В Екатеринбурге прошел Международный форум высотного и уникального строительства 100+ Forum Russia. Мы встретились с одним из самых ожидаемых гостей – российским и немецким архитектором Сергеем Чобаном, работы которого известны по всему миру. В России самый громкий его проект – это башня «Федерация» в Москве в районе «Москва-Сити». В Германии он стал автором «Дом Акваре» возле Берлинского кафедрального собора с огромным аквариумом, через который можно проехать на лифте. В интервью It’s My City Сергей рассказал о том, зачем строить небоскрёбы, как вписать их в историческую застройку и почему большинство новостроек похожи на примитивные сундуки.
– Как вы оцениваете тенденции в российском и западном градостроительстве? Как вписать в историческую застройку новостройки?
Высотные здания всегда являются в городе, мягко говоря, доминантами. Мне кажется, что артикулированный сценарий застройки является основой того, чтобы либо не навредить, либо создать новую интересную мизансцену. В этой связи для себя нужно с самого начала трактовать цели и понимать, какой тип города хочется создать.
Сегодня есть разные контрастные города. Например, если мы смотрим на развитие европейского города, мы видим одни доминанты и акценты застройки. Если мы говорим о типологии полифоничного города, каким, например, стал Гонконг, в котором нет единых мизансцен, точек и выстроенных осей – это другое отношение к городу. Судя по тому, что полифоничных городов становится всё больше и больше, они людям нравятся. Мне, если честно – нет.
Поэтому здесь всегда должна быть ясность цели, как у режиссёра: один режиссёр делает спектакль тихий, другой громкий; один – с большим количеством актёров, другой – с одним. Точно так же и с городом: нужно определиться для себя, какие цели как градостроитель ты перед собой ставишь, и актёрский состав (то есть архитекторов) таким образом настраивать. Тогда ты создаёшь некую картинку города – вредишь ты или нет, но хотя бы твоя цель ясна.
– Какая цель у вас?
Я, безусловно, сторонник типологии европейского города, в котором есть совершенно ясные доминанты, где силуэт города выстраивается в связи с ними. Нужно понимать, в каком месте эти доминанты стоят, как они дополняют друг друга или контрастируют с уже существующей картинкой города.
Для меня важна такая режиссура, где есть актёры второго плана и актёры первого плана. Я вырос в Ленинграде и люблю города европейского типа, в которых долгое время выстраивалась иерархия от второстепенной фоновой акцентной застройки. Акцентами в них являются важнейшие здания города, отличающиеся высотой.
– А куда, на ваш взгляд, движутся российские города, к какому типу?
Честно говоря, я сам не знаю, куда они движутся. И я допускаю, что разные города могут двигаться в разные стороны. Я не вижу необходимости какого-то единого движения. Я просто думаю, что движение должно быть артикулированным и понятным стороннему наблюдателю.
Я вчера гулял по вашему замечательному городу, который я очень люблю – здесь есть и конструктивистское наследие, и вкрапления архитектуры 40-50-х, и старые застройки. И в каких-то частях мне понятно, куда этот город двигался или движется сейчас, а в каких-то – непонятно. Я за то, чтобы картинка города была понятна стороннему наблюдателю, но не за то, чтобы эта картинка была единой у всех городов. Важно, чтобы человеку было безопасно и комфортно днём и вечером передвигаться по такому городу.
– Когда вы гуляли по Екатеринбургу, вы заметили его доминанты? Вы чувствовали себя комфортно и безопасно?
Естественно, я заметил, потому что я жил в здании гостиницы «Хаятт» и рядом видел дом с апартаментами (Башня «Исеть» – прим. It’s My City). Когда вы находитесь рядом с «Хаяттом» и Ельцин-центром, есть некоторое довольно зачаточное желание выстроить пучок доминант. Хорошо это или плохо? Мне кажется, скорее, плохо, чем хорошо – любая доминанта должна быть уникальной, они не должны перебивать и пытаться перекричать друг друга.
Потом ты начинаешь двигаться от площади 1905 года вдоль здания Горсовета и понимаешь, что пространство разрушается. Оно не охватывает человека – мне вечером находиться в нём было, скажем так, неуверенно. Не то, чтобы я боязливый человек, но любой человек разного склада и телосложения должен чувствовать себя в пространстве уверенно – это является одной из задач и точек качества градостроителя. И вот когда ты видишь свет и понимаешь, что этот свет идёт не только от луны, что он и на первом этаже, он тебя начинает обволакивать – у тебя появляется ощущение безопасности. Так вот, между вот этим высотным пучком и площадью был провал. И это, безусловно, недостаток градостроительства – ничего другого тут не скажешь.
– Зачем вообще нужно строить небоскрёбы? Как построить небоскрёб и не разориться?
Небоскрёб – это всегда высокая точка строительного бума; высокая точка развития компании, города, страны. Безусловно, строительство небоскрёбов ничего общего не имеет ни с экологичностью, ни с экономичностью, ни с эффективностью – это всегда дороже, всегда менее экологично, нагрузка на последующую эксплуатацию всегда больше. Поэтому расходы на строительство небоскрёба могут быть восполнены только более высокими ставками аренды или продаж.
Небоскрёбы могут строиться только на пике экономического развития города, тенденции в сторону определённого типа жилья или офисов, либо по заказу крупной компании. То, что сейчас в вашем городе строит Норман Фостер (штаб-квартира РМК на набережной Исети – прим. It’s My City) – типичный пример того, как успешная компания хочет иметь в качестве знака штаб–квартиру определённой высоты. Тут речь идёт не о разорении или экономической эффективности, речь идёт о знаке. Самые успешные города и компании считают необходимым возникновение высотных акцентов как символов этой успешности на пике экономического развития.
– Ваши проекты одни из самых дорогих в России. Например, дома с резьбой, сделанной в Китае, или с камнем, привезённым из Германии. Что у вас впереди – идея или бюджет?
Конечно, я хочу и должен соотносить идею с бюджетом. Другое дело, что окончательный бюджет нам не всегда сообщается сразу. Безусловно, одним из основных умений архитектора является умение угадать с бюджетом, причём угадать не только с точки зрения конечной точки, но и с точки зрения начальных работ, концепции. Например, башня круглая или квадратная? Отель дугообразный или прямой? Дугообразное дороже прямого, круглое дороже квадратного. На первом этапе ты всегда отдаёшь себе отчёт в том, что ты хочешь создать. Ты хочешь сделать здание квадратным и применить более дорогой фасад? Или ты сделаешь её круглой и будешь экономить на фасаде? Вот такие задачи любой архитектор ставит перед собой и решает в той или иной степени успешно.
95 процентов всех домов, которые сегодня строятся, всё ещё прямоугольные и столь же примитивные по своей форме, как и 500 лет назад. В данном случае города приняли для себя средовое решение – дома строятся в форме обычных сундуков, но надо что-то делать с фасадом. Потому что сделать сундук по форме и сундук на фасаде – это слишком много, что-то одно не должно быть сундуком. Отсюда возник такой фасад, который больше работает с деталью, больше работает с фактурой, с измельчением поверхности.
Как изменить это сознание, как уйти от сундуков?
От них невозможно уйти и уходить не надо, это совершенно очевидная данность. Надо понимать, что большинство зданий, особенно фоновой застройки, будут простыми по форме, потому что нам по-прежнему труднее меблировать квартиры и офисы сложной формы. По-прежнему квартира с одним острым углом является «ноу гоу», спросите у любого застройщика. Поэтом пытаться убежать от этого – это всё равно, что убегать от того, что у нас две ноги, две руки и одно голова.
– В Екатеринбурге новое строительство наступает на исторические памятники. Есть города, где в историческом центре практически не разрешается современное строительство. Как добиться внутригородской гармонии?
Контраст не может сочетаться, современная архитектура может быть только контрастной. Я считаю абсолютно допустимым создание высотных доминант, в том числе и в историческом городе, как это делалось и раньше – церковные башни, башни ратуш всегда были городскими доминантами. Другое дело, в то время беспокоились об их силуэтах, была так называемая аналоговая гармония – структура архитектуры фоновых объектов и структура уникальных больших объектов была схожа.
Сегодня эти структуры контрастны, потому что крупные объекты имеют достаточно скульптурную архитектуру, минималистически заостренную. Она, безусловно, входит с историческим город в контраст. Существует принцип контрастной гармонии, когда высотные объекты – это 1/6 от общего количества уникальных зданий.
Мы видим уже ставшие классическими уникальные ансамбли в том же Лондоне или Барселоне. Мы понимаем, что это может быть очень интересно, очень остро, но в то же время это может быть очень рискованным ходом, если это здание сделано некачественно или если его форма несколько неуклюжая. Такое здание всегда притягивает к себе больше критики. Это более рискованный ход, но он допустим, и ни о какой гармонии в традиционном смысле слова речи быть не может.
Фото: ГК PREMIER, Мария Трапезникова
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.