Одним из гостей грядущего фестиваля Beat Weekend Екатеринбург станет Максим Семеляк – главный редактор журнала Men’s Health, бывший музыкальный журналист «Афиши» и автор книги «Ленинград. Невероятная и правдивая история группы». На сцену конференц-зала Ельцин Центра он выйдет 4 октября, чтобы поговорить с организаторами Beat Weekend Екатеринбург из промо–бюро «Теснота» и ответить на вопросы из зала. После паблик-тока состоится открытый показ фильма «Последние пять лет Дэвида Боуи». В интервью для It’s My City Максим называет свой любимый альбом Боуи, размышляет о феномене Сергея Шнурова, указывает на причины кризиса музыкальной журналистики и рассказывает о том, как получил прозвище Мистер Водка.
– После выхода первой книги про «Ленинград» вы говорили, что больше книг о музыке писать не собираетесь, но теперь сделали новую. Что подвигло вас к этому, кроме очевидного факта, что у группы юбилей?
Ну, это не совсем новая книга, я просто на треть дописал старую – и вообще я не очень воспринимаю ее как самостоятельное произведение, я бы сказал, что это такое окололитературное приложение к «Ленинграду», а раз продолжается он сам, то соответственно и мне нужно подбирать новые слова.
– Приветствуете ли вы изменения, которые случились с «Ленинградом»?
Ну а как можно не приветствовать такие изменения? Группа осталась той же и одновременно себя перепридумала – это очень мало у кого выходит.
– Стали ли они лучше, хуже, или просто изменились в связи с тем, как изменилось время?
Да куда уж лучше, точнее хуже!
– Сергей Шнуров - он один такой, или есть определенная порода творцов, к которой его можно было бы отнести?
Думаю, один. Ну он начинал как такой, я бы сказал, человек ниоткуда (если помните такой ранний жутковатый фильм Рязанова), а теперь он своего рода человек отовсюду – в том смысле, что он задействовал самые разные коды и техники, ну и сами видите, что получается.
– Какой альбом «Ленинграда» ваш любимый?
Мой любимый альбом – это мой собственный бутлег, который я записал на нескольких концертах в «Точке» в нулевом году. Там, в частности, состоялось первое исполнение песни «WWW», она тогда еще игралась в два раза медленнее.
А так это звучало в Екатеринбурге два года назад
– На Beat Weekend вы будете рассказывать о Боуи – какую из его записей вы цените больше всего?
Сейчас, пожалуй, «Station to Station», но я вам честно скажу – я стал что-то понимать и чувствовать про Боуи только когда мне уже было под сорок, в молодости я вообще его не воспринимал, кроме каких-то самых очевидных вещей и образов.
– Что именно потерял мир, потеряв Боуи?
Про его смерть я вообще не думаю и, соответственно, про мировую потерю тоже. Я сейчас нахожусь как бы в конце семидесятых в смысле восприятия его работ, таким образом у меня своя хронология, и это меня очень увлекает.
– Музыкальная критика сегодня – существует ли она, исчезла, или переродилась в какую-то новую форму?
Если говорить про русскоязычную ее версию, то, вероятно, исчезла, я по крайней мере никого не наблюдаю (впрочем, я могу просто быть не в курсе, не берусь судить). Например, сравнительно с кинокритикой. Там какие-то баталии до сих пор, Антон Долин против Любови Аркус, страсти кипят, а тут вообще ничего. Лично я про музыку сейчас читаю, разве что посты Сергея Жарикова на фейсбуке.
– Это люди не хотят писать и читать о музыке, или сама музыка не требует осмысления?
Мне кажется, сегодняшняя музыка требует не осмысления, а селекции – но для этого должен явиться кто-то, кто предложит новую систему разборчивости. Потому что старые принципы отбора – будь то мода, новизна, труднодоступность или простейшая идеологическая надстройка – перестали работать.
– Работая в «Афише», вы были культуртрегером, знакомили людей с новой музыкой. Можете ли вы сейчас посоветовать что-то лично от себя? Может быть, вам в последнее время понравилась какая-нибудь из новинок, или нашли что-нибудь интересное из старой музыки?
Я по-прежнему покупаю музыку, в смысле в вещественном отношении – компакты и пластинки. Что называется, по привычке продолжая ритуально повторять. Про новое мне судить сложнее, поскольку я перестал следить за ним системно. Из старого – например, я, к стыду своему, не слышал раньше Hermine и Berntholer – недавно наткнулся и на ту, и на других, и это вот ровно то, что мне сейчас нужно.
– Перечитывая ваши старые тексты, можно составить список значимых для вас музыкантов – Летов, Шнуров, Пи Джей Харви, Ник Кейв, Игги Поп, Пи-Орридж и его товарищи из смежных индустриальных формаций, Том Уэйтс, Дэвид Тибет, Шевчук, Лагутенко, Борис Усов. Добавился ли кто-то к этому списку за последние годы?
Нет-нет, вот уж Кейв и Уэйтс совершенно точно не мои герои – разумеется, я, как и было тогда заведено, питал к ним изрядную слабость в ранние студенческие годы, но не далее. Да и Тибет, конечно, очень милый человек, но я как-то не могу себя представить сегодня, слушающим ту или иную пластинку Сurrent 93. Да и с остальными, в общем, не все так просто. От юности у меня навсегда остались Дилан, Лу Рид, Sparks, The Fall, Coil, Генсбур, Jethro Tull, T.Rex и еще энное количество людей, не обремененных подобной известностью. Но в целом, ничего оригинального – довольно стандартный набор для моего поколения. Список постоянно пополняется, но хрононогия и логика его весьма причудлива, моя (и шире – поколенческая) проблема в том, что нам вечно приходится переписывать историю, поскольку я начинал слушать музыку бессвязно и беззаконно, и только сейчас у меня начинает складывается какая-то картина.
Когда я работал музыкальным критиком, я, признаться, вообще не понимал, кто за кем стоит и откуда что берется. Но в этом, очевидно, и состояла некая прелесть. Как говорится, удовольствие принадлежит полузнающим
– Сейчас происходит буйный расцвет новой музыки на русском языке – заинтересовал ли вас кто-нибудь из новичков?
Дело в том, что расцвет, о котором вы говорите, в основном связан с рэпом, а я, признаться, никогда не был поклонником данного жанра – ни в американской, ни тем более русской версии. Ничего против не имею, но, как говорил Сергей Михалков про Олега Григорьева, этот метод детской поэзии мне не близок.
– Может ли кто-то заменить исчезнувшую группу Electrelane, которую вы воспевали на страницах «Афиши»?
Нет, эту четверку нам не заменит никто, спасибо, что вы про них вспомнили. Мне кажется, они были в своем роде последними – у них было еще это модернистское сознание, они были как будто группа из начала восьмидесятых. А потом уже пошла просто волна неразличимых девичьих групп разной степени отчаяния и меланхоличности, и как-то все сами себя съели в итоге. А Electrelane – это как раз вот первая половина нулевых, мое любимое, пожалуй, в жизни время.
Electrelane озвучивают любимое время Максима Семеляка
– Еще известно, что вы цените, ну или ценили группу Swans – что вы думаете об их последней инкарнации, что можете сказать по поводу их грядущего распада?
Признаться, я давно про них не вспоминал. Я услышал Swans в 91 году, это был альбом Holy Money, кроме того у нас в МГУ в то время пользовался популярностью слегка театральный альбом Burning World, самому Джире глубоко ненавистный. Это была хорошая, нужная для своего времени группа, да и сам Джира человек редкий. Насчет реинкарнаций и распада я ничего не знаю – последний раз я общался с Майклом Джирой в 2004-м году, тогда он же дал мне прозвище Мистер Водка.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.