«Язык создан для людей, а не люди для языка»

Русский язык сегодня — это поле битвы. Одни кричат, что он «гибнет» из-за «звОнит» и «кофе оно», другие с упоением придумывают новые слова и нормы.

В прошлом выпуске нашего подкаста «Надо больше хорошего» мы решили разобраться с русским языком: почему он такой сложный, кто на самом деле устанавливает нормы и можно ли его «испортить». В этом нам помогала доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и стилистики Уральского федерального университета Евгения Горина.

Почему некоторые правила кажутся нелогичными? Правда ли, что соцсети сделали нас безграмотными? Портят ли язык сленг и заимствования? Мы собрали главные тезисы нашего разговора, а полностью выпуск со всеми деталями и живыми примерами можно послушать здесь.

Почему русский язык такой сложный? В нем столько исключений и правил...

Русский язык велик и могуч именно потому, что он сложен. А сложен он потому, что появился не вчера.

Например, мы пишем «жи-ши» через «и», хотя слышим «ы», потому что когда-то звуки [ж] и [ш] были мягкими. Со временем они отвердели, а написание осталось, как памятник прошлому состояния языка.

Грамматика русского языка хранит множество таких «окаменелостей». Мы не можем сказать «победю» или «дудю» — эти формы режут слух, хотя логически должны существовать. Исторические чередования в глаголах («хочу» вместо «хотю») — тоже результат длительного развития.

Язык, изменяясь, сохраняет в себе следы своего прошлого, то есть вся история языка имеет отголоски и сегодня. И вот эти отголоски нам кажутся уже из сегодняшнего дня какими-то нелогичными, непонятными.

Кто придумывает нормы языка?

Язык — это демократичная система, потому что нормы определяет само общество. Сначала большинство выбирает определенную форму, дальше эта форма попадает в словарь и становится нормой. Кодификаторы лишь фиксируют то, как говорят образованные носители языка — люди с высшим и средним специальным образованием.

Но чтобы попасть в словарь, слово должно использоваться достаточное количество времени — это приличный отрезок времени, ничего не происходит очень быстро. Именно так меняются нормы: постепенно, через массовое использование. В общем-то, язык создан для людей, а не люди для языка.

Можно ли навязать какую-то новую норму?

История показывает, что искусственное изменение языка возможно только при условии жесткого контроля. Это может сделать только тоталитарная власть, которая использует средства запугивания в первую очередь. 

Яркий пример — советская языковая политика начала XX века, когда массово вводились новые слова и аббревиатуры, одновременно накладывались строгие запреты на «нежелательную» лексику. Такие изменения требуют тотального контроля над речевыми практиками. Ограничения должны быть очень серьезными, чтобы люди действительно боялись нарушать определенные границы. Но даже в этих условиях язык сохраняет способность к естественному развитию.

Становимся ли мы безграмотными?

Норма грамотности «плавает» отчасти потому, что мы с вами в новых технических реалиях. В условиях постоянной спешки и потока информации главное — быстро передать суть, а уж потом можно и поправить ошибки. Дай бог, слова написаны правильно. Суть передана, ничего не наврали — ну и слава богу, ставь скорее, а потом поправим. 

Что значит «мы стали безграмотными»? Мы стали более свободно относиться к языковым нормам. Возможность исправить на ходу, без какого-то привлечения внимания аудитории, конечно, делает нас более расслабленными.

Соцсети сильно влияют на то, что у нас появляется ощущение растущей безграмотности. Ведь в нашем огромном информационном поле большое количество непрофессиональных авторов. Раньше публичный текст проходил многократную цензуру, корректуру, вычитку, а сегодня каждый волен выставить текст без проверки. Информация в таком темпе сменяется, что нам важнее дать что-то свежее и привлекающее внимание.

Новая пунктуация: почему мы везде ставим тире?

Тире — удобный знак. Его поставить легче, когда мы печатаем (одна кнопка вместо двух). Также это эмоциональный, экспрессивный знак, который позволяет передать интонации. Кроме того, тире считается авторским знаком. Хотя часто его ставят безграмотно: вместо двоеточия или там, где лучше подойдут запятые. Борьба между двоеточием и тире — вечный бич всех пишущих и вечная боль корректоров.

Сленг портит или обогащает язык?

Молодежный сленг — самый быстроизменчивый. Сегодня «краш», завтра «кринж», а послезавтра это уже не говорят. Думаю, что нынешние пятиклассники и одиннадцатиклассники уже могут друг друга не понять.

Сленг каждого поколения отражает процессы, которые происходят в обществе. Сейчас очень много англицизмов и терминов из компьютерных игр — это сигнал сегодняшнего дня.

Язык может впитать все, что нужно людям. Остается только то, что действительно необходимо. Поэтому поток заимствований — это нормально. Шелуха уйдет, а нужное останется.

А что делать с феминитивами?

Наверное, самый правильный подход — согласиться с тем, как человек сам считает нужным себя называть. Я думаю, что выход вообще в этом, чтобы не пороть горячку. Если дама предпочитает говорить о себе «авторка», то мы можем просто с этим согласиться и называть ее именно так. А если другая предпочитает слово «автор», то мы тоже можем принять это. 

Как и заимствования, так и феминитивы, всегда будут вызывать определенный ажиотаж, споры, недовольство, высказывания по поводу извращения языка. Потому что это то новое, что всегда будет восприниматься с трудом.

Желание сохранить какие-то языковые границы, не впускать сюда что-то чужеродное — это одна из разновидностей заботы о языке. Всегда будут любители нового и всегда будут пуристы — те, кто борется за чистоту языка. Они редко когда могут договориться, но язык сам решит эту проблему.

Поэтому не стоит нам драться из-за «авторки», «авторши» или «автора.

Почему канцелярит так бесит?

Канцелярит — это когда простые вещи говорят сложно. Это профессиональная речь чиновников, их способ оформлять мысли, вид общения в деловой среде.

Худо, когда он выходит за пределы своей сферы. И вместо «он был пьян» мы получаем «водитель был в состоянии алкогольного опьянения». Иногда канцелярит используют, чтобы спрятать что-то: его тяжело слушать, сознание плывет, внимательность теряется. Задача журналиста — сформулировать на человеческом языке.

Особенно опасно, когда такие формулировки используются в объявлениях, связанных с безопасностью, например, предупреждениях о падении снега. Мы не понимаем их быстро и легко.

Зачем нужен «новояз»?

«Оптимизация», «реструктуризация», «хлопок» вместо «взрыв»: почему появляются такие слова?

Эзопов язык, или «новояз», был всегда. Это способ говорить о сложном, не называя вещи своими именами. Иногда, чтобы смягчить смысл, иногда, чтобы скрыть его. Язык действительно может помочь нам стать более чуткими в общении, но может и искажать реальность. Как правильнее сказать, мы будем тверже знать, если власть и ситуация в стране более стабильна. 

Если есть какие-то конфликты, серьезные опасности, риски, естественно, мы с вами тоже можем быть не уверены. А завтра можно будет это слово использовать или нельзя? Отсюда и плодится множество разных формулировок.