Кто такие доулы смерти и почему эта профессия становится все более востребованной
— Мы уже родились, так случилось, и мы когда-нибудь умрем. Кто ты? Какого цвета? Какой религии? Не имеет значения, это случится все равно. И хочется найти человека, с которым можно об этом поговорить, — говорит доула смерти из Екатеринбурга Любовь Агалакова.
Доулы смерти — специалисты, сопровождающие человека в процессе умирания или горевания от утраты. В совместной публикации It’s My City и «Региональный аспект» рассказывают, в чем состоит эта работа, как на нее влияют религия и национальные традиции и что изменилось для доул после февраля 2022 года.
Профессия доулы смерти относительно молодая. Появилась в США в начале 2000-х годов. Одним из ее основателей является социальный работник Генри Фреско-Вайс. Он наблюдал, как подруга работает родовой доулой, и решил применить этот же подход к смерти.
В 2015 году была открыта Международная ассоциация доул конца жизни (INELDA), они проводят обучение по всему миру. Его прошли и основательницы русскоязычного Death Foundation — блогер и писательница Саша Леа Адина, глава украинского модельного агентства Алла Савченко и онкогематолог Анастасия Левикова. Сейчас сообщество существует на русском и украинском языках, проводит обучение, ведет реестр доул, реализует благотворительный проект «Смертельно важно».
За свои услуги доулы берут фиксированную оплату или донат, в зависимости от опыта. Судя по информации из реестра, гонорар варьируется от двух до десяти тысяч за час консультации.
Доулы работают не только со смертью. В списке утрат, описанных в профессиональном манифесте, также развод, расставание, переезд, утрата привычного образа или смысла жизни, потеря работы или домашнего питомца, смена карьеры, перинатальная утрата.
Ключевая задача доулы — поддержка человека в процессе умирания или пережившего утрату. В практические задачи могут входить визит в дом к клиенту, разбор вещей или архива, участие в организации похорон. Доулы помогают создавать «сценарий умирания», сопровождают прощальные ритуалы, выполняют роль посредника между медперсоналом и пациентом. Часто также занимаются смерть-просветительской деятельностью, например, проводят лекции и так называемые death cafe (открытые встречи людей, которые хотят поговорить о смерти).
Слово «доула» происходит от греческого δοῦλα, что означало «служанка», «женщина-помощница». Специалисты в реестре доул, как правило, женщины, мужчин почти нет.
Любовь Агалакова по образованию философ, работает менеджером разработки в крупной IT-компании и доулой смерти. Этой профессии обучилась полтора года назад, после того, как тяжело и внезапно умер муж сестры. Тогда Любовь напрямую столкнулась с похоронной индустрией, и у нее возникли «вопросики». Например, «какого черта копка могилы стоит 190 тысяч, если в деревне она стоит бутылку водки?»
— Помню, как меня поддерживали, и хотела бы изменить этот подход. Чтобы не было фраз в стиле «держись ради детей» и «он в лучшем мире», — объясняет Агалакова свою мотивацию.

Специалист по смерти встречается с клиентом очно или онлайн. Беседа длится час-полтора. Повестки сессий, особых практик, фраз или техник у доул нет, только поддержка и разговор. Он начинается с вопроса о том, что побудило человека обратиться, а затем строится вокруг того, что клиент хочет выговорить. Иногда, рассказывает Любовь, он даже может перейти на обсуждение обычных бытовых тем, вроде повышения цен на бензин.
О доулах смерти Любовь Агалакова узнала из поста в Instagram* одной из основательниц Death Foundation. Когда сообщество объявило первый набор для обучения, записаться не решилась. Но в 2023 году все-таки подала заявку и получила сертификат. Говорит, наполнение курса вызвало доверие, потому что включало много ссылок на научные публикации и исследования.
Обучение идет онлайн, длится около восьми недель, в неделю примерно по восемь часов. Участвуют в курсе не более 40 человек. Сначала пришедшим дается теория, дальше ее подкрепляют практикой: сокурсников делят на группы и они тренируют навыки друг на друге. Стоимость обучения 1300–1500 евро.
Клиенты приходят к доулам обычно двумя путями: через реестр Death Foundation либо сарафанное радио. Для Любови одними из первых клиентов стали коллеги из «Контура» — IT-компании, где она работает. Девушка утверждает, что доульство позволяет проводить сессии с друзьями, знакомыми и близкими, хотя этический кодекс доулы на сайте Death Foundation предписывает «избегать двойных отношений (финансовых, деловых и личных) с клиентами и членами их семей».

Сейчас ни одна рабочая летучка и семейное мероприятие не обходится без разговоров на «смертные» темы, которые заводит Любовь. Друзья и семья относятся с интересом, впрочем углубляться в тему не горят желанием.
— Я не стремлюсь всех близких погрузить в свое мировоззрение, что смерть — это важно. Не буду насильно приносить смертный просвет людям, которые не готовы, — утверждает доула.
В целом близкие решение Любови поддержали, хотя и переживали, что она не сможет «отрабатывать» то количество горя, которое будет получать от людей.
С ее точки зрения, доула смерти — человек, с которым можно поговорить про свои чувства на этапе горевания. Родственники и друзья не всегда знают, что сказать, могут быть не готовы к разговору.
— Мы зачастую из маленьких семей сейчас. Человек может быть и вовсе одиноким. Или может оградить семью от тяжелого мероприятия и передать свое волеизъявление доуле, — рассказывает Любовь.
Уменьшение семьи во многом и создало запрос на доул. С ростом городов люди перестали горевать в семье, все стали по отдельности, и смерть оказалась «за дверками»: нас не учат открыто говорить на эту тему.

В среднем человеку требуется две-три сессии с доулой. Максимально Любовь в своей практике проводила семь встреч. Все зависит от человека: обычно работа заканчивается, когда он чувствует, что горе стало не таким острым.
Между специалистами, соприкасающимися со смертью, есть разница. Психологи, которые работают с горем, дают практики и задания. Доулы лишь предоставляют пространство для выражения чувств. Но не только это. Они также могут помочь в составлении сценария похорон, когда человек еще жив, или создать «проект наследия» для его семьи. Таким проектом может стать книга рецептов, фотоальбом, дневники и даже апсайкл-одеяло из вещей, которые носил человек. Одним из самых запоминающихся проектов Любови стала настольная игра по мотивам жизни 60-летнего мужчины, которую он сам же и придумал.
Любовь очень бы хотела поработать с людьми, у которых есть онкозаболевания (ее семья сталкивалась с раком), но эта сфера очень закрытая. Пока планирует пойти на экскурсию в детский хоспис, затем стать волонтером.
По наблюдениям собеседницы, в доульство чаще всего приходят те, кто потерял близкого человека. Многие из них уже имеют психологическое образование. Конкуренции среди доул нет из-за специфики профессии: важны ценности и взгляды специалиста, его аутентичность.

Любовь по национальности марийка. Родилась в Нижневартовске, но семья родом из марийской деревни Аначево в Башкортостане. Агалакова собирается пойти в онлайн-школу, учить язык предков. Пока она им не владеет и жалеет об этом, потому что не может в полной мере познакомиться с деталями похоронных традиций мари. Помнит лишь некоторые вещи — те, что делали в ее семье.
Так, хорошо запомнились похороны бабушки. Ее привезли домой, чтобы она «переночевала». Всю ночь рядом с ней должен был кто-то сидеть. В гроб положили варежки, потому что «там холодно», и монетки, потому что «там придется заплатить». Еще для нее сплели пояс, «такую большую фенечку», который оберегает от злых духов и символизирует готовность к долгой дороге.
Похоронные традиции марийцев значительно отличаются от русских. Основное — отношение к смерти: табу на разговор о ней нет, мари спокойно обсуждают свою и чужую кончину, обряды и волеизъявления для похорон. Это отличие от русской культуры, где разговор о смерти лишний раз не заводят, чтобы не накликать беду.
Про самоубийство в марийской культуре тоже не говорят шепотом. Любовь утверждает, что суицид мари не поддерживают, но и не осуждают.
— У марийцев будто бы больше права на распоряжение своей жизнью. Мы не выбираем, когда рождаемся, но это не значит, что у нас не должно быть свободы воли, чтобы уйти из жизни. Мне очень приятно, что есть такие народы, которые за человеком оставляют это право, — говорит девушка.

В родном Екатеринбурге Любовь столкнулась с тем, что горюющий должен сам заниматься организацией похорон. У марийцев заботы на себя берет окружение.
— Там действительно комьюнити. Все что-то готовят и организуют, снимая эту заботу с семьи, которая потеряла человека. Члены семьи могут просто сидеть у гроба и горевать, — добавляет Любовь.
На поминках мари один из близких должен полностью переодеться в одежду умершего, вести себя так, как он себя вел при жизни. На стол ставится любимая посуда усопшего.
Еще одна похоронная традиция, которую марийцы сохраняют и сегодня: перед свадьбой невеста вышивает полотенца для себя и будущего мужа, на свадьбе супруги их надевают, как хомут, после убирают, а вновь достают, когда муж или жена умирает. Полотенце привязывают к палке и втыкают рядом с могилой, чтобы возлюбленные могли найти друг друга в загробной жизни. Сейчас в марийских деревнях все чаще вместо полотенца можно увидеть флаг, означающий, что человек погиб на «СВО».

Так называемая «спецоперация» внесла свои коррективы в деятельность доул смерти. В сообществе Death Foundation примерно в равной степени представлены специалисты из России и Украины. Если в благотворительный проект «Смертельно важно» приходит заявка, связанная с актуальными военными действиями, она помечается маркером trigger warning . Не все доулы готовы работать с этой темой.
Но Любовь готова. Она считает, что так можно снизить влияние «СВО» на нашу жизнь. Недавно у нее были сессии с матерью, сын которой пропал в зоне боевых действий. Женщина не знает, что с ним случилось, постоянно пишет письма в Министерство обороны, но уверена, что в этом нет никакого смысла и ее ребенок умер.
Яна Оганесян стала доулой смерти чуть больше полугода назад. У нее двое детей: старший сын-второкурсник и дочь, которая ходит в детский сад. О своей повседневной жизни и работе вне доульства Яна рассказывает неохотно, говорит лишь, что основная деятельность со смертью не пересекается, но ее она любит не меньше.
Мы встречаемся на Михайловском кладбище в Екатеринбурге. Яна живет неподалеку, ей нравится бывать здесь, даже «заразила» этим дочь, которую иногда берет с собой на прогулки по кладбищу — так же, как когда-то прабабушка брала с собой маленькую Яну.

Тема смерти никогда не была для Оганесян табу и интересовала ее еще до прихода в доульство.
— Страха даже в детстве не было. Наоборот, интерес к людям, которые когда-то были живы. Я подходила к могилам и думала, каким человек был при жизни, — вспоминает Яна.
О профессии доулы смерти она узнала из интервью с одной из основательниц Death Foundation два года назад. Начала искать информацию об организации, нашла курсы для доул, но пойти на них не решилась. А потом пришлось взять на себя организацию похорон отца своего бывшего мужа.
— Я не понимала, куда себя деть, что делать и кому звонить. И осознала, насколько человек вообще одинок в смерти. У нас каждый второй не знает, что делать, — рассказывает Яна.
Через год она пошла на курсы для доул, теперь называет это решение лучшим событием и вложением в 2025 году.

По мнению Яны, доулы создают пространство принятия и поддержки, но также у них широкий практический функционал: организация похорон, общение с ритуальными агентствами, сопровождение людей на кладбище. Иногда доула понимает, что ее полномочия заканчиваются и нужно связать клиента с другим специалистом. Например, психотерапевтом, если человек находится в острой стадии горевания и может причинить себе вред или даже покончить с собой.
Яна считает, что современный запрос на доул смерти закономерен: смерть никуда не делась, но люди, особенно живущие в городах, отдалились от процессов, которые с ней связаны.
— Все утеряно. Мы не знаем теперь, как омывать тело, проводить ритуалы. Покойника в дом теперь не заносят, как раньше. А ведь это было частью жизни, поэтому и относились к смерти гораздо спокойнее, — считает доула.
Раньше была иная проблема: никто не знал, как проживать утрату, поэтому люди молча топились или уходили в запой. Сейчас с психологическим «смертным» просветом ситуация стала лучше, но по-прежнему мало кто может сходу сформулировать, как ему хотелось бы прожить горе. На это требуется зачастую три-четыре сессии, и все приходится искать, нащупывать в процессе.

За последние три месяца Яна работала с разными случаями: смерть домашнего животного, суицид отца, смерть любимого человека, развод и потеря работы. Пока Яна не сопровождала человека на пути умирания, но очень хотела бы помочь реализовать последние мечты, составить сценарий похорон.
После тяжелых сессий девушке бывает необходимо переключиться. Она гуляет в одиночестве или уезжает в лес, чтобы переварить услышанное, понять, как помочь человеку. Часто доулы помогают и друг другу прожить что-то тяжелое, взаимодействуют внутри сообщества.
Оганесян хочет полностью посвятить себя доульству, а с другой работы — любимой, но слегка наскучившей — уйти. Но пока прокормить семью таким образом не получается. Яна отмерила себе три года на переход, нарабатывает базу клиентов и старается развивать соцсети.
Говорить публично о своей профессии девушке сложно:
— Это большая ответственность за то, как мы эту профессию покажем.

Ольга Липина окончила курс доулы смерти в апреле этого года. Пока не назначает стоимость сессий и работает за донаты. Девушка родом из небольшого города Красноуфимска на западе Свердловской области, отучилась на факультете антропологии и психологии в УрФУ по специальности «Управление персоналом». Основная работа — HR в банке.
Как и Яна, Ольга тоже ощущает груз ответственности, говоря о доульстве. Из-за «молодости» и неизвестности профессии многие, по ее мнению, могут посчитать работу доул инфоцыганством, а это несет репутационные риски всему комьюнити.

Интерес к теме смерти возник у Ольги еще в детстве. Она часто собирала друзей и отправлялась с ними на поиски мертвых животных, чтобы затем захоронить их с почестями. На отсутствие страха повлияло православие, которое исповедовали в семье.
— Бабушка рассказывала мне про смерть, как про интересную игру: как человек умирает, что происходит с ним на девятый день, на 40-й день, что необходимо делать. В семье не считали, что умерший исчезает насовсем, — объясняет Ольга.
Она называет себя человеком верующим, но не может отнести ни к одной конфессии, потому что верит в разное, например, в перерождение души, что характерно для буддизма или индуизма, но никак не для православия.
В 20 лет, когда у ее подруги умерла сестра, Ольга взял на себя некоторые задачи, связанные со смертью. Все время была рядом в душном помещении, подкладывала лед под тело умершей, мыла пол, когда выносили гроб: по поверьям, это нужно для того, чтобы мертвец не нашел свои следы, не вернулся домой и не тревожил родных.

В 2024 году Ольга послушала подкаст с одной из основательниц Death Foundation Сашей Лия Адиной.
— Меня пробило током, когда я услышала, что она кайфует от этой профессии, потому что видит человека, который находится в остром горе или состоянии утраты, и такой человек не может быть наигранным или казаться кем-то, — рассказывает доула.
Ольге близко это ощущение, ее всегда отталкивал токсичный позитив. Год она изучала все, что связано с доульством, потом пошла на курсы. Чтобы побороть табу вокруг темы смерти в обществе, нужно начинать с себя: пытаться понять свое отношение к смерти, говорить об этом с близкими.
Доула успела поработать с разными кейсами: повторная эмиграция, расставание, смерть питомца. Но есть темы, которых она теперь сторонится: самоубийство (здесь чувствует себя неуверенно) и смерть родителей (здесь ощущает себя уязвимо).
— С родителями — моя непроработанная тема, потому что они живы. И я чувствую, что могу немножко проваливаться в себя, а мне бы хотелось полностью отдавать себя клиенту, — рассуждает Ольга.
Она подчеркивает: доулы смерти работают не только с биологической смертью. В жизни хватает неочевидных потерь, которые люди часто обесценивают.
— Я пропагандирую то, что любую потерю можно отгоревать. Начиная с того, что девочка становится девушкой, когда начинаются месячные: ты переходишь в новый статус, для кого-то это болезненно, — считает Ольга Липина.

«Любимой» неочевидной потерей, с которой удалось поработать, Ольга называет эмиграцию. Она сама уезжала из России на время, в 2022 году, вслед за бывшим мужем, работавшим в иностранной фирме. Вспоминает: хоть и не пришлось пережить бомбежку, но поначалу каждую ночь снились летящие ракеты. Липина говорит, что хотела помочь людям, но не знала как.
Тогда Ольге диагностировали тревожно-депрессивное расстройство, у нее начались панические атаки. Справиться помог курс доул смерти. Половина участников на ее потоке была из Украины, другая из России. Кто-то из студентов находился в эмиграции, кто-то проходил обучение прямо под обстрелами.
— Я была в упражнении с человеком, а она извинялась за то, что может пропасть связь, потому что она спустилась в бункер из-за летящих ракет, — рассказывает Ольга.
Прямой и теплый диалог с сокурсниками помог избавиться от неловкости и чувства стыда. На совместных сессиях они плакали и проговаривали, что чувствуют, успокаивали тех, к кому прилетел снаряд во двор и выбило все окна.
В дальнейшем это помогло не испугаться и предложить помощь доулы жене военного, который в тот момент находился в зоне боевых действий. Эту женщину Липина встретила на музыкальном фестивале в Петербурге: та слушала песню и плакала, а Ольга просто подошла и обняла ее. У них завязался разговор, доула оставила свои контакты.
— Весь вечер я провела с ней. Мое предубеждение ушло после этого кейса. Не было никакого контекста, который бы мешал помочь ей. Потому что у горя нет политических убеждений, нет религии и нет национальности, — заключает доула.

По мнению кризисного психолога Дарьи Гизатулиной, при утрате наиболее эффективен мультидисциплинарный подход, сочетающий работу доулы и специалиста по ментальному здоровью. Это позволяет соединить теплоту человеческого участия с профессиональной компетентностью.
— Доула должна выступать не заменителем психолога, а связующим звеном — тем, кто вовремя заметит, когда нужна помощь, и мягко направит человека к специалисту. Ее задача — быть рядом, слушать, поддерживать, но не брать на себя роль эксперта в области психического здоровья, — считает Дарья.
При этом недостаточная подготовка и размытие профессиональных границ могут навредить человеку. Выбор доулы смерти — шаг, требующий вдумчивости и внимания к деталям. По мнению Гизатуллиной, важно учитывать следующее:
1. Обучение и практический опыт
Прежде всего стоит выяснить, насколько специалист подготовлен: прошел ли специализированные курсы по сопровождению умирающих и горюющих, у кого обучался, какие методики использует. Теоретическая база — фундамент, без которого даже самые добрые намерения могут оказаться недостаточными. Не менее значим и практический опыт: работа в хосписах, взаимодействие с умирающими людьми и их близкими.

2. Причастность к ассоциации/профсообществу
Профессия доулы предполагает постоянную рефлексию и профессиональный рост. Поэтому полезно узнать, проходит ли специалист интервизию или супервизию, регулярно ли обсуждает сложные случаи с коллегами или наставниками. Это признак ответственного подхода: человек не замыкается в собственных представлениях, а сверяется с сообществом, что снижает риск ошибок. Наличие профессиональных связей, например, участие в ассоциациях паллиативной помощи, тоже служит хорошим индикатором вовлеченности в профессию и доступа к актуальным знаниям.
3. Договор оказания услуг
Не менее существенны этические ориентиры. Доула должна четко осознавать границы своей компетенции, понимать, где заканчивается ее зона ответственности и начинается поле работы психолога или психиатра. Хорошо, если она готова зафиксировать свои принципы в договоре: прописать объем услуг, гарантии конфиденциальности, правила взаимодействия. Это не формальность, а способ создать безопасное пространство для обеих сторон.
4. Понимание и спокойствие
При общении важно прислушаться к себе: возникает ли ощущение доверия, комфортно ли делиться переживаниями? Эмпатия без эмоционального выгорания, уважение к личным границам, толерантность к разным взглядам — качества, которые сложно измерить, но легко почувствовать в диалоге. Если специалист обещает излечить горе, критикует рекомендации врачей или уклоняется от подписания договора — это тревожные сигналы. Горе нельзя вылечить, его можно только прожить, и задача доулы — быть проводником в этом процессе.
5. Мнение со стороны
Не стоит пренебрегать рекомендациями: отзывы клиентов или коллег могут дать ценную информацию о стиле работы и репутации проводника. Выбор доулы — это поиск не просто профессионала, а человека, с которым возможно подлинное соприсутствие в трудный час. Именно баланс между компетентностью и человечностью создает опору, в которой нуждаются люди, столкнувшиеся с утратой.
*Принадлежит Meta, признанной в России экстремистской организацией


