Музыкант-электронщик Андрей Оренштейн, отыграв в Екатеринбурге «досвиданческий концерт» в январе, уехал в Израиль. И, похоже, навсегда. Так, с кардинально нового, проект «Amor Entrave» начал свой новый год. До этого – мы слышали его песню «Париж» с саксофонным соло Алексея Могилевского (Nautilus Pompilius) и результат коллаборации с Евгением Федоровым (лидером групп «Tequilajazzz» и «Zorge») – песню «Корабли». Она, по мнению «Медузы», вошла в топ-10 лучших русскоязычных треков первой половины 2015-ого. Чуть больше двух недель прошло, как Андрей Оренштейн устроился в Израиле. В интервью It’s My City музыкант рассказал, почему кашляющий мулла на мечети – это музыкально и после чего он распустил предыдущий состав «Amor Entrave».
«Только то и радует, то, что я ничего не знаю»
— В интервью Саша Гагарин (фронтмен группы «Сансара» – прим. ред.) обмолвился, что ты, уехав в Израиль, будешь востребован там со своей музыкой, потому что там другая танцевальная музыка в теории. Какая другая?
— Местная поп-музыка здесь звучит абсолютно по-другому – построена на других гармонических ходах. Естественно, что она, на наш слух, вся «около-восточная» – много полутонов. Ты слышала, что слушают, к примеру, на Кавказе? И вот это все, когда ты в маршрутке едешь.
— Я слышала такую музыку в Турции – очень минорная, заунывная.
— Вчера я проходил мимо автомойки – оттуда доносились удивительные звуки: какой-то брейкбит в духе Fatboy Slim двухтысячных и сверху мелодия – а-ля арабский «Ласковый май». Вообще, здесь есть и европейская поп-музыка, и андеграунд сцена, и мощнейшее техно. Есть модные артисты а-ля «Garden City Movement» – они как раз близки к тому, куда я музыкально иду. Полтора года назад мне про них рассказывали в таком плане: «встретила одного чувака, тоже музыкант, в баре работает, кофе налил мне». А сейчас они, если этот термин применим к инди-музыкантам, большие звезды в Европе. Хотя обычно местные звезды за пределами Израиля никому не известны и не нужны, как, впрочем, и все наши «Киркоровы».
— Какую нишу тебе бы хотелось занять там?
— Не думал об этом. Больше думаю о творческом процессе. В последнее время мне интересно делать песни, которые не привязаны к конкретному инструменту или набору инструментов – они могут быть спеты хоть под баян, хоть под шорох старой пластинки. Можно сколько угодно говорить: электронная музыка, инди-музыка, рок-музыка и так далее, но это все – песня: либо она есть, либо ее нет. В ближайшие года полтора я хочу сделать программу, в которой будут и уже звучавшие песни «Amor Entrave» с альбома «Настоящее» и какие-то инструментальные композиции, помимо этого хочу сделать пару вещей на иврите, на английском. Я хочу поездить и просто поиграть на улицах: Израиль, Европа – где угодно. Ты знаешь, я в целом еще ничего не понимаю, это как у группы «АукцЫон»: «Только то и радует, то, что я ничего не знаю». Пока просто смотрю по сторонам. В данный момент я нахожусь в городе Ашкелон – километров двадцать примерно и будет Газа, или один километр и будет море.
— Про сектор Газа я на днях смотрела в одной из серий «Еврейского счастья» Познера.
— Да, я смотрел «Еврейское счастье» – не до конца, собираюсь досмотреть – не со всем согласен, но Познер отметил важные вещи, на которые он обращает внимание в каждой стране: отношение к детям и старикам. Поверь мне, так, как здесь ухаживают за пенсионерами и людьми с ограниченными возможностями, не ухаживают нигде. Для них все условия, они полноправные члены общества, они в тренде со своими навороченными электрическими байками и прочими ультра-штуками, названия которых я даже не знаю.
— Про серию, о которой начала говорить – в ней Познер общается с режиссером Лорой Биалис, она приехала в Израиль….
— Да, в какой-то маленький город на границе, куда как раз долетают ракеты. Сдерот! (Город в Израиле, рядом с сектором Газа – прим.ред.).
— Чтобы снять фильм про музыкантов – о том, как делать музыку, когда ты постоянно находишься под атакой.
— Это, конечно, большая, больная и очень важная тема. Но пойми, делать музыку, идеальную в твоем представлении поп-музыку, и при этом понимать, что она в твоей родной стране нужна двадцати людям, не лучше. Не выходи из комнаты, в общем, не совершай ошибку. Среда в том же Екатеринбурге лично для меня, более враждебная, чем здесь, даже учитывая упомянутый тобой момент. Буквально сегодня мы вслух повторяли этот анекдот: бог обещал израильтянам собственную землю, собственную прекрасную страну, но ничего не говорил про соседей.
«Пока на BBC не скажут, что кто-то хорош или пока не напишет журнал «Афиша» – не считается»
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что среда в Екатеринбурге враждебна?
— Екатеринбург мне дал очень многое – и я скорее не про город. Нет пророка в своем отечестве. У нас не ценят, не принято ценить. Сосед играет отличную музыку? Прекрасно рисует? Пока на BBC не скажут, что он хорош или пока не напишет журнал «Афиша» – не считается. Надо пятнадцать лет впахивать на одном месте, чтобы к тебе начали относиться как к человеку. Я десять лет играл музыку в России и до сих пор числюсь в молодых музыкантах. И думаю, так будет ещё лет пятнадцать. Если ты не гений из разряда «раз в поколение», сознательно не играешь поп-музыку, не поешь про «белые розы», сознательно не упрощаешь ничего, то в лучшем случае через пятнадцать лет станешь крепкой клубной группой для трехсот- четырехсот человек.
— Здесь в этом смысле больше возможностей?
— Да я не думаю об этом. В моем случае, дело в том, что я стал много времени проводить дома, за саунд продакшеном, больше думать – и показывать далеко не все. Играть меньше. На данный момент для меня – публика, её наличие и её количество – не самое важное. Из последних мне запомнился один концерт: мы играли в Питере, пришло всего тринадцать человек, но это был такой приятный и уютный концерт – пришли подготовленные. Мне не надо было ничего разжевывать им.
— Когда я слушала твою музыку вживую, мне казалось, что для тебя огромное значение имеет именно музыка – не слова. И вдруг ты говоришь, что тебе интересно делать песни, а для меня песни – это, прежде всего, текст.
— Ты подтвердила то, о чем я думаю. Нет, песня – это гармоничное сочетание музыки и текста. Если это, прежде всего, текст, то это группа «Сплин» – ты спокойно можешь прочитать этот текст и на бумаге. Музыка, в лучшем случае, необязательное приложение. Совсем другое, допустим, какие-нибудь «The Killers» или Apparat – ты не понимаешь всех слов, но тебе нравится, что вот здесь мелодия пошла сюда, и из припева ты запомнила просто какой-то хук, и потом это «та-ра, та-ра» ты ходишь и напеваешь. А когда текст еще и неглупый, то вообще хорошо. А когда он совсем неглупый, но кажется простым – это признак настоящего мастерства.
— В одном из твоих интервью ты говоришь: «У меня есть желание играть музыку морю, выставить саунд-систему на берегу моря». Помимо того, что ты уже можешь это делать, в чем еще польза в твоем переезде?
— Да, есть такое. На днях я только разложил все вещи, все проводочки подключил, открыл все проекты – посмотрел, что все работает. Уже запланировано, что весной у меня выходит несколько синглов – они уже готовы, и есть много проектов, включая один около-секретный с вышеупомянутым Сашей Гагариным. Я безумно рад, когда и с публикой все совпадает, когда им интересно. Но (может быть, я разочаровался), повторюсь, мне гораздо интереснее делать что-то в первую очередь для себя. Есть люди, для которых музыка – это хобби или средство заработка, а для меня музыка сейчас – это способ познания окружающей действительности: «Что будет, если так? А так?». В итоге - ты постоянно знакомишься с новыми людьми, оказываешься в центре других событий, стоишь перед новыми творческими задачами – путешествуешь и в пространстве и во времени.
— Получается, что новая страна – как раз та возможность впитывать новую действительность, знакомиться с новыми людьми и все это, пропуская через себя, превращать в музыку.
— Да, это именно то. То, что многие боятся делать. Я тоже очень долго боялся что-то менять. Одиннадцать лет я жил в Челябинске, у меня был музыкальный коллектив, локально известный, игравший около-инди-рок – я там просто пел. И мог продолжать. Но потом переехал в Екатеринбург и, наконец, начал сочинять музыку, которая мне всегда была интересна. Буквально года два назад я пришел к тому саунду, который всегда был у меня в голове – смесь электронной и живой музыки, именно в таких пропорциях, как сейчас. У меня есть огромное количество музыки, про которую никто даже не знает, что это я записал: я придумал какое-то имя и через знакомых выпустил где-то на лейбле – забавно же.
«Поэтому они все очень-очень-очень много пьют»
— Я правильно поняла, что ты записываешь звуки, которые происходят в зале, к примеру, и тут же преобразуешь их в музыку? Так делают битбоксеры, The PETEBOX, допустим.
— В том числе. Только у битбоксеров – это больше шоу: они создают музыку прямо на ходу, изображают музыкальные инструменты. В моем случае этому предшествует большая подготовительная работа: я много вожусь с железками, с записью окружающего пространства. А что-то добираю и записываю прямо на концерте. В моем телефоне всегда много всяческого в диктофонных записях. У меня сейчас в Рамле (израильский город, в котором живет Андрей Оренштейн – прим.ред.) муллы на мечети поют свои веселые песни. Вчера было очень смешно: один пел как раз, притормозил, закашлялся прямо в микрофон – дальше продолжил петь.
— Ты это записал и потом используешь как-то в музыке?
— Да, конечно, у меня куча всего этого на альбоме “Настоящее”. Очень часто песня начинает звучать, когда под нее подложен просто шум за окном – она дышать начинает. А если там море шумит, то вообще.
— Не могу вспомнить имя композитора времен советского авангарда, который записал симфонию («Симфония гудков» - прим. ред.), используя заводские гудки и прочие городские шумы.
— Я могу сказать тебе, что это наинтереснейшая тема. Много нынешних электронных музыкантов всё больше вдохновляются происходящим за окном студии, а не в ней. Можно вспомнить и разнообразных industrial-музыкантов и продюсеров, делающих эмбиент . «Не-музыки» полным полно и у «Depeche Mode» и у Burial. С тем же Сашей Гагариным мы поучаствовали в интересном проекте – мы создавали с помощью листа бумаги песню: мы его жгли, резали, прыгали на нем. Потом эти звуки я обработал, плюс записал пианино и что-то ещё. У британского музыканта Мэтью Херберта есть трилогия: «One One», «One Club» и «One Pig» – причём последний сделан исключительно из звуков, которые издавала конкретная свинья за свою непродолжительную жизнь. Мне очень интересны такие вещи: представь, ты сочинил песню на гитаре, допустим, у тебя четыре аккорда – куплет, четыре аккорда – припев, а теперь – запиши ее, не используя гитару, только с помощью тех звуков, что вокруг тебя, да так, чтобы это была та же самая песня.
— Чуть ранее мы заговорили с тобой о страхе. Как тебя не остановило то, что ты уезжаешь из уже понятной тусовки – те же Саша Гагарин, Алексей Могилевский, Ваня Жбанов – с которыми можно сотрудничать?
— Что мне мешает сотрудничать отсюда, в наш-то информационный век? С тем же Лешей Могилевским, когда мы записывали песню «Париж», все было по интернету. Конечно, когда мы с Женей Федоровым вместе сидели и записывали песню «Корабли» всю ночь: пели, пили, снова пели и снова пили – это было просто прекрасно. Я бы расстроился, если бы просто получил готовые войс-треки по почте. Но ничего не мешает нам с тем же Ваней Жбановым выпустить новый сингл «Amor» в апреле. Мне вообще очень нравится работать кратковременно, эпизодически с новыми людьми: мы что-то сделали, порадовались и дальше каждый пошел своим путем. Допустим, мы оказались в одном городе – можем это повторить. И когда таких людей набирается по свету много – это прекрасно. Ты приезжаешь – у тебя везде есть друзья, везде есть знакомые. Я распустил предыдущий концертный состав «Amor» примерно после того, как познакомился с некоторыми отечественными музыкантами. У меня есть друг Саша Паули, он промоутер, организует концерты по Уралу нашим музыкантам в диапазоне от группы «Сплин» до Олега Митяева. Я частенько приходил к нему в гости на мероприятия, мы сидели с музыкантами разными, выпивали, болтали – и я заметил, что в большинстве своем популярные артисты бегают по определенного рода кругу, это бизнес. Мне это не интересно. Когда ты катаешь одну программу, сорок городов, каждый вечер выходишь и поешь одно и то же. Наверняка это заряжает энергетически как-то, у меня не было такого опыта, но на расстоянии мне все это кажется ужасно скучным. Представь, ты два года поешь шестнадцать песен и все в том же порядке. Поэтому они все очень-очень-очень много пьют.
— То есть по этой причине ты распустил коллектив?
— Не совсем. Я просто понял, что меня ждёт, если у нас из того материала что-то «выстрелит». Мне музыканты говорили: «давай проще, понятнее, чтобы людям танцевалось». Мы пошли по этой дороге, переделали кое-какие старые песни. Но в определенный момент я понял, что если еще год я буду продолжать в таком темпе, то я буду словно на какой-то работе. Я против ребят ничего не имею, они прекрасные все люди и хорошие друзья, но просто у нас разная точка зрения – они хотели, чтобы им было, что приносить домой детям покушать, а я хотел, чтобы было интересно и по-новому. Поэтому каждый сейчас занимается тем, что у него в приоритете в данный момент жизни.
«Неужели, читая новостную ленту, ты думаешь, мол, слава богу, наконец-то»
— В Израиле ты насовсем?
— Думаю, что да.
— Объясни, как ты все устроил по поводу получения израильского паспорта?
— Ты знаешь, здесь, когда ты с людьми общаешься и говоришь, что ты новый репатриант, тебе отвечают: «Добро пожаловать домой». Тут такое отношение. Не сказать, что мы долго размышляли по поводу переезда, скорее долго делали: много семейных дел нужно было сделать, все подготовить, процедура достаточно долгая – нужно было поднимать документы. Огромную кучу всего узнал о жизни своей семьи – о предках и по еврейской линии и по русской. И ужаснулся: такой кошмар, предыдущие сто лет столько людей погибло: лагеря, расстрелы, голод, кого-то привезли трудовым отрядом с родины на Урал.
— Это коснулось твоих бабушек?
— Бабушек, дедушек, прабабушек и прадедушек. Я понял, что никто в России не жил и сорока лет спокойно. Не хочу сейчас всерьез это обсуждать и тем более говорить что-то плохое о стране, в которой я вырос. У нас в России прекрасные люди, но очень паршивое государство с решениями, с которыми я не согласен в подавляющем большинстве случаев. Неужели, читая новостную ленту, ты думаешь, мол, слава богу, наконец-то. Нет, каждый день что-нибудь, и ты постоянно должен быть либо за, либо против – ты не можешь просто жить своей жизнью. При всей гигантской куче проблем, с которой сталкивается Израиль, здесь за государственный флаг на балконе у кого-то тебе не стыдно, а у нас, когда люди с флагом ходят – нам немножечко стыдно, так ведь? Я уж молчу об отношении к армии. Когда я был здесь два года назад, думал: «Боже мой, сколько людей с автоматами – меня сейчас убьют». Сейчас у меня глаз начинает замыливаться. С военнослужащими картина такая: девушка сидит со смоки айс, на ней кеды какие-нибудь наимоднейшие, розовый чехол с ушками на айфоне, а рядом стоит автомат – это как-то очень трогательно.
— Хотела спросить по поводу достопримечательностей, ты говорил мне, что живешь в Рамле.
— Я живу в Рамле. «Ани гар бэ Рамла» (то же самое на иврите - прим. ред.) Но сегодня я нахожусь в Ашкелоне, потому что к Ире приехал (невеста Андрея Оренштейна – прим. ред.). Я живу знаешь где? У меня соседний дом - это тюрьма, где сейчас находится экс-президент Израиля. Рамла – более арабский город и по меркам Израиля думаю, что это вообще деревня, ну, или по тем же меркам - наш Уралмаш. Просто здесь для меня сейчас очень хорошие условия для проживания. К тому же, до Тель-Авива ехать минут пятнадцать. Тут поезда, как метро, есть разные ветки, поезда двухэтажные, с вай-фаем, ходят минута в минуту.
— Я увидела, что в Рамле есть могила Гарри Поттера, ты уже был там?
— Могила Гарри Поттера? Нет, впервые слышу. Завтра схожу. Кто похоронил Гарри Поттера и за что?
— Солдат с таким именем служил в британской армии. Это было в двадцатом веке. Его батальон был отправлен в Палестину подавлять восстание. И там он погиб. Теперь похоронен в Рамле. И в связи с историей Джоан Роулинг это теперь туристическое место.
— И туда теперь ходят эти фанаты. Смешно.
«Странно уезжать в другую страну и заковывать себя в русскоговорящий кокон»
— Мне хочется понять, как ты там зарабатываешь: музыкой или вынужден работать на дневной работе?
— Есть такая штука под названием алия – удивит тебя или нет, но гражданство Израиля могут получить только, скажем так, имеющие отношение. Что касается документов – это специальная процедура, проверка у консула: интересующихся отправлю гуглить. По местным меркам я просто еще один сын своего народа, вернувшийся домой. И когда ты переезжаешь, государство оказывает тебе поддержку на протяжении первого полугода: тебя по твоему желанию отправляют учить язык (чем я сейчас и занимаюсь). Я хожу на учебу, государство ежемесячно платит мне зарплату - материальную помощь – корзину абсорбции. После полугода, уже мое дело – как я буду зарабатывать. Но если никак, то могу пособие по безработице получать, но на него особо не пошикуешь. Но я что-то придумаю, в конце концов, за плечами десять лет радийного стажа. И я уже вновь записываю рекламу (радио рекламу - прим.ред.) мероприятий для России.
— Работая на российские радиостанции, ты получаешь в рублях, что невыгодно сейчас. Как там обстоят дела с русскоязычными радиостанциями?
— Еще два года назад, когда я здесь был, мне были готовы предложить работу. Но приезжать в другую страну, чтобы снова делать тоже самое: говорить на русском языке и примерно на таком же радио – по мне очень не очень. Мне хочется что-то новое. Посмотрим, когда выучу язык. Не знаю, смогу ли я также искрометно на нем мысли выражать.
— Если судить по отпуску, уезжая в путешествие в другую страну даже на неделю, ощущение, словно прожил целую жизнь. В Израиле ты уже две недели, как у тебя ощущения от такого количество всего нового вокруг?
— Я не ощущаю себя здесь заграницей. Скорее я ощущаю себя не на том месте, когда на улице Комсомольская в Екатеринбурге выглядываю в окно и вижу сугроб и пьяного человека в нём – а телефон уже неделю молчит. Ты знаешь, здесь каждый день, как новая жизнь. Каждый день ты можешь махнуть то туда, то сюда - все очень близко. У нас, например, ты хочешь новых впечатлений: ближайший город – Челябинск, ехать два с половиной часа. Здесь два с половиной часа – полстраны можно проехать. Опять же, возможно, что сейчас на новых эмоциях я могу слегка приукрашивать, но опять же я не в первый раз здесь. Мое, мое, понимаешь. Плюс семья – здесь для меня этот вопрос понятнее.
— Ты чувствуешь себя там свободнее?
— Я думаю, что мне здесь найдется место. Тут есть разные русскоязычные тусовки, но это же очень странно уезжать в другую страну и сознательно себя заковывать в какой-то русскоговорящий кокон. У русских тут везде свои магазины: ты заходишь – тот же майонез, тот же шоколад «Аленка», то же пиво «Балтика 3». Куда бы наши не приезжали, они везде: «Что за ерунда вокруг? У нас как бы всё веками проверено – вот вам сельдь под шубой, но за шекели». Представь, насколько нелепо мне сейчас собраться с другими уехавшими российскими музыкантами и сидеть обсуждать, допустим, группу «Курара». Вокруг все другое, какая «Курара»?
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.