Моего деда забрали в гитлерюгенд и отправили воевать

Бывший губернатор Свердловской области Эдуард Россель на днях заявил, что в регионе хотят создать некую территорию для проживания этнических немцев — немецкую слободу. По его мнению, это поможет вернуть на Урал немцев, многие из которых обосновались здесь после Великой Отечественной войны, но после распада Союза стали уезжать на историческую родину.

Еще двадцать лет назад немцами называли более 22,5 тысячи жителей Свердловской области, а в 2020 году их количество сократилось втрое — до 7,2 тысячи. Одни действительно уезжают в Германию целыми семьями, другие ассимилируются и их дети уже полностью считают себя русскими. Есть и те, кто живет на две страны.

It’s My City поговорил с семьей уральских немцев, большая часть которой все-таки решила перебраться в Германию. Елена и Анастасия Саламатовы (Вотти) рассказали об истории их семьи — неудобном прошлом дедушки, которому пришлось послужить в гитлерюгенде, жизни немцев в послевоенном СССР, где их долго считали «неблагонадежными» или фашистами, возвращении семьи на родину и ее отношении к новой большой войне в Европе.

Антонина и Иван Вотти, долгое время жили в СССР, переехали в Германию в 2000-е

Фото предоставлено Еленой Саламатовой

— История нашей семьи в России восходит к бабушке Антонине (Антонии) и дедушке Ивану (Янушу) Вотти. Антонина родилась на Алтае в одной из немецких деревень, образованных после гонений и распространенных в этом регионе. По одной из версий, ее предки приехали в Россию как гувернанты. 

Родители Антонины родились в Российской империи, еще до революции. Ее отца в 1939 году отправили в ссылку. Не знаем, за что конкретно, но думаем, что не последнюю роль в то предвоенное время сыграла его национальность. Антонина пережила Великую Отечественную войну на Алтае, и уже после нее попала в Казахскую ССР — их семью снова переселили.

Иван Вотти родился в Будапеште, в Венгрии. Его отец был венгром, а мама немкой. Во время Второй мировой его город захватили нацисты, все мужское население с оккупированных территорий, в том числе и подростков, отправили служить в немецкие войска. 

Тогда забирали даже 11-летних мальчиков, родители Ивана опасались призыва их сына, поэтому поменяли в документах дату рождения. Однако война затянулась, и в 12 лет его все равно забрали в гитлерюгенд (молодежная организация в нацистской Германии, которая с 1943 года также начала участвовать в военных действиях — прим. ред.)

Он успел поучаствовать в одном бою, очень испугался, когда рядом с ним убило мальчика, в итоге смог убежать с фронта. Понятно, что он не был каким-то идейным нацистом. Однако в нашей семье до сих пор неловко об этом говорить, хотя мы понимаем, что он попал туда почти ребенком и совсем не по своей воле.

Иван бежал из разрушенной Европы в поисках лучшей жизни и в итоге решил уехать в СССР. Зная свое прошлое и опасаясь проблем, он прошел границу нелегально через Закарпатье. Каким-то образом смог устроиться на железную дорогу. Так и работал в разных частях Союза, однако позднее обосновался в одном из сел на севере Казахской ССР. 

Когда Иван получал документы в Союзе, его имя переписали, чтобы с этим точно не возникло никаких проблем. Изначально его звали Януш Антул Уолти, в советских документах он числился как Иван Иванович Вотти. Фамилия изменилась, так как в паспортном столе букву «t» перепутали с «l». Бабушка тоже была записана как Антонина, но на самом деле была Антонией.

Отказ от родного языка и стереотипы о фашистах. Как жили немцы в послевоенном СССР

— В самом Союзе им было тяжело. Совместная жизнь Ивана и Антонины началась после войны, у советских людей к немцам тогда было отношение явно негативное, многие не видели разницы между нацистами и немцами. В жизни деда была одна драматичная ситуация: в молодости, еще до встречи с бабушкой, он сделал предложение одной девушке. 

Прямо на их свадьбе отец невесты, зная о прошлом дедушки, назвал его фашистом. Дед не смог смириться с этим оскорблением и ушел прямо с торжества. Больше никогда не встречался с их семьей.

В селе Вотти пусть и не скрывали своих немецких корней, но все равно много про это не рассказывали. Дома они не говорили по-немецки, хотя русский для них обоих не был родным языком. Наверняка не хотели, чтобы дети переняли их язык.

Фото предоставлено Еленой Саламатовой

Иван каким-то образом знал около восьми языков, видимо, из-за того, что в юности ему пришлось бежать от войны, жить и работать во многих странах Европы. Русский он начал учить уже будучи взрослым, всю жизнь говорил на нем плохо: путал падежи и ударения. Из-за этого над ним всегда подшучивали в его селе. Антонина говорила лучше, так как жила в СССР с детства, но в силу своей немецкоговорящей семьи начала учить русский лишь в 9 лет в школе. При этом всех своих десятерых детей они назвали русскими именами. Видимо, таким образом они решили полностью ассимилироваться в Союзе.

Оба родителя были верующими: Иван был католиком, а Антонина баптисткой. В советское время, конечно же, они все скрывали. Их старшие дети были католиками, а младшие приняли православие. Это связано с тем, что старшие дети родились в той части Союза, где были католические священники, а в казахском селе была лишь православная старушка, занимавшаяся крещением. Поэтому и Пасху, и Рождество семья праздновала два раза в год: в католические дни и православные.

Фото предоставлено Еленой Саламатовой

Возвращение на историческую родину

— Пока сами Вотти жили в Казахстане, их старшие дети начали переезжать в Екатеринбург (тогда еще Свердловск). Так вышло, что к началу 1990-х семья в почти полном составе оказалась на Урале. В 1995 в Германию уехала их старшая дочь со своим мужем, через какое-то время перебрались и они сами. Затем в Германию продолжили уезжать их дети.

Они были рады, что переехали. Дед всегда знал, что когда-то вернется в Европу. Его бабушка перед своей смертью нагадала ему, что он умрет на одной из своих исторических родин. Так все и вышло: Иван Иванович Вотти умер в 2012 году в Германии. В 2018 там же умерла и Антонина. 

Елена Саламатова, дочь Антонины и Ивана. Переехала из Екатеринбурга в немецкий Майен в 2017 году

Фото: предоставлено Еленой Саламатовой

— В 16 лет, когда нужно было делать паспорт, я твердо решила, что я немка. Я знала историю своей семьи и гордилась ею, но особого рвения уехать в молодости у меня почему-то не было. Когда в Германию уехали родители, я уже вышла замуж в России и воспитывала первого ребенка. Было страшно даже подумать о переезде, хотя я из Казахстана уехала в 15 лет на Урал. Не хотела испытывать тот же стресс снова, да и муж был против.

Но когда я сюда приехала в первый раз в гости в 2013 году после развода с мужем, посмотрела на жизнь немцев, все было прекрасно. Родственники меня не видели 13 лет, все очень были рады встрече. Эта атмосфера, конечно же, подействовала на нас со старшей дочкой, спустя несколько лет мы и решили перебраться туда. Плюс мама моя была в плохом состоянии, сильно болела, у нее была опухоль мозга. Я такой человек, который всегда жертвует собой, поэтому пошла навстречу матери и старшей дочери.

В России работала главным бухгалтером, а в Германии стала продавцом-пекарем

— Перед переездом у меня родилась вторая дочка, так мы и умчались втроем. Когда переехала, сидела с мамой и ребенком, оформляла документы. К сожалению, через три месяца после нашего переезда мама умерла. Конечно же, на трагедию наложился и стресс от полной смены обстановки. Но мы справились.

Первое время нам платили пособия, довольно хорошие. Правда я не привыкла жить без труда, решила во что бы то ни стало найти себе работу. Одно время даже работала поваром неофициально.

Сейчас я уже полтора года работаю продавцом-пекарем. Устроиться было тяжело, я долго искала работу, так как говорю по-немецки все еще не идеально. При этом в Екатеринбурге я работала главным бухгалтером, но устроиться по профессии тут невозможно, так как мой российский диплом здесь не подтвержден.

В Германии женщины почти всегда работают по сокращенному рабочему дню. Для меня, работавшей в России с 7 утра до 7 вечера с учетом дороги, это было просто удивительно. Вроде это не дискриминация, здесь никто и не против, просто так у них принято.

Возвращаться в Россию я не собираюсь. У меня младший ребенок с детского сада перенимает немецкую культуру, сейчас в школе у нее появились свои друзья, я не собираюсь ломать ей жизнь очередным переездом. Да и уровень жизни тут очень высокий: я работаю неполный день, при этом без проблем оплачиваю свою жизнь в Германии, еще и деньги в Россию отправляю.

Как в Германии относятся к новой войне в Европе

— У всех немцев есть свое неудобное прошлое. Вопрос Второй мировой остается болезненным до сих пор, даже спустя 77 лет после окончания войны. Если эта тема все-таки возникает, то немцы говорят об этих событиях с большим сожалением. При этом они сами устали от ярлыка, что современные немцы приравниваются к нацистам. Этого натерпелись и мои родители, и я сама, когда училась в школе. Обидно, что российская пропаганда взяла это старое клише, приравнивая теперь к нацистам еще и украинцев.

После начала войны в Украине паника в первую очередь началась у русскоязычных жителей Германии. В чатах эмигрантов писали какие-то странные сообщения, мол, берегитесь и никому не открывайте двери, за вами придут и всех перебьют. Еще были бредовые публикации про то, что русскоговорящих угощают отравленными конфетами. 

Я, конечно, в это не верила и понимала, почему люди пишут такие глупости. В новой для себя стране ты все равно чувствуешь себя уязвимым, поэтому любую проблему так или иначе связываешь со своим русским опытом. В том числе из-за этого среди русскоговорящих людей в Германии много Z-патриотов.

Они охотно верят, что в Украине одни сатанисты и нацисты, которые хотят установить там свою власть. Эти люди безотрывно смотрят русскую пропаганду, но не видят реальной ситуации в стране.

Многие из них говорят, мол, если украинцы такие патриоты, почему они уезжают из своей страны, а не защищают ее? При этом они забывают, что сами тоже находятся не на фронте, а в Германии.

Для меня самой это очень тяжелая тема. Мне жаль украинцев, при этом я очень люблю Россию, разделяя понятия страны и государства. Новости про Россию и Урал читаю ежедневно, стараюсь отбирать разные источники информации, чтобы не потерять связь с реальностью.

Конечно, в Германии все сейчас помогают Украине. У моей младшей дочери одноклассник из Харькова. Мы с его мамой очень хорошо общаемся, дочка тоже ему объясняет задания в школе, так как ребенок еще по-немецки не говорит. По-человечески мне очень жаль их семью: люди с маленькими детьми сбежали от войны, оказались в незнакомой стране без знания языка.

При этом простые немцы, скорее, винят политиков в этой войне. Все понимают, что россияне, имеющие столько связей с украинцами, вряд ли сами хотят убивать своих соседей.

Анастасия Саламатова, старшая дочь Елены. Вместе с мамой уехала в Германию, но позже вернулась в Россию

Фото предоставлено Анастасией Саламатовой

— Я окончила школу в России в 2017 году, и мы с мамой уже точно решили, что переедем в Германию. Параллельно со сбором документов летом я готовилась к плану «б»: подавала документы в УрФУ и сдавала вступительные экзамены.

Все сложилось хорошо, мы перебрались в Германию по программе для поздних переселенцев. Из-за того, что близкие друзья остались в Екатеринбурге, в то время мне было очень одиноко. Первые полгода там у меня случился еще и депрессивный эпизод: я ничего не делала, только лежала в кровати. Постоянно плакала, потом еще и пила успокоительные таблетки. Плюс наш город был очень маленький, около 20 тысяч населения, здесь было скучно жить после мегаполиса.

Спустя год мне стало легче, я взяла себя в руки и решила пойти учиться в местную школу. Несмотря на то, что у меня на руках уже был российский аттестат, я все равно решила поступить в абитур (11, 12 и 13 классы немецкой гимназии, которые учитываются при поступлении в вуз — прим. ред.). В немецкой гимназии я заново проходила материал, который изучала в России два года до этого. Отличие было лишь в том, что все предметы были растянуты по времени. Я никогда не была суперспособной в математике, но здесь мне было на удивление очень легко. 

Хуже всего у меня было с немецким. Была ситуация, когда на первом уроке нам задали написать эссе на сложную философскую тему, а я просто просидела весь урок и ничего не сдала. При этом если в России ко многим иностранным студентам требования занижаются, то в Германии такого нет: наравне с местными учениками работали ребята из России, Бразилии, Испании и Франции.

Между исторической и фактической родиной

— Разлука с родиной мне далась очень сложно. Даже несмотря на то, что за эти два года я хорошо подучила немецкий. Проучилась один год и поняла, что больше не хочу оставаться в Германии. Я вернулась в свой родной Екатеринбург, сейчас уже оканчиваю здесь университет и пока не планирую покидать Россию.

Есть два противоборствующих органа — сердце и голова. Я провела большую часть жизни в России, впитала русскую культуру, очень люблю Екатеринбург, здесь живет семья моего папы, друзья и партнер, сердце не хочет расставаться с этим. С другой стороны, с точки зрения прагматизма, уровень жизни в Германии гораздо выше, да и по маме с сестрой я тоскую.

Вся моя жизнь сейчас состоит из скучания: в Екатеринбурге я скучаю по Майену, а в Майене — по Екатеринбургу. Вышло так, что теперь у меня два дома.

При этом я все равно несколько раз в год езжу в Германию, встречаюсь там со школьными друзьями. Не могу сказать, что после начала «спецоперации» в Украине их отношение ко мне изменилось. Меня, конечно же, спрашивают, что изменилось у нас за это время, стало ли хуже, не собираюсь ли я уезжать из России. Нападок как таковых вообще не было, разве что в Twitter, но там это обычная история.

Город Майен, в котором живет мама Анастасии. Фото: Wolkenkratzer / Wikimedia Commons

Неудобное прошлое Германии и тяжелое настоящее России

— Мне до сих пор неловко говорить о прошлом дедушки с маминой стороны. Хотя я прекрасно понимаю, что он попал туда почти ребенком и совсем не по своей воле. Похожий комплекс в Германии до сих пор можно встретить у людей старшего поколения. Например, в немецкой гимназии у меня была учительница по английскому лет 60. Почему-то почти на каждом уроке у нее в речи всплывали оправдания, что ее семья никогда не поддерживала Гитлера. Причем все эти ее замечания были вообще без контекста. Все потому, что всем немцам до сих пор очень стыдно за этот отрезок истории. 

Но при этом я не могу сказать, что это связано с коллективной виной. Они, скорее, просто сожалеют о прошлом, у них нет чувства, что они лично ответственны за Гитлера. Никто не задает вопросов о том, где были их родственники в 1933 году.

Когда эта тема освещалась в школе, педагоги всегда делали акцент на том, что Гитлер пришел к власти недемократическим путем и большинство его не поддерживало.

В немецкой политике такое тоже заметно. Про это говорит и их отношение к беженцам: до сих пор евреи имеют право на получение немецкого гражданства по упрощенной схеме. При этом демократически настроенные немцы сейчас очень болезненно настроены к появлению праворадикальной партии «Альтернатива для Германии». С одной стороны, они очень ценят свободу слова, но с другой — они не понимают, что делать с активизировавшимися радикалами.

Что помогло немцам преодолеть культ милитаризма и силы после Второй мировой? Мне кажется, люди увидели, что война пришла в каждый дом, армии начали составлять из детей, стариков и женщин. Авантюра с захватом Польши и части территорий Австрии, мягко говоря, не удалась. Понятно, что все это изначально подавалось как возвращение исторических территорий, воссоединение немцев. 

Наверное, когда они видели разрушенные дома, что их страна сама находится в агонии, они быстро от этого отрезвели. Да и весь мир против тебя, армии величайших государств мира находятся у тебя в стране и говорят угомониться, это наверняка что-то значит. Наверное, тогда еще повезло, что у пропаганды не было такого большого количества инструментов, какие есть сейчас.

При этом я точно не могу сказать, что в нынешней ситуации России поможет что-то подобное. Я нахожусь в определенном пузыре, где все близкие мне люди придерживаются антивоенной позиции. В то же время я знаю, что есть и идейные сторонники СВО. Я не хочу желать зла никому, не хочу, чтобы у кого-то погибли близкие на войне, несмотря на то, совпадают наши взгляды или нет. 

Думаю, у истории найдется свой ответ, и он не будет таким жестоким.