В последние годы в медийной и культурной среде Екатеринбурга есть расхожее мнение о том, что город перестал развиваться и начал уступать другим миллионникам — Казани, Нижнему Новгороду, Красноярску и даже Перми — в первую очередь по благоустройству, транспорту, дорожным сетям, культурным и деловым мероприятиям.
Среди прочего прекратили существование (временно или навсегда) такие самодостаточные проекты, как фестиваль «Слова и музыка свободы», Уральская индустриальная биеннале, фестиваль «Карт-бланш», издание Znak.com и многие другие. А еще Екатеринбург покинули важные культурные, общественные и журналистские деятели, которые определяли образ города на протяжении последних десяти лет.
Мы поговорили с горожанами, которые по-прежнему создают локальные проекты, о том, что происходило с Екатеринбургом последние годы и действительно ли он стал похож на провинцию.
Дмитрий Москвин, исследователь, экскурсовод, основатель центра авторских экскурсий «Екбгуляем»
Фото: Марина Молдавская / It's My City— Не буду называть провинциализацией происходящее с Екатеринбургом. И сформулирую без эмоциональных лозунгов. Речь, скорее, про упущенные в 2010-х возможности, которые оборачиваются обвалами как мифов, за которыми мы все прятались, так и конкретных системных основ городской жизни.
Проблемы по нарастающей стали накапливаться с 2018 года. К тому моменту был демонтирован прежний городской режим, просуществовавший около четверти века. Развалена команда управленцев, у которых был свой проект будущего города. Не самый лучший проект, меркантильный, но за ним была конкретная политическая субъектность. После ее упразднения не была сформирована новая команда и не появился новый проект развития города. Из потенции с элементами амбиции все обернулось инерцией с тяжелыми якорями на руках и ногах.
Никакой субъектности, заинтересованной в развитии города, не наблюдается примерно шесть лет.
Не многие обращают внимание, что за последние два десятилетия состав жителей Екатеринбурга значительно изменился. Город численно рос за счет миграции, а не рождаемости. Откуда и кто ехал, увы, не интересовало ни социологов, ни управленцев. Можем только выдвигать гипотезы о заинтересованности приехавших во всех тех замечательных проектах, которыми город прогремел в 2000–2010-е. А также о желании и готовности брать на себя бремя ответственности за будущее этого города. К сожалению, реальных фактов у нас нет.
Это, кстати, вообще отдельный повод для разговора — чудовищно низкая осведомленность о горожанах в Екатеринбурге. Академическая наука не сделала ни одной серьезной попытки изучить социологию и антропологию города, политологи не написали ни одного заметного труда о городском режиме и принципах управления городом. Мы себя вообще не изучаем, что не о провинциализме говорит, а о необоснованной мнительности и близорукости. Единственный серьезный сдвиг последних 15 лет — это история города. Мы хотя бы стали понимать истоки и перипетии городского прошлого.
Немаловажным я вижу изменения состава молодежи в Екатеринбурге. Нынешняя образовательная система создала студента-кочевника: он получил школьное образование в одном регионе, бакалавриат окончил в другом, магистратуру освоит в третьем, а работать устроится, где захочет. Современный студент не ощущает своей связи ни с прошлым, ни с будущим города. Молодежь несубъектна в отношении городского развития. Например, когда-то «Весна УПИ» был брендовым молодежным и городским фестивалем, на который ехали со всей страны. Представить сейчас что-то, создаваемое студентами, и чтобы на это добровольно собирались сотни и тысячи иногородних, увы, невозможно. Говорю не в укор молодым, а просто фиксирую как данность.
Эти факторы и ряд внешних обстоятельств стопорят развитие города. Ресурсы жирных 2010-х упущены навсегда. Последствия такой расточительности стали в этом году очевидны: обвал системы общественного транспорта, чудовищное состояние улиц и особенно тротуаров, отсутствие возможностей развивать новые средства мобильности — самокаты и велосипеды. А также усугубление экологического состояния города и бесконтрольная застройка, которая аукнется еще дополнительным набором проблем к 2030-м.
Мы долго бродили в зарослях мифов, активно культивируемых местными медиа. Все эти лозунги о столичности, сверхпродвинутости, уникальности Екатеринбурга были на короткое время удачным маркетингом для внутреннего потребления.
Внешний мир что-то о Екатеринбурге расслышал, но ничего не понял и вникать в суть не стал. Хотел бы ошибиться, но, кажется, никакого внешнего образа города — зачем в него ехать и в чем его суть — не сформировано. Один из крупных городов на карте страны, иногда громко что-то выкрикивающий, но не всегда подтверждающий выкрик делом. Развитие города — это не количество и высота новостроек, а модернизация всех сфер его внутренней жизни.
Евгений Фатеев, сооснователь фестиваля «Стенограффия», руководитель креативного агентства Streetart, писатель
Фото: Марина Молдавская / It's My City— Мы живем в особенном городе. Среди остальных Екатеринбург выделяется тем, что очень погружен в себя. Это город, находящийся в состоянии романа с самим собой. На внешнее отвлекается редко, зато свои внутренние проблемы может вывести на федеральный уровень.
Екатеринбург долго жил внутренней жизнью и не претендовал на статус «третьей столицы», когда волжские города боролись за это звание. В этом смысле непровинциальность Екатеринбурга отмечают многие гости города. И действительно, в масштабах страны у нас было и есть много крупных проектов — от музыки до общепита, от бизнеса до медиа.
Эта естественная непровинциальность была нашим достоянием, но мы начали ее утрачивать. Екатеринбург провинциализируется. Сейчас запускаются процессы, у которых длинные инерции. По некоторым признакам еще вроде может казаться, что еще ничего страшного, но когда станет понятно, будет уже поздно.
Наиболее экспертно я могу говорить о сфере искусства и креатива. Я вижу сбой в смене поколений: не родились умные и стратегические партнеры, уехали и уезжают перспективные молодые люди, исчезла медийная среда, истончился слой активной публики. Пропали целые явления. Наши люди перестают ставить перед собой амбициозные задачи.
Я не говорю о том, что зацикленность Екатеринбурга на себе — это плохо. Самодостаточность — это здорово. При этом, если обратить внимание на урбанистику, то, например, в Сочи и в Казани дела идут получше. Даже в той же Перми уже и не найдешь такого раздолбанного троллейбуса в центре города, как у нас. Хоть сейчас и стараются транспорт менять.
У вас нет такого впечатления, что мы что-то потеряли? Утратили то, что было раньше? Скажем, в 2000-е. Откуда-то брался интересный молодняк, которому нужно было самореализовываться, доказывать что-то миру. Не сиделось им на месте. Сейчас я вижу совсем другую публику. Не вижу этих неупокоенных сумасшедших, их стало меньше.
На смену акторам пришли потребители. Они думают: «Схожу, куплю оранжевые кеды и буду очень продвинутым. Завтра схожу на семинарчик в статусное место». Раньше делали много классных вещей, сейчас это у нас заменилось мероприятиями: «А давай фестивальчик сделаем!» Завтра уже ничего от этого не останется.
В Екатеринбурге сейчас тратится много сил и денег на культуру, но все на событийку. Я глобально не против фестивалей и событий, но на них надо приходить с чем-то — с новыми идеями, искусством. Искусство делают не фестивали. Для создания нового нужно много факторов, это особенный процесс. Что-то стоящее получается в результате бурления, должен быть драйв. Сейчас я такого не наблюдаю.
Евгений Волков, руководитель архитектурного бюро R1.lab, участник арх-группы Podelniki
Фото: Марина Молдавская / It's My City— За последние четыре года Екатеринбург изолировался, но не провинциализировался.
Изоляция — это состояние, в котором сейчас находится вся Россия. Мы отрезаны от мирового культурного обмена. Раньше в Екатеринбурге происходило много международных событий. Не так давно был конкурс архитектурных концепций на новое здание Свердловской филармонии, в котором победило бюро «Заха Хадид». На наших глазах Норман Фостер строил штаб-квартиру РМК. А сколько международных спикеров приезжало на «Форум 100+»! Екатеринбург был очень встроен в международную архитектурную повестку, а сейчас мы изолированы — так же, как и вся Россия.
После изоляции мы потеряли моральное ощущение себя частью большого мира. Я помню времена, когда из Екатеринбурга летали Lufthansa во Франкфурт, British Airways в Лондон, Air France в Париж. В конце 1990-х Екатеринбург был мировым городом. И, конечно, сейчас это далеко не так. В начале 2000-х в моем институте были дни австрийской архитектуры, которые организовывало консульство Австрии. Приезжала целая делегация архитекторов.
Для меня провинциальность — это про среднее качество, которое позиционируется как самое лучшее. Когда люди вешают себе на грудь медальки и говорят, что у них все уникальное, самое большое здание в форме лепестка лотоса или птицы с распростертыми крыльями. А по факту речь идет о доме, сделанном из белого пластикового профиля с синими стеклами.
В Екатеринбурге есть сильная конкурентная архитектурная среда. Здесь много сильных бюро и открытый рынок, работает много компаний из Москвы и Санкт-Петербурга. Некоторые девелоперы все еще умудряются привлекать иностранных архитекторов. Качество проектирования архитектуры не упало.
За 20–25 лет Екатеринбург успел накопить достаточно много компетенций, которые в первую очередь применяются в частных девелоперских проектах. Есть большой провал в городских проектах, которые делает муниципалитет. Например, улица Вайнера могла бы выглядеть по-другому. Но в то же время это особенность Екатеринбурга как города частной инициативы, «города храбрых». Все самое лучшее здесь делается частными лицами. В Казани, например, по-другому: потрясающее благоустройство спущено сверху, а низовой инициативы и бурного развития девелопмента, как у нас, нет.
Евгений Кексин, ресторатор, сооснователь баров «Молодость», «Огонек», Alibi
Фото: Марина Молдавская / It's My City— Я чувствую, что Екатеринбург сдает позиции. Вижу, что круто развиваются Казань и Нижний Новгород. Но с Казанью сложно сравнивать, потому что им помогает особый республиканский статус. На стороне Нижнего хороший идейный губернатор и близость к Москве. А Екатеринбург как будто прошел свою историю в 2000-е и 2010-е, когда был большой взлет во всех сферах.
В общепите и барной индустрии такая же история. Далеко отстаем. Да, есть несколько крутых ресторанов и классных рестораторов. Но если перенести их проекты в Москву, то они проиграют конкуренцию. Даже с моим «Огоньком» в столице, наверное, нечего ловить.
Последний год я прожил в Москве и особенно прочувствовал разницу, когда мы открыли филиал бара «Молодость». Нужно было приложить намного больше усилий и финансов, найти серьезную команду и потратить больше времени, чтобы сделать качественный продукт для Москвы. А открывались мы, как в Екатеринбурге: сроки поджимают, арендная плата высокая, а мы все сделаем быстренько. На шару открыть не получилось. Да и не скажу, что московская «Молодость» хорошо работает.
Владислав Постников, главный редактор издания «Вечерние ведомости»
Фото: It's My City— Екатеринбург подвержен тенденциям, которые наблюдаются в целом по стране. Странно ожидать у нас проведения большего числа событий или строительства большего числа объектов, которые принято считать атрибутами столичности, в нынешнее «спецоперационное» время.
Но в разрезе страны Екатеринбург по-прежнему остается той самой третьей столицей, уступающей по совокупности культурных и социально-экономических критериев только Москве и Питеру, пусть и не с таким явным преимуществом над остальными городами России, как это было 10–15 лет назад.
Провинциализируется ли город? В какой-то мере да. Если брать внешние атрибуты, то общественный транспорт — один из ярких тому показателей. То же самое можно сказать про застройку в последние годы. Да, появился, например, офис РМК по проекту бюро Нормана Фостера, но это было в совершенно другое время.
Если брать невидимые глазу явления, я бы отметил сферу политики. Как наблюдатель и участник выборов с почти 15-летним стажем, могу сказать, что Екатеринбург многие годы отличался высоким уровнем политической конкуренции, сейчас этого нет. Всегда была борьба «ноздря в ноздрю» если не между партиями, то между бизнес-группами. Последние такие выборы были в 2018 году. Снижение конкуренции всегда ведет к итоговому снижению уровня услуг — что в политике, что в экономике.
В том же 2018 году была снесена наша телебашня. Многие могут сказать, что это несущественное событие, но в объекте был заложен важный символический смысл. История строительства телебашни — это как раз про историю столичных амбиций нашего города. Ведь железобетонные телебашни строили только в столицах союзных республик — Москве, Баку, Вильнюсе, Таллине. Даже Питер довольствовался телевышкой из металлоконструкций.
А у нас замахнулись на столичную телебашню с вращающимся рестораном и смотровой площадкой. Не доведя этот проект до конца и взорвав телебашню, нас в какой-то мере уравняли со множеством провинциальных городов.
Но если брать еще одну невидимую с первого взгляда сферу, культуру, то Екатеринбург никак не назвать провинциальным городом. Попадалось на глаза исследование, в котором говорилось, что Екатеринбург занимает первое место в России по числу театров на душу населения. И ведь эти театры заполнены! Как-то приехали родственники со стороны жены в Екатеринбург с желанием посетить театр, так билеты невозможно купить: все раскуплено задолго до постановок.
Екатеринбург сделал рывок в период примерно с 1997 по 2013 год. После этого начался естественный откат. Он вызван где-то внутригородскими причинами, где-то общероссийскими. По понятным причинам стало меньше международных мероприятий, я имею в виду те, где из иностранных гостей не только представители Беларуси, Ирана и Китая.
Ну и у Екатеринбурга, когда городом и областью руководили местные политики, были амбиции. Сейчас таких амбиций нет. А муниципальные и государственные управленцы мало того что не местные, так еще и в большинстве своем выходцы из силовых структур. А силовикам свойственна исполнительность, но не инициативность — они не мыслят масштабными проектами, выделяющими город, на будущее.
Инфраструктурно это проявляется в нескольких аспектах, например, метро в Екатеринбурге перестали строить в 2012 году. На текущий момент мы единственный город с действующим метрополитеном, в котором не строится ни одной новой станции. В Новосибирске и Самаре хотя бы по одной станции, но строится. Скажете, что в бюджете нет средств? Но до 2012 года в части бюджетообеспеченности у Екатеринбурга ситуация была не лучше, однако метро строили, причем с колоссальной долей финансирования из муниципального бюджета, потому что была политическая воля руководства города.
В плане высотного строительства тоже: все-таки небоскребы — это имиджевые проекты. Но все небоскребы в Екатеринбурге были заложены в период с 2004 по 2012 год. После 2013 в городе не заложили ни одного здания выше 99,9 метра — это отметка, дальше которой необходимы согласования в Москве. Которые нынешние застройщики проводить не желают, сосредотачиваясь на максимально быстрой сдаче новых квадратных метров с максимальной для себя выгодой.
Владислав Деревянных, бренд-дизайн директор РА «Восход», участник проекта «Дизайн-код Екатеринбурга»
Фото: Марина Молдавская / It's My City— Сегодня есть большой запрос на провинцию. И если еще несколько лет назад слово «провинция» звучало обидно, сегодня я замечаю, что люди, наоборот, очень сильно гордятся, что они из провинции. То есть происходит глобальная децентрализация. Если раньше все хотели жить в Москве, Питере и больше нигде, сегодня, напротив, есть обратный отток специалистов в регионы. Слово «провинция» зазвучало немного иначе.
Что касается развития, то действительно на сегодня Екатеринбург стагнирует. В предыдущие годы город набирал мощность и известность во всех сферах и, казалось, затмевает всех остальных по своей региональной мощи.
А сегодня Екатеринбург действительно начинает слабеть, вернее, не продолжает так же активно развиваться, как раньше. Соседние, условно конкурирующие, города набирают темп роста, в то время как Екатеринбург его замедляет. И так во многих сферах.
Наш город продолжает оставаться в топе, но тенденция не может не расстраивать. Стоит оглянуться по сторонам и посмотреть, как изменились Пермь, Тюмень и Челябинск. Необходимо что-то предпринять, чтобы не упускать наше лидерство за пределами центральных регионов.
It`s My City