«В газетах по этому поводу ни гу-гу. Все спокойно»

Об этой истории, несмотря на ее масштабы, не написали газеты. Даже наоборот, именно из-за числа пострадавших советская власть захотела утаить любую информацию о происшествии. Но благодаря следственным делам репрессированных о трагедии все-таки стало известно: материалы по арестованной группе свердловской молодежи рассказали о неизвестном происшествии 15 мая 1940 года — взрыве в штабе Уральского военного округа, унесшем жизни десятков людей.

Автору телеграм-канала «Репрессии в Свердловске» Олегу Новоселову удалось найти уникальные свидетельства той трагедии и пообщаться с сыном погибшего, который подтвердил информацию о взрыве. Специально для It’s My City Олег рассказывает, что случилось в городе 83 года назад. 

Фото: Мария Рубинина / It’s My City

«Минская финна»

Десять молодых свердловских студентов, связанных дружескими и родственными связями, арестовали в конце 1940 года. Их обвинили в создании антисоветской повстанческой организации из-за того, что они периодически собирались на квартирах и в ходе застолий обсуждали текущие новости и события в городе. Во время обысков у них изъяли личную переписку, которая, судя по всему, велась через доверенных лиц, а не через почту. В этих текстах бесцензурно и на сленге того времени впервые упоминают о взрыве 1940 года. 

Отрывок из письма от 12 июня 1940 года:

«...Теперь о „минской финне“ (так они называют взрыв в помещении Уральского военного округа, возможно, это связано со слухами, что взорвались финские мины — прим. ред.). Количество жертв по данным еланских официозов явно преувеличено — на самом деле, примерно 60–65 чел. убитых и 100–150 раненых. Точная цифра неизвестна для обывателей, исключая, конечно, градоправительский институт. В газетах по этому поводу — ни гу-гу. 

На Шипке все спокойно (название триптиха Василия Верещагина, изображающего трагическую гибель русских солдат при попытке командования скрыть плачевное состояние армии — прим. ред.).

Был даже пущен вариант с кинолентами (имеет в виду одну из предполагаемых причин взрыва — прим. ред.), который, надо полагать, исходил тоже из Управления по Свердл. обл. (имеет в виду Управление НКВД по Свердловской области — прим. ред.) и т. д. и т. д. Но вариант этот слишком наивен, так как наивно полагать, чтобы в помещении штаба был склад кинолент. Более подходящий вариант, составленный из слухов, а именно на 15 мая в помещении УралВО было совещание комсостава плюс ожидали приезд Щаденко (Ефим Щаденко, армейский комиссар 1-го ранга, наивысшее звание в Красной армии — прим. ред.), но он запоздал. 

Взрывы (их было два) были направлены: один на зал заседания комсостава, другой через несколько минут около выхода. После первого взрыва народ бросился к выходу, а тут как раз во время паники 2-й взрыв, обрушение потолочного перекрытия и... мясорубка. Следует отметить, что телефоны штаба были кем-то на это время выключены, были выключены и пожарные краны. Не слыхал я что-то, чтобы вспышка кинолент пробивала потолочные перекрытия в 3 этажах, как было здесь. Ясно, что это была диверсия. Но кого?..»

Материалы следственного дела, ГААОСО фонд Р-1, оп.2, ед. хр.44066

Упоминания о взрыве в материалах дела появляются и в ходе заседания суда Военной коллегии в 1941 году:

Подсудимый Игнатьев:

«По просьбе Черемных я писал в своем письме о взрыве в штабе УралВО то, что слыхал от Савчук, сестра которого якобы работает в редакции газеты „Красный боец“. Указанные в моем письме сведения о количестве жертв во время взрыва, возможно, неправдивые, но т. к. я верил слухам, то говорил, что не может быть взрыва от каких-то кинолент».

В показаниях на допросах арестованные дают сведения о том, что кто-то из горожан в личных беседах злорадствовал о взрыве в здании штаба. Один из арестованных даже строил версии, что если это была диверсия, то такие взрывы необходимо было бы организовать одновременно в здании Горсовета и в здании управления НКВД Свердловской области. Впрочем, это могло появиться в материалах дела с подачи следователей, чтобы усилить доказательства вины арестованных.

Студентов осудили по политической 58-й статье за контрреволюционную деятельность. Все они получили от 6 до 10 лет лишения свободы. Четверо из 10 погибли в лагерях. Двое из них дожили до 1990-х годов и похоронены в Екатеринбурге.

Никаких сообщений и некрологов

В истории Свердловска нет информации о взрыве в штабе УралВО. Попытки найти хоть какую-нибудь информацию в периодических изданиях тех дней не дали результата. Историк Свердловского краеведческого музея Любовь Двинских, а также историк и заведующий научно-информационным центром Музея истории Екатеринбурга Евгений Бурденков ничего об этой трагедии не знают, как и их коллеги. Что же тогда случилось? 

15 мая 1940 года пришлось на среду. Строительство военного штаба, которое велось с 1937 года, недавно закончилось. Главный архитектор комплекса зданий Алексей Дукельский не дожил до окончания строительства — его расстреляли в ходе Большого террора. Руководителей военного округа Илью Гарькавого и Матвея Василенко, для которых, собственно, и строился штаб, расстреляли по делу Тухачевского в 1937 году.

Комплекс зданий военного штаба вместе с Городком Чекистов ярко выделялся на фоне дореволюционной малоэтажной застройки города. Фото: Государственный архив Свердловской области

Сразу после трагедии, с 16 по 18 мая, свердловские газеты писали про избирательную кампанию в Карело-Финской ССР — восторженные статьи о крупных митингах в поддержку советской власти в Выборге, про весенний сев картофеля, подробно освещали события в Западной Европе — неудачи союзных войск в Бельгии, которые отступали под натиском немецкой армии к Дюнкерку. Официальная газета Уральского военного округа «Красный боец» в эти дни красочно описывала радость новобранцев Красной армии и успехи участников военных сборов. Но никаких сообщений о происшествиях или некрологов военных, печатавшихся обычно на последних страницах газет, в периодике не было.

Взрыв в самом центре 400-тысячного города с десятками погибших, большинство из которых военные, в только что открывшемся здании главного военного штаба — это чрезвычайное происшествие в масштабах всей страны. Безусловно, о нем доложили в Москву. 

В 1930-е годы советская власть боролась с мнимыми террористическими организациями, предотвращая диверсии, выдуманные в кабинетах НКВД. Во время истерии и поиска врагов народа взрыв в штабе Уральского военного округа, унесший жизни десятки военных, невозможно было объяснить несчастным случаем. Партийное руководство и управление НКВД Свердловской области не могли себе позволить признаться в промахах хоть в случае диверсии, хоть в случае халатности.

Сейчас вычеркнуть такое событие из истории не удалось бы, но в середине XX века власть имущим это казалось возможным. В тоталитарном государстве с контролируемыми органами печати нежелательная информация остается не записанной, но все равно передается из уст в уста и остается в памяти людей.

Единственные свидетели

Единственное воспоминание о взрыве, которое было известно до этого, появилось на экскурсии исследователя советского авангарда Игоря Янкова. Респондентка, у которой исследователи брали интервью, жила в 14-м корпусе Городка чекистов. Она вспомнила, что весной 1940 года будучи ребенком видела из окна своей квартиры, как в санчасть Городка чекистов доставляли раненых. По ее словам, в здании штаба был взрыв из-за испарений от кинопленки. По всей видимости, версия о кинопленках была преподнесена жителям города как основная.

Спустя 83 года после взрыва на кладбищах Екатеринбурга удалось найти несколько человек, умерших 15 мая 1940 года. Двое из них на момент смерти были действующими военными. С большой долей вероятности это были те, кто нам нужен. Обе могилы ухоженные и посещаемые.

Николай Петрович Бегильдеев. Фото: интернет-аукцион meshok.net

Первый из них — Николай Петрович Бегильдеев — похоронен на Михайловском кладбище. К маю 1940 года в звании комбрига он занимал должность начальника инженерных войск Уральского округа. С помощью социальных сетей удалось разыскать его родственников. Все, что им было известно — это то, что их дед погиб в результате пожара и обрушения кровли. Эта информация подтверждала версию о его гибели в здании штаба.

Могила Бегильдеева Николая Петровича и его супруги на Михайловском кладбище. Фото: Мария Рубинина / It’s My City

«Нам сказали, что ничего не было»

Вторым из найденных оказался Наум Леонтьевич Эдельштейн, также похороненный на Михайловском кладбище. Его сын стал ученым, известным специалистом в области поиска полезных ископаемых, поэтому найти его контакты удалось достаточно быстро.

Леонтий Наумович Эдельштейн был сильно удивлен, что кого-то заинтересовала история гибели его отца. Многолетние поиски и обращения в военные архивы приводили только к отпискам. Нас встретил жизнерадостный мужчина, который несмотря на возраст (87 лет) ведет активный образ жизни. Беседа создавала совсем другое отношение ко времени. В 2023 году мы обсуждали 1930–1940-е годы, как будто это было совсем недавно. Но для Леонтия Наумовича связь с тем временем не потеряна — это история его родителей и его самого.

Фото: Мария Рубинина / It’s My City

— Я родился в Урюпинске Волгоградской области. Отец, видимо, был немецким евреем, так как фамилия Эдельштейн переводится с немецкого как «благородный камень». Отец с матерью познакомились при строительстве тракторного завода в Сталинграде (Сталинградский тракторный завод им. Дзержинского был открыт в 1930 году — прим. ред.). Вместе вступили в партию. В конце 1930-х годов отца, видимо, направили в Свердловск. Я помню очень хорошо, что мы жили в здании «Центральной гостиницы» как военнослужащие.

Фото: Мария Рубинина / It’s My City

В 1935 году Наум Эдельштейн окончил курсы командиров летной авиашколы в Ленинграде. С декабря 1937 года был в штате первой авиаэскадрильи Уральского военного округа. Преподавал летное дело, учил курсантов.

Своего отца я знаю только по фотокарточке. Он погиб в 1940 году в штабе УрВО, мне было четыре года.

Фото: Мария Рубинина / It’s My City

Мать рассказывала, что отец был членом партии, ему было 30 лет. Он был в отпуске, но пришел в штаб, видимо, проведать кого-то. Когда [15 мая 1940] началась какая-то заваруха, он побежал на четвертый этаж в свой кабинет, чтобы забрать пиджак с партийным билетом. А в это время обвалился бетонный потолок, ему разбило голову. У меня есть фотография отца, где он лежит в гробу, у него на голове белая повязка, а на лице и руках ожоги.

Вместе с ним погибли его друзья, сослуживцы, много офицеров, но эти могилы уже давно заброшены. Они находились правее от памятника «дятловцам» (группа погибших в феврале 1959 года туристов под руководством Игоря Дятлова — прим. ред). Были металлические пирамидки с красными звездами. На их месте теперь либо новые могилы, либо ничего нет. Их фамилии я не помню.

Группа офицеров УралВО. Фото: Л.Н. Эдельштейна

Наум Леонтьевич Эдельштейн. Фото: Л.Н. Эдельштейна

Прямо за могилой «дятловцев» были похоронены солдаты (братская могила — прим. ред.), сейчас там тоже ничего нет. Говорят, человек 50 было ребят, все они погибли при взрыве. Там был памятник, но сейчас его уже нет.

Клавдия Степановна и Леонтий Наумович Эдельштейн. Фото: Л.Н. Эдельштейна

Во время похорон была большая демонстрация. Толпа шла по проспекту Ленина в сторону Михайловского кладбища. Был целый кортеж с гробами, везли их на машинах. Все это со слов матери, а мне было четыре года, брату два.

Мать рассказала мне о смерти отца, когда мне было примерно 10 лет. С тех пор я каждый год хожу на кладбище к отцу, но не помню, чтобы встречал семьи других пострадавших, похороненных вблизи могилы отца.

Фото: Мария Рубинина / It’s My City

«Почему не ответить сыну, кем был его отец, как он умер?»

— Я всю жизнь интересовался судьбой своего отца, почему он погиб. Пока был маленький, никуда, конечно, не мог писать, а как повзрослел, начал делать запросы. В 1998 году я писал в Подольск, где находится центральный архив Минобороны. Они прямо написали, что ничего не было. Я думаю, что все засекречено. 

Также в 1998 году мне ответили из Москвы, что государственный военный архив не располагает личным делом и карточкой моего отца, есть только лишь отдельные сведения о его службе. Каких-либо сведений о гибели людей 15 мая 1940 года в просмотренных документах не обнаружено. Мне обидно, что никаких данных я так и не получил, все отписки и отписки. Почему не ответить сыну, кем был его отец, как он умер?

Справка 18.11.1954 года. Фото: Мария Рубинина / It’s My City

Я думаю, что это была диверсия перед войной. Моей матери объяснили, что в подвале якобы загорелась пленка, был пожар. Но как от пожара мог обвалиться бетонный потолок? Я уверен, что это была диверсия. Жалко отца, ему было всего 30 лет. Может быть, у меня судьба по-другому бы сложилась, если он был бы жив. 

Леонтий Наумович в пилотской шапке своего отца. Фото: Мария Рубинина / It’s My City

***

Во время поездки на Михайловское кладбище Леонтий Наумович показал место, где располагалось братское захоронение солдат, погибших при взрыве. Сейчас на этом месте два вытянутых могильных холма без каких-либо надгробных сооружений.

На запрос в муниципальную похоронную службу о захоронениях на Михайловском кладбище в результате майского происшествия 1940 года пришел ответ, что такими данными служба не располагает.

Фото: Мария Рубинина / It’s My City

***

Мы направили официальные запросы в Российский государственный военный архив и Центральный архив Министерства обороны. Ответов от ведомств пока не поступило. По какой причине произошел взрыв, нам до сих пор неизвестно.

Нам удалось пообщаться с человеком, который проходил срочную службу в здании штаба в 1990-е годы. Он подтвердил информацию о том, что в центральной части здания находится кинозал.

Таким образом, на данный момент наиболее реалистичной выглядит версия о взрыве боеприпасов или каких-либо реактивов для проявления пленок в результате пожара. Но также нельзя исключать и остальные версии до получения официального ответа от военных ведомств о результатах расследований тех лет.