С 13 по 16 сентября известные исследователи искусства, футурологи, политологи, соберутся в Екатеринбурге на симпозиуме «Повседневная революция». Встреча станет одним из главных интеллектуальных событий открытия Четвертой Уральской индустриальной биеннале современного искусства. будут анализировать свою практику с позиций других дисциплин. А 14 сентября там выступит Майкл Баскар – писатель, основатель e-publishing сервиса Canelo и автор исследования «Принцип кураторства». Отрывок из этой книги, которая вышла в рамках совместной издательской программы издательства Ad Marginem с Музеем современного искусства «Гараж», публикует IMC. Читайте и узнайте, зачем становиться куратором самому себе.
Часть III. Реальность. Отрывок из главы «Курируй себя». «Я, куратор».
Большую часть истории человечества идентичностью нельзя было распоряжаться как душе угодно — ее нам навязывали. Будущее, возможности и самоощущение определялись местом, где вы выросли, вашим гендером, расой и социальным классом. Идентичность брали с полки: крестьянин или рыцарь, вдовствующая аристократка или банкир, затянутый в костюм, шахтер и даже чахоточный поэт — со всеми этими архетипами люди с готовностью смирялись. Это не значит, что у людей не было свободы воли, — конечно, была, но их социальная идентичность в большинстве случаев была вполне четко сформулирована за них, и им приходилось мириться и жить в полном с ней соответcтвии. Несмотря на множество оговорок и исключений, чаще всего мы получали свою идентичность напрямую от родителей, ее определяло наше место в обществе.
За последние лет пятьдесят и впервые в истории эти принципы работать перестали. Выше я уже рассказывал, что у кураторства роль обычно перформативная или сервисная, направленная вовне, на аудиторию. Теперь мы достигли предела такой интерпретации, достигли фронтира кураторства: нас самих
Наши подходы к такой неоднозначной штуке, как собственное бытие, разительно поменялись качественно. Если раньше мы брали идентичность в готовом виде, теперь мы аккуратно выбираем и отбираем элементы, которые нам нравятся. Мы изобретаем себя сами. Как сказал писатель Нил Стивенсон, «наши культуры раньше были почти наследственными, но сегодня мы выбираем их из меню, которое разнообразно, как фудкорт в пригородном торговом центре». За неимением лучшего термина и с риском показаться смешным скажу, что мы стали кураторами собственной идентичности. Кураторская работа больше не направлена на других, как действие или представление, — она интериоризировалась. Таким образом, перемены происходят не только в нашем отношении к собственной жизни, но и в самой сути кураторства.
Работает это все на двух уровнях. Во-первых, мы курируем себя вовне, и это значит — не просто надеваем ту или иную одежду или выбираем, на каких вечеринках засветиться. Речь о многозначной мозаике, составленной из деликатных, негласных сигналов, почерпнутых из разнообразных источников. Во-вторых, мы курируем собственный опыт и впечатления. Мы не хотим жить линейной и предсказуемой жизнью: к самой материи реальности современный потребитель относится как к художественной выставке, как к серии контрастных, удивительных, захватывающих и дающих пищу для ума элементов, уникальность и последовательность которых придают смысл целому.
Прозвучит, наверное, напыщенно, но все это можно свести к конкретному чувству, которое знакомо каждому из нас: это тяга к разнообразию и новизне, и она в полной мере учитывается современной экономикой, будь то поход на выставку, отпуск с приключениями или новый вид работы.
Короче говоря, наше отношение к самим себе — внутри и вовне — обрело ту же динамику, которую мы все это время рассматривали, — со вполне ожидаемыми позитивным и негативным измерениями
В предыдущей главе мы обсудили, как бизнес создает для людей возможности курировать самих себя. Этого никогда бы не было, если бы не заинтересованная аудитория, которая готова делиться музыкой или фотографиями и отбирать их. Что- бы такая модель работала, на нее должен быть спрос — часто он порицается как абсурдный, безумно сосредоточенный на себе самом, но тем временем его влияние и охват растут.
ВЫБЕРИ ЖИЗНЬ
За ХХ век дети стали гораздо меньше равняться на своих родителей. Если прежде это происходило почти автоматически, то к середине века, с появлением специфических и мейнстримных молодежных культур, хватка предыдущих поколений начала ослабевать. Возникли новые субкультуры: стиляги и рокеры, панки и скинхеды, растаманы и металлисты, готы и новые романтики. Каждая из них в соответствии со своей сутью определяла культурную форму и внешний образ человека. Субкультуры, конечно, были винегретом — отрицать это глупо. Тедди-бои, например, носили эдвардианские костюмы, но танцевали под быстрые ритмы и слушали блюз.
Из всех субкультур проще всего опознать панков. Возникли они в Британии аномально жарким летом 1976 года. Столкнувшись с масштабной безработицей, страна силилась осознать всю глубину своего послевоенного упадка. К 1977 году панки стали мейнстримом, вызвав ужас у респектабельных классов. Панки чувствовали себя никому не нужными, взгляды имели нигилистические, выражались грубо. По иронии судьбы, именно они создали идеальный образ страны, переживающей кризис, явили симптом медленного распада, который должен был вызвать какую-то реакцию. Панков легко было опознать, прежде всего, благодаря тому, что они бросали стилистический вызов обществу — как моды и рокеры до них; один их внешний вид вызывал оторопь и при этом заимствовал формы у доминирующей культуры. Они разрезали британский юнион-джек на лоскуты и нашивали их внахлест на одежду, носили коки, кожанки, узкие джинсы и ботинки-гады — словом, это была мешанина послевоенных стилей, державшаяся в прямом смысле на булавках.
Суть панковского и всех остальных послевоенных движений в том, что впервые в истории и в столь массовом масштабе люди начали выбирать себе абсолютно новую идентичность сами, и более того — их новый внешний вид был сам по себе очень тщательно подобранной компиляцией
И тем не менее, имелись четкие границы. Трудно было бы быть панком, например, если вы носили обычный деловой костюм, консервативную стрижку, каждый вечер возвращались к себе домой в пригород и слушали в основном Баха. Панк-движение — не такое простое, как мы себе сегодня представляем, но оно было внутренне непротиворечивым, с определенными обязательными элементами. Даже бунт, не говоря уже о других, более приемлемых идентичностях, был тщательно кодифицирован и последователен.
<...>
Сравните теперь панков с современной субкультурой, которую все ругают и которая уже, видимо, сходит на нет, — хипстеров. Первые хипстеры 1950-х — послевоенная субкультура вроде битников. Происходили они из рабочего класса, в отличие от битников, которые относились к среднему, носили броские франтоватые костюмы, широкие штаны, челки, имели четкую жизненную позицию. Это была другая сторона энергичной музыкальной культуры черных — только для белых выходцев из рабочего класса. Их тоже было легко опознать.Сегодняшних хипстеров тоже легко опознать по их ухоженной бороде, велосипедам без скоростей, пристрастию к бруклинским барам (где они, скорее всего, пьют кофе третьей волны). При этом никаких основополагающих элементов хипстерства не существует. Нет набора определяющих черт. Единственная черта — это осознанное курирование самого себя (простите, если это звучит по-хипстерски). Возьмем отношение к винтажной одежде. Если тедди-бои или панки брали себе образцы из определенных эпох, хипстеры свободно заимствуют отовсюду: пиджаки из 1950-х, брюки из 1920-х, кроссовки из 1980-х, футболки с мультиками 1990-х. Нет единого нарратива, образа или идентичности — есть смешение всего и вся; помимо способности выбирать и комбинировать одно с другим, нет ничего, что бы характеризовало именно хипстера. В 1970-х и у простого бухгалтера, и у панка были ясные взгляды насчет своего имиджа и поведения: они понимали, кто они такие и как вписываются в общую картину мира. У современного хипстера ничего этого нет, ходячий ассамбляж, он осознанно выбирает составные элементы из разных стилей и эпох, искусно и с иронией составляет их в нечто единое, глобализованное, лишенное идентичности; общие принципы хипстеров больше соответствуют духу кураторства, чем то, что именно каждый из них с собой делает.
Прежде чем вы ухмыльнетесь — кофе третьей волны и все такое, — скажу, что это еще только начало многообещающего тренда, значимость которого выходит далеко за пределы его городского происхождения. В некотором смысле за последние пятьдесят лет все наши идентичности претерпели подобный кураторский поворот.
Мы придумываем себя больше, чем когда-либо
Мужик в джинсах, который сидит рядом с вами на футболе, — вполне возможно, инвестиционный банкир, который после матча полетит на частном самолете куда-то, где пришвартована его яхта, а дама в жемчугах, сидящая рядом с вами в опере — медсестра, только что отработавая смену. У всех у нас стало больше свободы и больше возможностей, чтобы самим изобретать, кем нам быть, чтобы составлять разные контрастирующие друг с другом элементы.
А связано это все с расширением выбора: просто стало больше вариантов, вот и все. Мы все можем найти какой угодно товар — винтажный, обычный, сверхдешевый, люксовый. Стоит только какой-то субкультуре возникнуть, ее сразу глобализуют и кооптируют крупнейшие бренды. Еще раз — это качественный сдвиг. Возьмем культуру фанатства. Чтобы быть фанатом в доинтернетовскую эпоху, требовалась настоящая самоотдача. Если вы собирали, скажем, фигурки персонажей «Звездных войн», их нужно было кропотливо выискивать в разных местах, знать людей в магазинах, проводить в них уйму времени. Поиск новых знаний требовал времени и сил. Сегодня легко быть фанатом в интернете — модельки, редкие комиксы или костюмы находятся на раз-два. Нажал на кнопку и получил информацию — даже самую заумную. Все теперь в любой момент могут побыть немного фанатами. Фанатская культура в результате расцветает — достаточно поглядеть, например, на фестиваль Comic Con в Сан-Диего.
В основе кураторства идентичности — растущий индивидуализм, но изначально оно обусловлено увеличением вариантов выбора. Тот факт, что мы можем выбирать одежду разных эпох, что у нас столько разных фильмов, игр и телепрограмм, означает, что мы вынуждены делать какой-то отбор. Под медленным нажимом накапливающихся вариантов личного выбора готовые, ранее доминировавшие социальные нормы и идентичности рушатся. На их место приходит кураторская модель отбора в ее персональной ипостаси. Когда в основе нашей жизни лежит потребительство, плюрализм и выбор, мы сами становимся объектами курирования. Таким образом — вы меня простите великодушно, — все мы теперь хипстеры.
Встреча с Майклом Баскаром «Как бороться с информационным шумом и выбирать главное?» пройдет 14 сентября в 15:00 в пространстве основного проекта биеннале на Горького, 17. На ней автор «Принципа кураторства» в диалоге с Владом Струковым расскажет, почему кураторство — полезная бизнес-практика. Встреча организована при поддержке Британского совета и издательства Ad Marginem.
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.