Этот текст о том, что уже начались крепкие морозы и, наверное, не стоит выгонять из подъезда и бомжей (о ком материал), и беспризорную кошку (о ком мы не написали ни слова). Пусть даже если те, кто может замерзнуть, являются стойкими любителями уличного образа жизни.
Так голодно, что и переночевать негде
2014 год. Холодная зима. Сильный, к тому же, ветер. Мы с женщиной-бродягой Валентиной бежим до подъезда. Смешно, но это так. Впереди идущий парень, вышедший из дома на Фурманова, отпрыгнул от двери, видя, что две странные особы несутся прямо на него.
— Не-е-ет, не закрывайте! — истошно кричу я.
А он и не закрыл. Не успел.
— Ну, ты и бегать! Аж будто стометровку сдала! — моя спутница вытирает нос рукавицей.
— Я испугалась, что закроет, – перевожу дыхание.
Минут пятнадцать назад я беспечно шла от Южного автовокзала, зашла в магазин неподалеку и у входа увидела ее, Валентину. Стоит в облезлом пуховике, потирает руку об руку и что-то бормочет.
— Это вы мне? — поворачиваюсь.
— Не вам, — отрезает она.
— Не мне, так не мне… А почему стоите тут?
— Ну-у, — тянет Валентина и отвечает практически теми же словами, что все мои «знакомые» бродяги, — дома у меня нет.
Бродяга Юрий Иванович. Фото автора текста
Меня в последнее время всегда удивляет такой дикий ответ. На улице, повторюсь, холодная зима. Стоит пожилая дама, которой негде жить. Хозяин из дома собаку не выпустит, а тут она говорит о том, что ее дочь выгнала из квартиры. А потом Валентина пытается зайти в круглосуточное отделение банка. Только ее оттуда быстро выдворяет охранник. А в доме ночного пребывания (единственный, адрес которого можно выцепить в интернете) не хотят брать бомжа в «неурочное время».
— Привозите ее в понедельник в девять утра, — говорит женщина на том конце провода, после того как объявляет, что в выходные они не работают.
— А сейчас-то куда ее девать?
— Везите в церковь на «Гончарный переулок».
Выясняю, что это церковь на Уктусе. Далековато. Да и сама Валентина ни в какую церковь не хочет. Вот и пришлось бежать за «дырой в подъезд», оставленной выходящим парнем.
Не по случайности и не из-за водки
– Наташ, любой нормальный человек переживает из-за этих несчастных людей. Это называется эмпатией, – успокаивает меня мой знакомый. Я в ответ ною, что мне их жалко, если только они не обманывают.
– А если мошенница? Их столько развелось!
– Мошенник, может быть, заслуживает не меньше жалости, чем бомж. Такое мошенничество трудно назвать легким делом. А бомжевать – разновидность самоубийства. На излечение одного такого «больного» потребуется очень дорогая реабилитация. А скажи, кому нужны эти люди?
– Никому?
– Никому… Есть другая сторона вопроса. Просто понял, что эти переживания больше нужны мне, тебе, студентам филфака, чем самим бомжам. И не всегда можно решить проблему сочувствием. Иногда человеку нужен пинок. Бомж – это же не из-за водки и не по случайности, это болезнь.
Бродяга Александр Геннадьевич. Фото автора текста
Психолог-консультант Лариса Курбатова поясняет мне:
— Если первые не собираются менять свой образ жизни, их все устраивает, вторые по большому счету не могут этого сделать. Многие из бывших бродяг не имеют возможности устроиться на работу. Вроде и квалификация у человека есть, но по личностным параметрам он часто не устраивает работодателя. На людях с улицы, как и на уголовниках, часто ставят крест. Хотя нельзя исключать, что их жизнь не изменится к лучшему. Может, кто-то подаст им «спасательный круг».
Образ собирательный
Мало я верю в спасательный круг. Все мои знакомые бомжи свой спасательный круг потопили. Кто случайно потерял связь с родственниками, кто «забил» на эту связь, кто страшно пьет, выпрашивая у горожан мелочь, а потом заходит вразвалочку в «Семь пятниц», чтобы купить очередную бутылку. Я не говорю, что бомжи – падший народ, но я так долго пытаюсь понять, что заставляет человека жить неблагополучной жизнью и при этом чувствовать себя в своей тарелке. Привычка? Нежелание? Слабость характера? Та самая разновидность самоубийства?
За четыре года я пожила в трех городах – в Новом Уренгое, Ханты-Мансийске, Екатеринбурге. И все те бродяги, которых я встретила, к которым испытывала не столько журналистский интерес, сколько человеческое непонимание, имеют сходный образ. Например, ханты-мансийский Александр Геннадьевич несколько раз сбегал из социальных учреждений, вырастил седую бороду, от него отказались (или он сам отказался?) родственники, он любит выпить и уже не раз отмораживал себе пальцы ног. Но улицу не бросил.
Бродяга Александр Геннадьевич. Фото автора текста
Юрий Иванович — бомж Нового Уренгоя. В этом году ему исполнилось 65 лет, уже два года как его адрес не дом, а улица. Его дети выросли и уехали: сын переехал в Тюмень, дочь — в Иваново, а он — в люк. Когда я с ним разговаривала, он мне внушал, что видел самого Господа. А я думаю, что от такой жизни, точнее, от ее «удачного» выбора, северных морозов, стойкой дозы алкоголя бога увидеть вполне реально. Центр социального обслуживания хотел Юрию Ивановичу предоставить комнату, но он отказался, а на вопрос, что ему мешало начать новую жизнь, категорично мне отвечал, что «возраст и гордость».
В Екатеринбурге живет мужчина с седой бородой и выцветшими глазами – Федор Касьянович. Он часто стоял возле храма-часовни весной этого года. Когда-то он жил в Узбекистане. Имел работу и семью. С двумя своими сыновьями уехал в Россию. На момент нашего с ним разговора он снимал комнату на ночь за четыреста рублей и дружил со священником из храма. Седая и длинная борода придавала ему какой-то интеллигентный вид, а вот одноразовый стаканчик в его руке говорил об обратном.
Или вот еще одна – Ольга в темно-голубом пуховике, которая часто сидит на Вайнера с иконой святой Матроны. Ее трудно назвать бездомной.
– Трудового стажа у меня нет, зато есть квартира в Екатеринбурге. А дети остались в Ленинграде, – картавит она. Сидеть на асфальте для нее сродни сидению на рабочем месте.
Проект Славы Ptrk и Владимира Абиха «Уличная грязь»
***
2015 год. Вторчермет. На улице зябко и рано темнеет. Возле подъезда лежит женщина. Мы ее теребим, говорим, что она простынет.
– Может, хотя бы в подъезд ее. Продрогнет ведь, – совещаемся мы и вновь теребим ее за плечо, – Женщина-а-а…
– Отвали, – отвечает она и продолжает дремать.
Когда я говорю соседям по этажу, что запустила бы в подъезд бродягу хотя бы потому, что замерзший труп возле подъезда – это показатель полного людского равнодушия, что даже кота, стоящего возле двери, погладят и запустят, то всегда слышу в ответ:
– Бомжа тоже гладить? Да он тут тебе нассыт, потом кто мыть будет? Ты?
Да, мыть я не готова. По крайней мере, не сейчас. Но проходить мимо, отводя взгляд, мне тоже не хочется.
Автор снимка на обложке - Максим Лоскутов. Другие снимки фотографа можно найти здесь
Нам нужна ваша помощь! It’s My City работает благодаря донатам читателей. Оформить регулярное или разовое пожертвование можно через сервис Friendly по этой ссылке. Это законно и безопасно.