Музей истории Екатеринбурга летом выпустит сборник «Большой террор в частных историях жителей Екатеринбурга», куда войдет 100 интервью с близкими репрессированных в 1937-1938 годах. Сейчас на него идет сбор средств на краудфандинг-платформе Planeta.ru: поддержать проект можно, приобретя различные лоты. Почему эти истории должны быть изданы, понятнее всего становится после их прочтения. It’s My City совместно с Музеем истории Екатеринбурга публикует отрывки из книги.
«Они все боялись говорить на эту тему»
Когда забирали отца Еленой Воробьевой Павла Мячева, ей было четыре года. За ним пришли рано утром, когда он собирался на работу – трудился весовщиком на ВИЗ-заводе. На следующий день семью выкинули из квартиры в сарай, который стоял во дворе. Жена Павла Мячева предприняла немало попыток узнать о его судьбе и местонахождении. Обращалась даже к ворожеям. Одна из гадалок как-то ей сказала, что Павла Андреевича сегодня ночью провезли мимо их дома. «И только много лет спустя мы поняли, что она не ошиблась. Как раз где-то в это время отца везли на расстрел на 12-й километр, а дорога туда действительно проходила мимо нашего дома», – говорит Елена. Позже ей рассказали, что отца арестовали в один день с директором и главным инженером завода, в доносе другой работник обвинил его в передаче за границу сведений, сколько металла вырабатывает завод. «Я каждый год езжу на 12-й километр, чтобы поклониться отцу и всем невинно пострадавшим от репрессий, и буду ездить, пока жива».
Расстрелян вместе с сыном
Луппа Черняк был репрессирован советской властью дважды. В 1933 году он с семьей, которая жила на хуторе Черняков под Харьковом, был раскулачен и выслан на Урал, а в 1938 году был расстрелян в один день с двадцатишестилетним сыном Кириллом в Свердловске.
В ночь, когда приехали «воронки» (прим. – машины НКВД), из мужчин дома были только дедушка Алевтины Луппа и дядя Кирилл – их и забрали. Забрали и сына соседки, который приехал в гости. Никто не знал – куда, за что. На следующий день бабушка пошла на Ленина 17, но охранник ей сказал: «Иди-ка ты, бабулька, домой, пока тебя не трогают и твоих детей, а то и вас всех заберут», – вспоминает ее слова Алевтина. В семье до сих пор верили официальным бумагам, полученным в 1950-е годы, о том, что оба умерли в лагере, однако данные об их расстреле есть в Книге памяти Свердловской области. Следственные дела деда и дяди Алевтина не видела.
В мирные времена на хуторе родня Луппы Черняка жила большой дружной семьей. Работали они сами, батраков не было. Но жена брата Луппы то и дело твердила «нас разгонят» – была предсказательницей, и ее зловещее предчувствие сбылось.
«Одни не знают, как было, другие верить не хотят»
Василий Грязных, дядя Анны Лебедевой был из простой многодетной крестьянской семьи, которая проживала в селе Верхтечье, в Курганской области. В раннем возрасте Василию пришлось взять на себя заботу о трех сестрах и стать главой семьи. Он активно занимался самообразованием, переехал в Екатеринбург, где поступил к судье, и вскоре перевез в город маму и сестер. Женился на завуче женской гимназии Марии Антоновне, у них родилась дочь. А потом грянула революция, его любимая жена умерла. Он пожалел вдову золотопромышленника Антонова и второй раз женился. В 1937 году его арестовали – надеялись найти золото. Роль сыграло и то, что одна из падчериц уехала в Шанхай – в вину поставили связь с Западом.
О том, что Василий был расстрелян, семья узнала только в 1993 году, когда шел процесс реабилитации. «Люди не переживают, не осознают, что это такое. Другие романтизируют для своего же удовольствия. Что вот у нас был такой диктатор, и нам еще одного такого надо. Просто некоторые в стране устали, хотят порядка. Одни не знают, как было, другие верить не хотят. Присутствие Сталина сегодня есть. Это грустно», – делится размышлениями Анна Александровна.
«Там разберемся»
Когда в 1928 году мать Вероники Сапега умерла от брюшного тифа, осиротела большая семья: Степан Иосифович остался один с 6 детьми. С ними жили сестра отца Анна Иосифовна и ее сын Костя. Было решено переехать из Сталинграда в Свердловск, Степан устроился на Уралмаш. Первой в 1937 году забрали сестру Вероники – Ядвигу, которая работала в школьной библиотеке.
Как-то она шла по школе и нечаянно наступила на газету с портретом Сталина. Донесли. Следователь на допросах ей сказал, чтобы подписывала все, что будут давать. В августе 1938 года ее освободили, но 15 февраля 1938 года ночью пришли за папой. Той ночью в подъезде арестовали всех мужчин. 1 марта забрали сестру Ромуальду, ей дали 10 лет лагерей, как и папе. 15 апреля забрали брата Петю и тетю Анну. Дома остались Вероника, ее брат Володя, сын тети Костя и соседка тетя Оля. Через три дня снова приехал «черный воронок». Володя убежал, остальных ребят увезли на Сортировку в детприемник, который находился в бараке: с одной стороны жили дети уголовников, с другой – дети политических. Веронику и Костю несколько раз перевозили из одного детдома в другой, Володю сумели спрятать и уберечь соседи.
Степана Иосифовича выпустили 10 апреля 1939 года. «Он сразу поехал в Москву к Калинину, попал к нему на прием, плакал там. Калинин ему сказал: «Не плачь, дед, твои дети скоро будут дома», – рассказывает Вероника. Отцу вернули комнатку в 9 квадратных метров в той квартире, откуда забирали. Когда Веронику с Костей привезли обратно в Свердловск, они пошли его встречать: «И вот мы сидим с Костей в сквере, караулим папу. Гляжу — дедушка какой-то идет. Говорю: «Костя, это наш папа идет». Костя говорит: «Нет, он не такой» — так сильно он изменился. Перед нами был старик совсем без зубов. Я узнала потом, что ему их все выбили на допросах». Папа стал работать технологом в отделе главного технолога на Уралмаше. В 1942 году выпустили Ромуальду. Петра освободили в 1942 году, но когда ехал домой, его сняли с поезда и отправили на фронт. Там он бесследно пропал.
Велосипедные шины, набитые соломой
Яков Ткачев родился в поселке Костюкович Свободненского района Амурской области. Вырос в многодетной крестьянской семье, работал в закрытом военнном порту на реке Зее, где она сливается с Амуром.
За ним пришли в 1943 году: он что-то не то сказал на работе, и его обвинили в антисоветской агитации, дав срок 5 лет лишения свободы с конфискацией личного имущества. Во время ареста военные забирали даже то, что, по словам Валентины Василевской, «могло только на выброс пойти». Утащили и трехколесный велосипед брата Валентины: «А когда семья приехала сюда, на Урал, Витя находил какой-то старый велосипед, набивал соломой шины и катался. Вот так в его памяти отпечаталось, что ему надо велосипед».
Маме надо было одной прокормить шестерых детей, поэтому уходила на заработки в город – стирала морякам и офицерам за еду белье в ледяной воде. «Мы еще бегали к кораблям, там выбрасывали головы рыбы, подбирали все это и варили. Ели лебеду и крапиву в основном. В туалет не добегали — как из гусенка все выливалось. Что удивляться — одна трава была. Потому и здоровья ни у кого не было», – говорит Валентина.
Когда Якова выпустили в 1948 году, семья воссоединилась и поехала в зерносовхоз Буранный в Челябинской области. Директор совхоза посочувствовал бывшему политзаключенному и принял на работу. Для жилья большой семье из 8 человек дали землянку. Со временем отец стал комбайнером, семья переселилась в небольшой саманный дом. О жизни в лагере Яков не рассказывал, только как-то сказал, что Берия и Сталин — это враги народа. Отец Валентины умер в 1977 году, а мама – в 1987 году.
«С фотографии смотрел измученный человек»
Семья Вадима Подобедова со стороны дедушки приехали из Украины. До революции они жили в городке Середина-Буда, считались зажиточной крестьянской семьей, разводили крупный рогатый скот и продавали в двух своих мясных лавках. Семья снабжала мясом все село и окрестности.
За использование привлеченного труда Гавриила Подобедова арестовали и сослали на Соловки, где он через два месяца умер от туберкулеза. Из мест заключения незадолго до смерти он прислал сыну свою фотографию, датированную 20-м августа 1938 года: «С фотографии смотрел измученный человек».
После ареста главы семьи все домочадцы разъехались из страха попасть в руки большевиков. Родители Вадима оказались на Урале в 1937 году. Отец был директором крупных свердловских гастрономов, мать более 20 лет работала в Пассаже на руководящих должностях. Сама из бедной крестьянской семьи, она была убежденной коммунисткой и пресекала дома всяческие разговоры на тему репрессий. Впоследствии Вадиму приходилось узнавать о семейной истории по крупицам. Когда был студентом, он стал интересоваться культом личности Сталина и опубликовал несколько статей на эту тему.
Донос дальней родственницы и ближайшего соседа
Предками Дины Емельяновой были казаки. В 19 лет ее отца Ксенофонта призвали на службу в царскую армию. Когда установилась советская власть установилась –вступил в ТОЗ (товарищество по обработке земли). Семья вставала на ноги, начали строить второй дом. Во время коллективизации в начале 30-х, отец отвел скот в колхоз. Позже вступил в него, и в 1932 году его избрали председателем. За пять лет Ксенофонт вывел колхоз в передовые по району.
А в 1937 году на него написали донос дальняя родственница и ближайший сосед. Обвинили в том, что неудачи колхоза последнего года он подстроил специально – якобы заразил скот сибирской язвой, припомнили и службу в царской армии. 24 августа 1938 года его забрали прямо из поля, с сенокоса, Дине тогда был год. Потом забрали много других родственников семьи.
Отправляли арестованных в Верхне-Мартыново, затем на плотах по горной речке Киренге сплавляли вниз до Киренска. Мама рассказывала Дине про последнюю встречу с мужем на берегу: река делала излучину, огибала остров, и в это время на плоту стали петь «Славное море — священный Байкал» и «Черный ворон». Женщины, которые стояли у берега и прощались со своими близкими, долго слышали это пение.
Позднее семья узнала, что Ксенофонт получил 8 лет лагерей. Последнее письмо пришло еще до войны, это было письмо-прощание: «Если не будет от меня писем — считайте меня покойным». Больше писем не было. Дина Емельянова почти ничего не знала об отце, в юности была сталинисткой. После ХХ съезда партии она из-за сильнейшего стресса попала в больницу, хотела узнать судьбу папы, но безуспешно. Проясняться все стало только в начале 2000-х годов, когда Дине прислали дело отца. Как закончилась жизнь Ксенофонта так точно и неизвестно, в документах много несостыковок: в деле сказано, что он умер 2 июля 1941 года от сердечного заболевания, но запись о смерти составлена почему-то только в апреле 1958 года.
Интервью подготовили: Юрий Марченков, Любовь Шаповалова, Ксения Волянская.
Подробности проекта «Большой террор в частных историях жителей Екатеринбурга» можно узнать здесь.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.