнить, что сейчас нам может что-то не нравиться, по разным причинам. Мы посмотрели сериалы, и теперь у нас единые усредненные эстетические представления. Через 10 лет они могут сильно поменяться, не говоря уже о 20 или 30. Надо смотреть, взвешивая очень досконально.

Я не помню у нас ни одной нормальной дискуссии относительно любого объекта, значимого или нет. Это происходит всегда в пожарном режиме, когда на подходе техника или она уже зашла на территорию. Вспомните «Пассаж». Никто никогда ни перед кем не ставил вопрос – какова будет судьба этого здания. Мы увидели, какова судьба этого здания. Мы получили железобетонный саркофаг вместо исторического объекта, формирующего ансамбль Площади 1905 года.

Я не встречал ни одного архитектора, приезжавшего в Екатеринбург, а я много вожу экскурсии для архитекторов и художников, в том числе иностранных, которые бы выразили хоть малейшее удовольствие от этого объекта.

Дмитрий Колезев: И при этом, я замечу, формально все требования закона соблюдены. 

Дмитрий Москвин: Реконструкция! Отреконструированное здание!

Марина Сахарова (из зала): Здравствуйте! Очень странно, что я не сижу здесь (на месте спикеров – ред.), если честно. Я не буду садиться, спасибо, не надо. Я занимаюсь этими вопросами с 2009 года, но, действительно, как сказал Дмитрий, никаких дискуссий, касающихся конкретного объекта с 2009 года ни разу не было.

А вот такие дискуссии идут. Они создают фон, шумиху вокруг всего этого вопроса. И в результате ничего конкретного, никакой системы, о которой говорила Антонина, не сформировано.

Интересен вопрос, который вы поставили. Старые здания – что это такое, в принципе? Если говорить про Екатеринбург, то это объекты культурного наследия.

Леонид Генин говорит – историческая среда. По Генплану города у нас было 109 объектов исторической среды дореволюционного периода. В настоящее время осталось не больше 20-ти. И здесь уже Любовь подтвердит, найти для «Том Сойер Феста» здание, не являющееся объектом культурного наследия, было очень проблематично. То есть, если мы сегодня ведем разговор о старых зданиях, то это фактически объекты культурного наследия. А значит, в этом вопросе всегда задействованы представители власти. Не общественность, а именно власть способна что-то в этом вопросе решить. Без нее общественность фактически бессильна.  

Пример Белой Башни – это не то, что все могут сделать. Тем более что в тот момент, когда они стали заниматься им, это был объект с установленными зонами охраны. Первый и единственный объект в городе Екатеринбурге.

Сейчас основной вопрос не как вдохнуть новую жизнь в старые здания, а как эту жизнь не «выдыхать». Если говорить, например, о тех зданиях, из которых «выдохнули жизнь» – Дом мира и дружбы. Сейчас там приемная Президента. Но когда-то это здание реставрировалось силами общественных организаций. Потом они были изгнаны в пустующее здание ДК Профинтерна. Судьба этого ДК тоже печальна.

По соседству есть здание на Сакко и Ванцетти, 23, 25 – прекрасный деревянный особняк. Из него в 2006 году была изгнана художественная школа. Я сама лично вносила деньги на ремонт этого здания. Это все реставрировалось силами художников. Их оттуда просто выкинули. Что, не нужна художественная школа? Да они ютятся по подвалам, и к ним отбоя нет. А здание это пустует с 2006 года. Я считаю, это ненормально.

Октябрьской революции, 35. Там были общественные организации, Музей маленьких историй. С 2013 года здание пустует. Зачем это делается?

Если говорить о муниципальных объектах, тот же госпиталь ВИЗа, сколько он пустовал? Это же позорище, так уничтожить произведение Малахова.

В настоящее время усадьба Первушина пустует, усадьба Казанцева в районе Царского моста. Тоже муниципальная собственность.

Дмитрий Колезев: А почему они пустуют? Как формально это объясняется? Они приходят в аварийное состояние?

Марина Сахарова: Конечно! Если посмотреть на усадьбу Первушина с «Саммита»... Или раньше, когда еще по телебашне были проекты, были фотографии сверху  – там просто аварийное состояние крыши, и соответственно, всего того, что внутри. Окна выбиты. Ограда чуть не падает. А были организации, готовые за эти здания взяться. Нет, этого нельзя сделать.

А если говорить об объектах ценной исторической среды, то их снесено за этот год, за это лето... Чемпионат мира по погромам у нас произошел, не по футболу, а по погромам. В частности, первая половина XIX века, таких зданий раз-два и обчелся. Это Степана Разина, 21 и пресловутая Октябрьская Революция, 38, на которую в администрацию, я знаю, несколько организаций подавали. Это район квартала улицы Октябрьской революции, где исторически жили ремесленники, камнерезы. Оттуда всех выгнали. Все мастерские художников, камнерезов.

По Октябрьской революции, 38 как минимум три организации ходили в администрацию, подавали заявление, чтобы взять это здание, разместить там мастерские – батик, камнерезные, гончарные. Там есть двор, открытое пространство. И, действительно, там рядом несколько объектов культурного наследия, не поставленных на охрану здания. Это и есть историческая среда, та самая историческая среда, которую необходимо сохранять. Но сейчас этого уже нет.

У нас районов, где XIX век более или менее сохранился – раз, два, три. Это район Царского моста, на Октябрьской революции и на Вознесенской горке. Все, больше нет. А XVIII века нет вообще.

Давайте хотя бы к 300-летию Екатеринбурга несколько районов сохраним. Общественность готова восстанавливать и своими руками, и своими знаниями. Дело за властью. Поскольку 99 % старых зданий – объекты культурного наследия, то здесь важна воля власти. Брать конкретные участки, той же исторической среды XIX века и обсуждать их. Но обсуждать цивилизованно, а не так как делалось у нас.

Дмитрий Колезев: Спасибо!

Леонид Генин: Предложение. Пожалуйста, приходите, мы с вами обсудим, как вам передать парочку или три объекта культурного наследия, которые вы готовы взять. Предлагаю Большакова, 84, 86, Чернышевского, 9. Приходите, мы вам их отдадим. Готовы? Когда придете?

Марина Сахарова: Почему я именно там должна?

Леонид Генин: Вы говорите, что переживаете за памятники, но – вот тут хочу, а тут не хочу. Приходите, мы вам говорим, что для города есть проблемные объекты…

Дмитрий Колезев: Леонид Васильевич, это манипуляция некоторая, действительно. В спокойной атмосфере это обсудите, и будет принято какое-то взвешенное решение. Вы сейчас «на слабо» берете, так нечестно. 

Марина Сахарова: Вы извините, вы ответьте сначала за Верх-Исетский бульвар, 15. Вы можете за это ответить?

(продолжают спорить без микрофона)

Вопрос из зала: Добрый вечер! Меня зовут Георгий. Я проживаю в памятнике архитектуры…

Дмитрий Колезев: Где, если не секрет?

Георгий: Хохрякова, 23. Хохрякова-Малышева. Для ориентира – «Крабы, гады и вино». Вопрос не к этому. Я – представитель сферы ЖКХ, управляющей компании. От Дмитрия Москвина прозвучал комментарий о том, что управляющая компания – это нечто коррумпированное, криминальное. Такой образ складывается. Идет пропаганда. А может, в этом ключе поработать? С управляющими компаниями, ТСЖ, ТСН (товарищество собственников недвижимости), которое может общим кворумом выбирать управляющую компанию.

Может, вести пропаганду в этом ключе: поменять тариф, например, с общегородского, со ставки жилья 20 рублей с квадратного метра на 37 рублей, в котором уже есть возможность не в рамках капитального ремонта, а в рамках текущего содержания жилья улучшать старые дома. Есть примеры в городе, одна из управляющих компаний работает в этом плане и взяла дом. Не знаю, можно делать рекламу?..

Дмитрий Колезев: Можно, делайте.

Георгий: Илья Сотонин, «Лига ЖКХ» этим занимается. Она одна, но это же хороший пример. Огульно говорить, что всем управляющим компаниям лишь бы довести до разрушения и вывести из-под памятника, а потом снести и построить… Давайте поработаем в этом ключе. Я, например, готов. У меня новый фонд, но я готов и со старыми объектами поработать.

Это колоссальная работа – собрать кворум жильцов, я не понаслышке с этим знаком. Даже в старых домах, в 4-этажном, например, 80 квартир, всех собрать, провести собрание по всей форме, по протоколу очно-заочное, и выбрать. Показать преимущество того, что за небольшую доплату вы получите качество совсем другого уровня. Это и будет вдохновение в старый дом новой жизни. Это, конечно, больше касается жилого фонда.  

Дмитрий Колезев: Спасибо.

Дмитрий Москвин: Я против слова пропаганда. Но давайте с другой стороны посмотрим. Почему до сих пор этого не произошло? В полуторамиллионном городе, где достаточно большое количество людей живут в достаточно сложных жилищных условиях, особенно, если это дома 30-х, 40-х годов, и даже, отчасти, 50-х, в «сталинках». Я сейчас живу в «сталинке», в которой очень много проблем. И ничего не происходит. Это любопытно.

Городок Чекистов возьмите. Илья Сотонин сделал в Городке Чекистов то, что он смог, в той части, которая у него есть. Управляющие компании, которые «управляют» Городком Чекистов, что они сделали?  Вспомните компанию, которая в прошлом году должна была реставрировать жилой дом, пострадавший от пожара. Пролитый насквозь пожарной техникой в течение дня, там все просто гнило. Что они сделали? Настругали каких-то досок, и ими залатали дырку, образовавшуюся в потолке и на крыше. И пленкой еще. И все довольны. Здание продолжает гнить.

Говорить о кворумах и прочем – это не год работы, чтобы людей научить думать о локальном, о своей собственной среде обитания. К сожалению, это такая советская привычка – мы здесь все временщики, в любой момент нас посадят на поезд с чемоданом и отправят, дай бог, не на Колыму. Мы не будем думать ни о чем. Люди в этом жили и так воспитаны. Это не их вина. Ждать, что кворум какой-то соберется? Ну, они регулярно собираются – по бумажке.

У меня во дворе кворум собирается из нескольких жительниц, потому что 2/3 квартир сдаются. Там живут не-собственники, они не имеют права принимать участие в решении вопросов. А те, кто сдают, тоже не участвуют. Но кворум регулярно по бумажке есть. И там появляется весь бред, который только можно придумать.

Георгий: А давайте соберем кворум и дадим людям возможность, даже тем, кто сдает, поменять управляющую компанию. Соберут кворум, поменяют управляющую компанию, улучшат дом внешне, внутренне. Инвестиционная привлекательность поменяется, даже для тех временщиков, которые будут продавать свою недвижимость. Правильно? Одно ведь за другим тянет.

Дмитрий Москвин: Давайте! Вы на себя возьмите миссию в своем доме. У вас прекрасный дом, и у него сложное состояние.

Георгий: А я занимаюсь этим. Пытаюсь. Я поэтому и говорю – сложно! Может, посодействуют госорганы.

Дмитрий Москвин: Я предлагаю вызвать ту же Анастасию Мальцеву из Рабочего поселка Мотовилихи, чтобы она просто рассказала про путь, который нужно пройти, чтобы жильцы включились и, например, все остекление в этом доме было единообразным. У них действует интересное правило, негласное, но очень убедительное. Возникают эксцессы типа: я не хочу менять, я недавно поставил белый пластик, что вы ко мне пристали. Ему говорят – тебе плевать, что ты живешь в памятнике? Так переезжай в «девятиэтажку» напротив. А если не плевать, будь более ответственным.

Но это воспитание, среда их воспитывает 10 лет.

Георгий: Но эта пропаганда должна вестись …

Дмитрий Москвин: Это воспитание, а не пропаганда.

Георгий (смеется): Воспитательная работа должна вестись и с низов, и сверху. Над этим надо задуматься. Может, ЦОП выпустит какие-то материалы – цените среду, где вы проживаете…

Дмитрий Колезев: Хорошо, спасибо.

Антонина Савилова: Может быть, но надо это как-то инициировать. Понятно, что надо снизу работу вести. Но просто так сидеть и ждать, что сверху будут работу вести? Нет, надо им помогать это делать.

Дмитрий Колезев: У нас тут реплика из зала. Представляйтесь, пожалуйста. Константин Пудов.

Контантин Пудов: Здравствуйте. Очень приятно. Я бы во многом поддержал коллегу (Генина – ред.) по защите муниципальных объектов. Когда в начале 90-х в Екатеринбурге составлялся табель памятников для местной охраны, в нее, к сожалению, попало очень много случайных объектов, которые только по вывеске присутствия какого-нибудь революционного деятеля становились памятниками охраны. В этом смысле излишне раздутый документ оказался не дееспособной формой охраны интересных объектов, а путами, которые связывали развитие города и, в том числе, возможность реконструкции, реновации и развития реальных объектов охраны. Это первое.

Второе. Что касается Башни…

Дмитрий Колезев: Какой из башен?

Константин Пудов: Башни, которая Белая, про которую очень много говорилось сегодня. Предприятия Орджоникидзевского района, районные власти, Слава Трапезников (глава района - ред.), интересный человек, известный нам всем, крупные и даже авторитетные предприниматели могли бы на самом деле этот объект профинансировать.

Дмитрий Колезев: Те самые, которые туда на «стрелки» в 90-е ходили? 

(смеются)              

Константин Пудов: Нет, я не про них говорю. Многие легальные, так сказать, промышленные магнаты сегодня живут в этом районе. Авторитетные в позитивном смысле слова. По крайней мере, у меня совет, сходите к Вячеславу Трапезникову, проведите штаб на этот счет. Если хотите, я могу вам помочь. Мы с ним друзья, и Дима с ним хорошо знаком.

Очень ценю общественную деятельность вокруг такого знакового объекта, но мне видится, что в таком крутом районе нашлось бы то количество средств и сил, о которых вы говорите, необходимых для завершения и даже для продвижения этого проекта.

Следующий момент. Усилия многих общественных организаций, общества, заинтересованного в сохранении памятников истории, архитектуры, культуры, могли бы сегодня сконцентрироваться на защите памятников  федерального значения. Потому что то, что у нас происходит с деятельностью, или, на самом деле, бездеятельностью органа по охране памятников, уполномоченного органа федерального Министерства культуры – это, конечно, полный беспредел.

Дмитрий Колезев: Это АУИПИК?

Константин Пудов: Да! Полный беспредел. На самом деле, в его ведении находятся самые знаковые объекты, которые являются визитной карточкой Екатеринбурга. Это Городок Чекистов, все конструктивистские здания. Если ошибаюсь, вы можете меня поправить, уважаемый коллега. И тут нужно разброд и шатания прекращать, и сегодня объединиться – и обществу, и власти, и надзорным органам, местным и местечковым, чтобы пробивать эту стену. Может быть, даже инициировать губернатора на это дело.

Дмитрий Колезев: Что значит «пробивать»? Сделать объектами регионального значения? Что ты предлагаешь?

Константин Пудов: Может быть, так… А может быть, вскрывать те факты, что взымая арендную плату, запуская туда арендаторов, предоставляя им различные, непонятные скидки, получая плату на московские счета, сюда не переправляют средства для нормального содержания этих объектов.

Вы сказали в начале вашего выступления, что было бы здорово услышать людей, которые эксплуатируют эти объекты. Сегодня проблема с тем, что федеральные объекты находятся в совершенно ужасном виде, и никто здесь на месте ничего не может с этим сделать.

Эту проблему нужно не просто раскачивать, митинги проводить, ее нужно лбом пробивать, лбами. Лбами уполномоченными и лбами общественными, извините меня за такое сравнение.

А то, что сегодня делает муниципальная структура по охране памятников в силу своей компетенции – это здорово. Дай бог, чтобы вам выделяли не 50-60 миллионов, а 500, а может быть «ярд», чтобы вы быстро их все восстановили.

Но они у вас, я так думаю, скоро закончатся, а объекты конструктивизма, на самом деле, это наше все. Нам нужно обговорить, как объединить усилия, для того, чтобы сломать эту стену непонимания в Москве по отношению к региональным объектам культурного наследия.

Дмитрий Колезев: Поняли! Антонина, реплика по поводу Орджоникидзевского района?

Антонина Савилова: Да, очень короткая. Две даже. Первое. Вячеслав Трапезников оказывал и оказывает до сих пор нам поддержку. Мы с ним тоже большие друзья, без него бы не вывозился мусор КамАЗами, не охранялась бы территория и так далее. Второе. Белая Башня – это памятник федерального значения. Чтобы просто дополнить картину – вот обратная сторона.

Константин Пудов: Давайте обратимся к губернатору. Пусть он вместе со Славой Трапезниковым поедет в это агентство, пусть как Борис Николаевич Ельцин, в здании памяти которого мы находимся, пинком открывает эти двери, решает эти вопросы. Привлекает все возможные для этого ресурсы. У меня все.

Дмитрий Москвин: Тоже реплику позволю. Константин, если у вас есть видение, как этот механизм должен быть выстроен, давайте встречаться с общественниками и работать. Потому что по федеральным – это, действительно, очень злободневная проблема, но перевод, например, в региональную собственность? Мы уже увидели на примере телебашни, чем это может обернуться.

Но! Есть еще. Для меня, например, болезненная тема – гостиница Исеть. Она отторгнута от Городка Чекистов и передана региону. Мы знаем, что сейчас этим должен управлять Чкаловский (вообще-то!) рынок, почему-то вдруг дирекция Чкаловского рынка. И за прошедшие полтора года никаких публичных разговоров о том, что с этим зданием будет дальше.

У нас три здания гостиниц в конструктивистском стиле: «Мадрид», «Исеть» и «Большой Урал». Все в ужасном состоянии, все с неопределенной судьбой, все являются знаковыми постройками для тех локаций, в которых они размещаются.

Гостиница «Исеть», в принципе, брендовое здание для города Екатеринбурга-Свердловска. Но пока механизм не понятен, как взаимодействовать?

Напомню еще самый печальный пример прошлого года, когда мы попробовали с федералами решить. Постфактум, когда была снесена Успенская церковь на территории Новотихвинского монастыря, памятник федерального значения! За год пришли только отписки. Нет никаких движений по защите своей собственности со стороны федерации. Это совершенно чудовищное явление. Правоохранители ничего не предпринимают в этом направлении. Давайте искать механизм! Пока он совершенно неочевиден.

Дмитрий Колезев: Я вижу вашу руку, но у нас есть реплика, и хочется, чтобы все успели задать вопросы. 

Вопрос из зала:  Здравствуйте, меня зовут Наташа, я 28 лет жила в Екатеринбурге, а сейчас переехала в Сочи. Я хочу сказать, что в Сочи та же самая история, там объекты сталинского ампира, там замечательный санаторий «Волна» в Хосте, огромный! Он никому не нужен, он куплен москвичами. И туда, черт побери, никак нельзя пробраться, ни сделать фотосессию, ни просто погулять. Также стоит никому не нужный санаторий «Орджоникидзе», нельзя зайти внутрь. Это все очень странно.

Насчет «Пассажа» хочу сказать, получается, что это тоже архитектурное здание нашего XXI века. Люди ходят в магазины и «шопятся». Так получилось. Давайте иметь гибкий ум и воспринимать все, и здание «Пассажа», и здания XIX и XVIII века. Но вам огромная благодарность, за то, что вы делаете, сохраняете. Хотелось бы у вас в Белой Башне попробовать выступить, это тоже классно. Собрать деньги и поставить вам солнечную батарею.

Дмитрий Москвин:  То, что вы называете архитектурой, мне кажется, можно назвать только протоархитектурой. Бетонный саркофаг без одного реального окна. Окон нет! Это просто бетон и отделка пенопластом. Это архитектура? Извините меня.

Наташа: Ну, это XXI век, так получилось.

Дмитрий Москвин: Киоски тоже были ХХ и XXI веком, мы что-то от киосков отказались, к счастью. Может, вернемся?

Дмитрий Колезев: Они вернулись, кстати, частично. 

Наташа: Киоски там, кстати, тоже стояли. На Вайнера. Их было много. Ну, все. Спасибо. Благодарю.

Дмитрий Колезев: Реплика…

Вопрос из зала: У меня вопрос немного не по теме обсуждения, и даже, может, не по теме нашего сегодняшнего собрания. Но, тем не менее, сегодня много раз уже прозвучало, что один отреставрированный дом, в который были запущены сердце и новая жизнь, он сам по себе не так важен, как среда, в которой он непосредственно стоит. На мой взгляд, ничто так сильно не уродует эту среду, как реклама. С точки зрения коммерсантов понятно, почему они так поступают. Не очень понятно, почему не работают те механизмы, которые работают, например, в Москве и Питере. Соблюдение дизайн-кода города, который, вроде как, и в Екатеринбурге тоже есть. Почему он не работает у нас?

Есть еще один момент. На улице Малышева, перед Чемпионатом был проведена некоторая работа, снято множество рекламы, множество вывесок. Я просто каждый день передвигаюсь по этой улице, два или три раза. Только благодаря Чемпионату я увидел там три новых для себя дома. Я понял, что они красивые! Что, черт возьми, эта улица классная! Ее надо дальше преображать и вести эту работу. Но почему она не ведется? Я не понимаю.

Дмитрий Колезев: Я добавлю. Мне кажется, что неплохо поборолись с рекламой на объектах культурного наследия. Убрали, по крайней мере, рекламные растяжки с гостиницы «Исеть». 

Друзья, давайте мы будем завершать, у нас заканчивается время. Я попрошу наших гостей, экспертов привести по одному примеру старого екатеринбургского здания, которое удачно обрело новую функцию. Было реконструировано, перестроено, может быть, просто отремонтировано. Или поменяло свою функцию, обрело новую жизнь. Может, у вас есть такие примеры, на что можно было бы ориентироваться. Пожалуйста!

Леонид Генин: Февральской революции, 11, здание в шаговой доступности. Был жилой дом. Отреставрировали. Сейчас там находится известный отряд «Каравелла», помните про Крапивина? Ребята занимаются. Восстановлено историческое крыльцо и другие элементы, которые должны были быть при реставрации этого объекта.

Дмитрий Колезев: Я был в этом здании, действительно, сделали очень хорошо, хотя, конечно, отряд «Каравелла» тоже плачется, что там очень сложно что-то делать из-за строгого надзора за ремонтными работами.

Антонина Савилова: Что-то так сходу не скажу, но мне кажется, что это история, которая коснулась Городка Чекистов. То, что у Ильи «Лига ЖКХ», она выросла из ТСЖ. Мне кажется, что такие истории, когда люди сами собрались и решили выходить на другой юридический уровень, очень интересные. Мне кажется, это очень важный прецедент для Екатеринбурга.

Дмитрий Колезев: Антонина, а можно я вас спрошу, как единственного среди нас профессионального архитектора? Просто ваше личное мнение. Кажется ли вам удачной реконструкция здания, которое превратилось в бизнес-центр «Европа»? Эта удачная или неудачная попытка создания новой функции у старого здания?

Антонина Савилова: (пауза) Нет. 

Дмитрий Колезев: Неудачная! Понятно. Дима?

Дмитрий Москвин: Я лихорадочно соображаю, и понял, что за последние годы серьезных реставраций и ремонтных работ – ЦК «Верх-Исетский». Бывший ДК ВИЗ. Я просто видел его до, в процессе ремонта, и я видел после. Другое дело, что хорошо бы внутри найти более современные функции использования. Он сохраняет функции классического советского ДК, с некоторыми нюансами.

Но когда там, например, проходила выставка современного искусства, она была совершенно специфически встроена в это пространство. И когда в прошлом году там проходили спектакли в рамках IV Индустриальной Биеннале современного искусства тоже было видно, как здание может жить.

Может, кто-то еще помнит, когда болгарский художник в рамках фестиваля «Не темно» года три назад делал это здание целиком, оно превращалось в молнию, оно сверкало, слышался гром, было потрясающе.

У этого здания классического, ампирного, вызывающего своей античной храмовостью, могут быть и другие современные функции и возможности. Вот с этим хотелось бы дальше продолжать работать.

Леонид Генин: Реплика по этому объекту. Мы как раз занимались ремонтом. Субботников, 1, Центр Культуры «Верх-Исетский». Не буду называть фамилии, глава района приходит и говорит: «Слушайте, почему-то мне эта позолота не нравится»...

Мы-то занимаемся с реставраторами, искусствоведами, конечно, мнение общественности важно, но надо ориентироваться на грамотных специалистов, которые, проведя множество исторических исследований, говорят, что именно такой колор должен быть у позолоты.

Я абсолютно согласен, прекрасный объект, в хорошем состоянии. Там поменяли всю начинку, было куплено самое современное звуко- и светооборудование, кресла и так далее.

Любовь Дегтева: Я напомню, что «Том Сойер Фест» находится на Вайнера, 68. С нами по соседству через один дом, Вайнера, 72 мне кажется очень неплохим примером того, как отреставрировали. На перекрестке Вайнера-Куйбышева краснокирпичный дом. Туда «Бургер-кинг» заехал и на удивление не испортил дом.

Дмитрий Колезев: Я согласен. Мне лично вообще нравится, когда современные большие бренды заезжают в старые здания, это здорово выглядит. Это примета города, который бережет историю и при этом движется вперед. Это классно. 

Антонина Савилова: Дмитрий, обратите внимание, не так, как «Европа». «Бургер-Кинг» заехал не так, как «Европа».

Дмитрий Колезев: Да-да.

Любовь Дегтева: Удивило и порадовало внимание к деталям. «Бургер-Кинг» позаботился о фурнитуре, они даже подобрали дверные ручки на каком-то блошином рынке. Эти ручки там все непростые.

Дмитрий Колезев: Там же не «Бургер-Кинг», там есть какой-то собственник, который сдает «Бургер-Кингу», я думаю. Этот собственник, наверное, озаботился... Ну, окей, пускай будет «Бургер-Кинг».

Любовь Дегтева: Я воспользуюсь возможностью позвать всех к нам на «Том Сойер Фест», на Вайнера, 68, вы там сможете заценить, как «Бургер-Кинг» позаботился о доме по соседству. Нам важны и нужны в добром деле восстановления дома все, кто считает важным сохранять историческую среду Екатеринбурга.

Дмитрий Колезев: Спасибо! Друзья, давайте поблагодарим наших экспертов аплодисментами.

Это был «Горсовет». Я напомню, что его соорганизаторы  - «It’s My City» и «Бюро 100». Нас поддерживает компания «Атомстройкомплекс» в этом проекте. 

Спасибо большое, что вы нашли время, что вы пришли. 

У нас появится расшифровка, появится видеозапись всего этого дела на «It’s My City». Следующее мероприятие мы рассчитываем провести в конце сентября. Тему его обязательно объявим чуть позже. Спасибо!

Организаторы — ItsMyCity.Ru и Бюро 100.

Площадка — «Паблик Маркет» (Ельцин Центр).

Партнер — «Атомстройкомплекс».

Фото — Игорь Брук.

Видео — Наталия Лейман.

Расшифровка — Екатерина Петрова.

Поделись публикацией: