«Меня ничем не удивить после случая, когда судья орала на меня матом»

За девять месяцев с начала «спецоперации» в России значительно увеличилось количество законов, ограничивающих политические свободы. Весной 2022 власти внесли изменения, предусматривающие наказание за распространение «фейков» о действиях Вооруженных Сил России, «дискредитацию армии» и призывы к введению санкций. 

По данным МВД России, опубликованным в сентябре этого года, силовики зафиксировали порядка четырех с половиной тысяч административных правонарушений, связанных с «дискредитацией». Также было возбуждено свыше 100 дел по схожей уголовной статье.

It’s My City пообщался с правозащитниками из Екатеринбурга, которые занимаются политическими делами, и узнал, как даже при репрессивных законах им удается добиваться оправдательных решений или прекращения преследований.

Юлия Федотова, юрист, глава петербургского филиала «Команды против пыток»

— После 24 февраля появилось много ужасных норм о «фейках», о «дискредитации армии». Большинство политических дел были связаны именно с ними. Появились ограничения свободы слова, абсолютно антиконституционные, алогичные законы, и вообще непонятно было, как с ними работать.

Фото: Илья Вага / It's My City

Весной я вела дело политика Евгения Ройзмана. Его три раза оштрафовали по административной статье 20.3.3 («Дискредитация Вооруженных Сил РФ»). Поводом для дел стали высказывания Ройзмана о спецоперации. В суде я пыталась доказать, что эти слова не дискредитируют российскую армию, поскольку в них нет упоминания Вооруженных Сил РФ. Полицейский, выступавший с обвинительной речью, признал, что в тексте не говорится о Вооруженных Силах, однако суд все равно вынес решение не в пользу Ройзмана.

25 мая Евгения Ройзмана оштрафовали на 85 тысяч рублей по статье о проявлении неуважения к власти. Поводом стал твит политика под фразой Лаврова «Операция на Украине призвана покончить с курсом США на доминирование в мире». Ройзман спросил: «И для этого вы решили свою страну об стену ****** [ударить]?»

Суд счел это информацией, выражающейся в неприличной форме, которая оскорбляет человеческое достоинство и выражает неуважение к органам власти РФ в лице министра иностранных дел Сергея Лаврова. В итоге все административные дела для Ройзмана вылились в уголовное дело.

Я занималась политическими делами в Екатеринбурге, Санкт-Петербурге и Краснодаре. Если в Екатеринбурге и Санкт-Петербурге все было относительно адекватно, то в Краснодаре было сложно работать. Там у судей была какая-то абсолютная непогрешимая уверенность в своей правоте. У меня даже был случай, когда судья орала на меня матом, с тех пор, конечно же, меня уже ничем не удивить.

Фото: Марина Молдавская / It's My City

После 24 февраля у меня не было ни одного дела, когда суд вынес решение в пользу моего доверителя. В основном обвиняемые люди все понимают. И Евгений Ройзман, например, прямо на суде говорил: «Я прекрасно понимаю, не зависит вообще здесь, что скажу я, что скажет мой защитник — решение уже предопределено».

Сейчас я живу в Питере и работаю юристом в «Команде против пыток». На данный момент я веду 10 дел, 7 из них — за участие в прошлогодних митингах. Все обвиняемые жаловались на излишне жестокие задержания и содержание в отделах полиции: к людям применяли электрошоки, разбивали головы дубинками, а также ломали руки. 

Конечно же, после череды проигрышей, появляются мысли о бесполезности нашей работы. Не выгореть помогают сухие цифры и данные: у нас в «Команде против пыток» имеются больше 160 осужденных силовиков, которые все-таки получили наказание за то, что применяли насилие. Это уже говорит о том, что все не так бесполезно. Кроме того, мы в «Команде против пыток» заботимся о своих подопечных: помимо того, что бесплатно оказываем юридическую поддержку, мы предоставляем большие реабилитационные программы с психологической и медицинской помощью. Конечно же, люди нам благодарны. 

Несмотря на все негативные процессы в стране, я никогда не думала о том, чтобы уехать. «Команда против пыток» в полном составе осталась в Российской Федерации, потому что с пытками бороться из-за бугра невозможно. 

Юрист должен работать «на земле», заниматься непосредственно такой вот «земляной» работой, делать поквартирные обходы, опрашивать свидетелей, копаться в помойках морга, чтобы достать необходимую информацию. 

Это не та работа, которую можно делать на дистанте. Мы остаемся здесь и продолжаем работать. Может быть все, что угодно, но я боюсь только одного — я боюсь бояться.  

Федор Акчермышев, адвокат

— С февраля 2022 судьи стали внимательнее относиться к политическим делам. Теперь они часто воспринимают защиту адвоката как попытку уйти от ответственности. Раньше такое пренебрежение касалось лишь уголовных дел, однако теперь добралось и до административных. 

Мы не обязаны доказывать свою невиновность, но сейчас это стало одной из тактик защиты, чтобы хоть как-то открыть глаза сотрудникам. В судопроизводстве часто воспринимают слова полицейских как данность, совсем не обращая внимания на доказательства другой стороны. Таким образом, суды снимают с себя ответственность, обосновывая свои решения рапортами, показаниями должностных лиц. 

Фото: Владислав Постников / Вечерние Ведомости

В последнее время я веду довольно много дел, получивших огласку. К примеру, случай екатеринбуржца Юрия Незнамова. В сентябре этого мужчину и еще пятерых молодых людей из Екатеринбурга, Сургута и Тюмени задержали и перевезли в тюменское СИЗО. Екатеринбуржца обвиняют в участии в террористическом сообществе (часть 2 статьи 205.4 УК РФ). Мужчина жаловался на пытки током и избиения со стороны силовиков. Близкие Незнамова направляли по этому поводу жалобу в Следственный комитет, но в ходе проверки факты насилия не подтвердились. Я считаю, что таким образом силовики пытаются уйти от уголовной ответственности за пытки Незнамова. Мы запрашивали видеозаписи из центра «Э» (управления по противодействию экстремизму — ред.), где предположительно совершалось насилие, но нам сообщили, что видеозаписи не сохранились.

Был еще один случай. В ноябре силовики провели обыски в квартире екатеринбуржца Михаила Ерохина. В квартире нашли журнал «Автоном» № 32 от 2011 года, в котором якобы была статья, запрещенная к распространению. Доказательств не было никаких, человека осудили только лишь по указанию из рапорта сотрудника ФСБ. Ерохина привлекли за распространение экстремистского материала, но самого факта распространения не было.

Репрессивные механизмы применяются и к правозащитникам. Адвокатам часто запрещают снимать в отделе полиции для фиксации нарушений, которые они допускают в отношении граждан. 

Кроме того, правозащитникам запрещают фотографировать документы или записывать разговоры на диктофон. Какие-то сотрудники идут дальше и запрещают вовсе иметь при себе сотовый телефон. Я несколько раз обращался в суд, чтобы признать эти требования незаконными, но даже апелляционная инстанция Свердловского областного суда не разделила мою позицию, хотя в последних решениях и Верховного и Конституционного судов подтверждалось право адвоката иметь при себе телефон для целей фиксации следственного действия. 

Также я нередко получаю угрозы от самих силовиков. Наши доверители преследуются ровно за то, чем может заниматься любой, в том числе и адвокат — за выражение мнения о происходящих событиях. Это грозит, даже если ты позволил себе оценку фактов во время осуществления защиты перед следователем, на судебном заседании или лично. Конечно, такие риски есть, и в связи с этим приходится проявлять выдержку и сдержанность, при этом следить, чтобы суть активной защиты не была искажена.

Артем Шульман, юрист

— Помимо стандартной статьи за участие или организацию митингов (статья 20.2, части 5, 2, 8), после начала «спецоперации» добавились статьи по «дискредитации Вооруженных Сил» (20.3.3 часть 1). Кроме того, в этом году начали возвращать старую практику привлечения за неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции (КоАП РФ статья 19.3) в тех ситуациях, когда люди не сопротивлялись. 

ЕСПЧ называет это способом «охлаждения». Пока одних арестовывают, другие боятся выходить на улицы, а те, кого арестовали, скорее всего, больше не выйдут, потому что не хотят снова сидеть под арестом.

Сейчас я веду дела людей, вышедших на митинги против мобилизации 21 сентября. Все получили большие сроки: от 10 до 14 суток ареста. Причем данная мера коснулась и людей с тяжелыми заболеваниями, к которым по закону не должен применяться административный арест. Мы планируем подавать жалобы в Верховный суд, а потом, если там их не удовлетворят, подадим в суд по правам человека при ООН.

Фото: Вечерние Ведомости

Конечно, практика по всей России такая, что если на тебя завели политическое дело, то оно почти всегда оборачивается не в твою пользу. Все разбирательства, которые веду я, не исключение, однако в рамках Екатеринбурга у меня самый большой процент выигранных дел по «дискредитации», если можно их такими назвать. В нашем городе было два или три случая, когда дело о «дискредитации Вооруженных Сил» прекратили, два из них вел я. 

Первое — это дело активистки Надежды Сайфутдиновой и ее сестры. Ночью девушки хотели расклеить антивоенные плакаты на Уралмаше, но их поймали полицейские. Получилось так, что те материалы, которые сотрудники полиции направили в ведомство, были недостаточно качественно оформлены, и Орджоникидзевский районный суд вынес определение о возвращении протокола и материалов дела в отдел полиции для исправления недостатков. Полицейские все исправили, но к тому моменту уже истек срок привлечения к ответственности, поэтому дело прекратили.

Второе дело — история Дмитрия Рыкова, вышедшего на антимилитаристский пикет к памятнику Ленину 10 апреля. Мужчина попал ко мне уже на этапе, когда его дело рассмотрел Верх-Исетский районный суд. Ему дали штраф 45 тысяч рублей. Я написал жалобу на постановление. Суд не смог проинформировать моего подопечного о дате судебного заседания по СМС. На заседании выяснилось, что графа «отчет о доставке» осталась пустой. 

Дмитрий работает геологом, и большая часть его работы проходит в лесу. По его словам, он не пользуется современными смартфонами, так как они не позволяют ему звонить в глуши, а вот старая кнопочная «звонилка», с которой он как раз и ходит, хорошо ловит сигнал. У таких телефонов память ограничена всего 10 СМСками, и так получилось, что сообщение от суда туда просто не вошло. 

Мы указали на этот факт судье, показали телефон в том числе, объяснили особенности его работы, и судья отправил дело на новое рассмотрение. В итоге мы смогли доказать, что у Рыкова было нарушено право на доступ к правосудию. По новому основанию дело отправили на рассмотрение в суд первой инстанции, но к тому моменту уже истекли сроки привлечения к ответственности, разбирательства прекратили.

Роман Качанов, адвокат

— Статья о «дискредитации» появилась в начале апреля этого года, когда стало понятно, что за 2–3 дня Россия ничего не сделает в Украине, а люди уже выступают против этих военных действий. Этот новый закон противоречит 29 статье Конституции, которая предусматривает свободу мысли и слова. Поэтому я считаю так — о Конституции можно вообще забыть, что она у нас существует.

Фото: Яромир Романов

В конце мая суд оштрафовал моего доверителя журналистку Елену Шукаеву на 200 тысяч рублей. Ее признали виновной по пяти протоколам о «дискредитации» российской армии, по каждому назначили штраф размером в 40 тысяч рублей. Поводом для этого стали антивоенные посты в соцсетях. При этом суд не установил, что страницы с высказываниями принадлежали именно ей.

Был еще один случай с задержанным на митинге в поддержку Алексея Навального. Судья Кировского суда оправдала его, вынесла постановление о прекращении производства по делу. Однако Областной суд отменил данное постановление, указав на то, что не были собраны достаточные доказательства обвинения. 

Районный судья должна была по своей инициативе собрать достаточные доказательства обвинения, но областная судья сама собрала часть этих доказательств, отменила постановление, отправила на новое рассмотрение в Кировский суд к другому специалисту. 

Естественно, после таких манипуляций человека признали виновным и назначили ему минимальный штраф в 10 тысяч рублей.

Мой коллега Дмитрий Талантов, президент адвокатской палаты Удмуртии, сидит за свои посты в Facebook*. Конечно, в связи с противоречивостью и неопределенностью российского законодательства я постоянно опасаюсь за себя и судьбу своих подзащитных. Сейчас заниматься моей профессиональной деятельностью, живя в России, действительно опасно. На меня уже писала донос одна из судей. 

Летом по делу Елены Шукаевой у нас было два суда в одно и то же время. Я заранее записал ходатайство к одной из судей, попросил перенести слушания на другой день. В итоге, пока мы ждали решение одной судьи, к нам подошла секретарь второй судьи и стала вручать повестки на суд на этот же день. Мы отказались, так как об этом нужно было уведомить официально. 

Секретарь стала снимать нас на камеру и опять совать повестки. В хамской и истеричной форме, засовывала документ мне в одежду, в карманы. Я тоже начал снимать происходящее на телефон. В итоге вторая судья провела заседание без нас, а чтобы легализовать эти действия, написала жалобу, что я снимал без разрешения секретаря и передал запись журналистам. В адвокатской палате в отношении меня собрали дисциплинарную комиссию, признали нарушение с моей стороны, хотя его очевидно не было.

С 2005 года я изучал работу Европейского суда, у меня уже сложилась определенная практика. А тут в 2022 году все перечеркнулось решением одного человека. Когда «спецоперация» началась, я сразу понял, к чему это все приведет. Это конец правовой системе, может, даже конец России в том виде, в котором мы ее знаем. Таких эффективных механизмов, как Европейский суд, больше нет. Даже ооновские механизмы не столь действенны. При этом если Россия изменит свою внешнюю политику, многие страны не согласятся возвращать нас в Совет Европы.

Если обобщить все происходящее с судебной системой, то можно сказать, что правосудия в России больше нет. Что значит нет? Есть какие-то бытовые споры, жилищные, земельные, да, там что-то вроде работает. Но правосудие определяется не бытовыми разбирательствами, а политическими и крупными экономическими спорами. Если судья по такому виду споров проявляет независимость, то правосудие есть, а есть не проявляет — нет.  

*Принадлежит корпорации Meta, которая запрещена в России и признана экстремистской