«Атомная энергетика проиграла»

России нужно отказываться от атомной энергетики, как это делают некоторые европейские страны, считает эколог, физик-ядерщик Андрей Ожаровский. В интервью It’s My City, приуроченном к Международному дню антиядерных акций, он рассказывает, почему любые АЭС по-прежнему опасны для окружающих, где на Урале самые «грязные» места с точки зрения радиации и как «Росатом» пытается решать серьезные экологические проблемы с помощью PR.

— По вашим данным, сколько сегодня в России захоронено ядерных отходов? Какие из этих захоронений представляют наибольшую угрозу, на чем прежде всего следует акцентировать внимание?

— Всю эту проблему не уложить в одно интервью, иначе придется рассказывать несколько суток. Но вот простой пример из моей практики. Это могильник радиоактивных отходов Московского завода полиметаллов. Даже по данным Роспотребнадзора, в этом могильнике находится 60 тысяч тонн радиоактивных отходов, рядом Каширское шоссе. В радиусе 10 км живет больше миллиона человек. Это пример того, как Росатом «справляется» со своими отходами. И это отходы всего одного заводика! Непонятно, что с ними делать, уже более двух лет идет кампания по привлечению внимания к этой проблеме. Московские власти кое-как признали ее, недавно даже Собянин высказался на этот счет. Но проблема никак не решается: программы нет, денег нет. И это столица России!

Если мы переместимся на Урал, то здесь я отмечу две болевые точки: Новоуральск и Озерск. В первом находится Уральский электрохимический комбинат, во втором — ПО «Маяк».

На территории последнего находится несколько сотен радиоактивных могильников, которые делались в спешке. В глиняные ямы скидывались различные элементы атомных реакторов, в том числе высокоактивные отходы, технологические каналы из реакторов и прочее. Жидкие радиоактивные отходы попадали в водные объекты, в том числе в ту самую печально известную реку Теча, про которую уже много написано. Все это находится в ужасном состоянии.

То же самое в Новоуральске. Там есть несколько старых захоронений, они протекают, по официальным данным в грунтовых водах зафиксировано превышение концентрации альфа-активных радионуклидов.  Бывший сотрудник этого комбината Виктор Казаков там живет, он подробно занимается мониторингом этой проблемы.

И вишенка на торте — это река Ольховка в Свердловской области, рядом с которой находится Белоярская АЭС. Вода из этой реки попадает в питьевую речку Пышма. Берега реки сильно загрязнены радиоактивными отходами расположенной рядом Белоярской АЭС. Причиной этого стал варварский проект 50-х годов. Часть жидких радиоактивных отходов АЭС сбрасывалась не в водоем-охладитель, а по трубе длиною около пяти километров в Ольховое болото, из которого вытекает река Ольховка. Любой человек может прийти с прибором, погулять по берегам реки и все это увидеть — в некоторых местах мощность дозы превышает 1 мкЗв/ч (100 мкР/ч).

Мы видим ситуацию, когда конечный поглотитель отходов — это природа. Есть огромное загрязнение на рядом расположенном болоте. Примерно на это рассчитывали атомщики, что торф будет огромным фильтром, который будет снижать вымываемость радионуклидов в речку. Что мы видим в итоге? Болото не является изолированной системой, продолжается вымывание радионуклидов в реку.

У руководства АЭС двоякая позиция по этому вопросу. В материалах оценки воздействия на окружающую среду признается, что в Ольховском болоте содержатся радиоактивные отходы, даже плутоний. Этот документ, наверное, писали люди технических профессий, честные. Но пиарщики БАЭС стали опровергать эту информацию. Они пытаются опротестовать показания приборов, обманывают общественность, даже организовали тур по речке Ольховка для дружественных блогеров и журналистов. Но они свезли людей в то место, которое находится примерно в двух километрах от точки, где я делал замеры. Я спрашивал участников этой экскурсии, где именно они делали замер. Выяснилось, что они даже к реке не подходили, потому что там «крапивы много».

Поэтому, что там пишет пресс-служба Белоярской АЭС, меня мало интересует, опровергнуть показания приборов они не смогли. Я сейчас жду ответа из контролирующих органов, и если в этих ответах снова будет проигнорирована ситуация, то буду обращаться в прокуратуру. По закону, радиоактивные отходы не могут размещаться в болоте. И в законе нигде не сказано, что исключением является Белоярская АЭС. Загрязнение нужно убрать. А вот кто это должен сделать, это уже другой вопрос. Я уверен, что эту тему нельзя замалчивать, прежде всего в интересах всех жителей Свердловской области.

Чтобы сдвинуть эту проблему с мертвой точки, нужно провести независимую экспертизу, провести замеры на месте. Это могут сделать любые контролирующие органы, любые научные учреждения. Единственное, что, поскольку я вижу попытку ухода от данного вопроса, то я бы хотел, чтобы обследование участков радиоактивного загрязнения проходило в моем присутствии. После того, как проблема будет описана и подтверждена, нужно разработать план приведения ситуации в нормальное состояние и искать для него финансирование. Можно получить финансирование из государственного бюджета по программе ядерной и радиационной безопасности (ФЦП ЯРБ). Примеры такие есть. Например, в Кирово-Чепецке брошенный могильник радиоактивных отходов, в котором более 440 тысяч тонн радиоактивных отходов, был включен в ФЦП ЯРБ и там хотя бы сделали укрытие, предотвращающее попадание осадков в толщу могильника.

— Как на сегодня обстоит решение проблем «урановых хвостов» в России? Это тема, которую вы регулярно поднимаете. Есть ли здесь сдвиги?

— Правильное название этого вещества: объединенный гексафторид урана. Он является продуктом обогащения урана, а потому накапливается на каждом предприятии, где производится обогащение урана. Будь это Новоуральск в Свердловской области или Гронау в Северном Рейне-Вестфалии. Но в данном случае в интересах атомной промышленности Германии, возможно с элементами коррупции, часть отходов из немецкого урано-обогатительного комбината Urenco перемещается в Россию, в частности, Новоуральск. В самом Новоуральске уже около полумиллиона тонн такого же вещества. Эти данные мне выдали в Росатоме.

У меня вопрос: если у вас полмиллиона тонн какого-то вещества, вы не знаете, что с ним делать, оно лежит под открытым небом с 50-х годов, в чем смысл завозить еще? Кроме коррупционного смысла лично я здесь ничего не вижу. Только заработать денег. Но как это соотносится с интересами местных жителей, с интересами страны — не ясно. А всего в России 1,2 млн тонн объединенного гексафторида урана. Согласно программе Росатома, это вещество никуда не исчезнет, просто перейдет в менее агрессивную форму — будет оксид обедненного урана. Других способов применения этого вещества нет. Хотя нам и пытались врать, что его можно применять в авиастроении, в космической промышленности, еще где-то. Но никаких сведений, что это вещество в значимых количествах используется в мирной атомной энергетике, тоже нет. Возможно использование обедненного урана в военных целях, в экзотических типах реакторов — но все вместе это дает не более сотен килограммов в год, напомню еще раз — у нас накоплено более миллиона тонн, из Германии ввозят десятки тонн.

Поэтому вопрос о ввозе в Россию этого вещества остается открытым. Правда, хорошие новости приходят из Германии. Там принято решение уже через год выключить все атомные электростанции. А значит, Urenco (а это британская фирма), возможно, придется убраться из Германии. Так что сделка по вывозу объединенного гексафторида урана в Россию может прекратить свое действие.

— Как вы оцениваете, насколько сегодня Росатом открыт для критики со стороны общественных движений, активистов-экологов, удается ли доносить до него ваши идеи и предложения? 

— «Росатом» на каждом углу говорит, что он государственная корпорация, обеспечивает обороноспособность страны, и критиковать его нельзя. Диалог им не нужен. Расскажу конкретно про свой случай, как они реагируют на мои предложения. Он касается уже упомянутого объединенного гексафторида урана. Когда разразился скандал с ввозом этого вещества в Россию, в ноябре прошлого года меня гендиректор «Росатома» дважды звал на заседание общественного совета корпорации. Я ходил туда как представитель Российского социально-экологического союза, общественной организации, выступившей против ввоза урановых отходов из Германии. Туда же позвали представителей Greenpeace. Все остальные были, скажем так, придворные, дружественные экологи. Было четыре заседания. Меня позвали только на два, на следующие звать не стали, поскольку я своего мнения не изменил. Я сказал, что никаких серьезных аргументов в пользу завоза объединенного гексафторида урана в Россию нет.

Их программа по приведении объединенного гексафторида урана в оксидную форму рассчитана до 2080 года. Будет ли она выполнена и что будет к тому времени, никто не знает. Но явно, что уже не будет ни авторов этой программы, ни ее критиков. То есть последствия от ввоза придется расхлебывать и ныне живущим, и будущим поколениям. Мы потребовали приостановить программу ввоза до разрешения ситуации. «Росатом» на это не пошел, после двух встреч меня перестали приглашать на обсуждения, на мои вопросы перестали отвечать, ссылаясь на секретность и коммерческую тайну. Но пару заседаний, где я был, они провели, могут этим хвастаться. Так что «Росатом» открыт, когда им это выгодно.

Вот, как например, сейчас по вопросу загрязнения Ольховки. Если бы «росатомовцы» были заинтересованы в решении этой проблемы, они бы сказали: «Ожаровский, давай, приезжай, вместе будем смотреть, что там показывают твои приборы. Мы приедем со своим приборами. Давайте пригласим журналистов, блогеров, общественников, поставим все точки над i, что ты там так беспокоишься». Вместо этого они выпустили пресс-релизы, где обвинили меня в клевете и информационной войне.

Примерно также сейчас происходит недалеко от Свердловской области — в Курганской. Мы обнаружили серьезные протечки уранового раствора, который добывают из-под земли. Таким вот варварским методом «скважинного подземного выщелачивания» там добывают уран. И все время, начиная с 2000-х годов, руководство компании «Далур» утверждало, что у них экологически чистое предприятие, что никаких разливов уранового раствора нет и быть не может. Но мы приехали посмотреть на то, что там происходит, и увидели огромные разливы.

Если бы предприятие было заинтересовано в диалоге, то они бы сказали нам спасибо, и мы вместе стали работать над устранением этой проблемы. Вместо этого «Далур», так же как Белоярская АЭС, организует экскурсии для своих карманных экологов, отводят их в места подальше от разливов и говорят, что все нормально, а Ожаровский что-то там придумал. Так что я не вижу в «Росатоме» ни на верхнем, ни на низовом уровне культуры диалога вообще, я вижу лишь стремление забалтывать проблемы, исключать из диалога неудобных персон.

А раз так, то у нас в стране экологическое движение будет только крепнуть, привлекая в свои ряды все новых людей. Возможно, что акции станут более массовыми и громкими, как например, в Германии.  Там сильное экологическое и антиядерное движение. Вот тогда «Росатом» и пойдет на диалог и займется устранением экологических проблем, в которых виноваты его предприятия. Считаю, что сейчас их задача — скрывать реальное воздействие атомной энергетики на окружающую среду, а не вести диалог с экологами.

— Насколько я помню, одно из ваших предложений заключалось в том, чтобы как можно быстрее закрыть БН-600 и БН-800 на БАЭС. Учитываете ли вы негативные экономические последствия в результате такого шага?

— Да, я считаю, что в России можно и нужно закрывать старые и опасные АЭС и, по примеру Италии, Литвы, Германии отказываться от атомной энергетики. Причем закрывать АЭС в первую очередь нужно по соображениям экономическим, а не экологическим. Постоянно со стороны «Росатома» повторяется тезис, что атомная энергетика дешевая. На самом деле это не так. Например, когда готовился новый блок Белоярской АЭС БН-800, бизнес-сообщество протестовало. Причина в том, что пуск новой генерации вызвал серьезное повышение цен для конечного потребителя. Это связано с договорами на поставку мощности (ДПМ), которые гарантируют возврат инвестиций за счет повышенных платежей потребителей. Я очень благодарен уральскому бизнес-сообществу за то, что они подняли эту тему. Так что дешевизна атомной электроэнергии — это миф.

После запуска четвертого блока БН-800 стоимость ДПМ настолько возросла, что уже все российское бизнес-сообщество попросило не включать новые блоки на Ленинградской и Нововоронежской АЭС.

Кроме того, из-за этих самых ДПМ-ов в России, по крайней мере, в ее европейской части, существует серьезный избыток энергомощности. За последние 25 лет нет серьезного прироста в потреблении энергии. И это понятно, мы видим, что экономика не растет. Но при этом энергомощности растут. За эту неиспользованную энергию платим мы с вами. Из-за этого электроэнергия дороже. Поэтому, если планомерно закрывать атомные электростанции, в том числе Белоярскую, то для конечного потребителя электроэнергия станет дешевле.

— Мне довелось читать, что реакторы на быстрых нейтронах с натриевым теплоносителем, которыми являются БН-600 и БН-800, позволят замкнуть топливный цикл и свести ядерные отходы почти на нет. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Еще в мои школьные годы у меня был учебник по физике, в котором было сказано, что в атомной энергетике есть замечательная возможность замкнуть ядерный топливный цикл. Но пока это нигде так и не реализовано. Попытки замкнуть ядерный топливный цикл уже были предприняты — это привело к тому, что росла нагрузка на комбинат «Маяк», росло количество радиоактивных отходов. Цену подобных заявлений мы знаем. Там огромные загрязненные территории, та самая речка Теча, там огромное количество людей, подвергшееся губительному воздействия радиации. Замыкание ядерного топливного цикла связано с тем, что нужно строить больше таких комбинатов, как «Маяк». Но нам, экологам, такая перспектива, конечно, не нравится. Мы не хотим, чтобы еще больше территорий, рек и людей было загрязнено. Поэтому в такие сказки я не верю — свести ядерные отходы на нет не удастся, просто потому, что так устроена физика. И на реакторах БН-600 и БН-800 радиоактивные отходы продолжают нарабатываться, несмотря на эпатажные заявления пропагандистов атомной энергетики.

Вообще, технология быстрых реакторов была известная еще с конца 40-х. Многие страны ее пробовали и обожглись. Я напомню, что во Франции существовал такой реактор «Суперфеникс» мощностью 1200 МВт. Даже без существенных аварий этот реактор был закрыт до окончания срока эксплуатации. Причем по экономическим причинам. Электроэнергия быстрых реакторов дороже, чем электроэнергия обычных АЭС. Это связано со сложностью эксплуатации таких реакторов, с дороговизной топлива. Поэтому я не вижу никакого серьезного будущего у технологии быстрых реакторов, я знаю международный опыт. Я вижу, что «Росатом» использует лоббистские возможности, чтобы продолжать рассказывать сказки, но правда в том, что и быстрые натриевые реакторы — это технологии прошлого века. От которых многие страны уже отказались.

— По прогнозам, к 2030 году потребление энергии даже при инерционном сценарии развития возрастет в 1,36, а к 2050 г. — в 1,53 раза. Вы сторонник планомерного неизбежного сокращения ядерного производства электроэнергии. Но что взамен? Разве гидроэнергетика, солнечная и ветровая энергетика смогут компенсировать те объемы, которые производят АЭС? 

— Гидроэнергетика с крупными равнинными ГЭС и угольная энергетика — это, безусловно, зло. А солнечная и ветровая энергетика действительно могут компенсировать те объемы, которые производят атомные станции. Это подтверждает опыт крупнейшей экономики Евросоюза — Германии. Она успешно закрывает атомные станции и заменяет их солнцем и ветром.

В России существенно недооценен потенциал использования возобновляемых источников энергии. Сегодня в мире ветровая и солнечная энергетика настолько развиты, что существуют без государственной поддержки. Мы видим конкретные цены на конкретные аукционы в других странах полтора-два евроцента за киловатт-час, это около рубля за киловатт-час. А атомные станции гораздо дороже: 10-20 евроцента за киловатт-час произведенной электроэнергии. Атомная энергетика проиграла. И в первую очередь по экономическим причинам. Это мировой тренд.

Но у нас есть крупная госкорпорация — «Росатом», которая лоббируют свои интересы. Пока это не исчезнет, мы так и будем хвататься за изживающие себя направления энергетики. К сожалению, у нас нет в стране «Россолнца» и «Росветра». Вот если бы они были, то мы бы увидели, как бурно начали появляться в стране солнечные батареи и ветряки. Поэтому мы все еще топчемся на плохом выборе между огромными ГЭС и опасными АЭС.

— Сегодня на российских станциях сооружаются энергоблоки с реакторами ВВЭР-1200. Как говорят их сторонники, станции с такими реакторами относятся к поколению «III+». В Росатоме утверждают, что новые блоки оснащены многоуровневой системой безопасности, отработанной еще на реакторах ВВЭР-1000. А каково ваше отношение к этому?

— Термин «III+» употребляется в рекламных проспектах атомной промышленности. Они придумывают подобные термины, чтобы запутывать людей. На самом деле любые АЭС опасны. На любой АЭС может произойти тяжелая радиационная авария, любая АЭС производит радиоактивные отходы, с которыми непонятно что делать. Так что дело не в искусственно придуманных «поколениях» реакторов.

Что касается реактора ВВЭР-1200, то он действительно обладает рядом примочек, которые отсутствуют на других атомных станциях России, но которые привычны для, например, французских АЭС. Это в первую очередь двойная защитная оболочка, которая закрывает реактор сверху, и ловушка расплава активной зоны. Последняя в случае расплавления реактора должна сдержать попадание расплава активной зоны реактора в водные слои, чтобы избежать «парового взрыва», который может разрушить и реакторное здание, и бассейны хранения отработанного ядерного топлива.  Это два принципиальных отличия.

Во всем остальном ВВЭР-1200 — это увеличенная копия ВВЭР-1000. И эти две вещи не устраняют основную проблему АЭС — вероятность серьезной радиационной аварии. И главное — они никак не влияют на производство радиоактивных отходов. На ВВЭР-1200 производство радиоактивных отходов будет идти большими темпами, чем у его предшественников.

И самое забавное — двойная защитная оболочка. Современные европейские требования таковы, что защитная оболочка должна выдержать падение самолета. Самолет может использоваться как орудие атаки. Такое уже было несколько раз. ВВЭР-1200 может выдержать падение самолета массой 5,7 тонн. Эта информация из материалов оценки воздействия на окружающую среду той самой Белорусской АЭС. Масса современных пассажирских лайнеров: маленького — 50 тонн, большого — 250 тонн. При падении такого самолета на защитную оболочку АЭС с ВВЭР-1200 произойдет катастрофа, однако «Росатом» это не желает признавать. Это опять получается PR-игра. Да, у России впервые появилась двойная защитная оболочка. Но ведь это не значит, что теперь вообще все атомные станции в России стали безопасны. Многие реакторы на наших АЭС вообще не имеют такой защиты.

Сценариев аварии на современных реакторах великое множество, и далеко не все их можно предотвратить с помощью той самой двойной защитной оболочки. Так что нельзя утверждать, что ВВЭР-1200 безопасна. Даже по российскому законодательству любая АЭС относится к категории ядерно- и радиационно-опасных объектов. 

— Мы говорим про Россию. И может сложиться представление, что атомная энергетика — это некое направление, в котором застряла наша страна, цепляется за нее, в то время, как во всем мире страны переходят на иные виды энергетики. Но при этом, например, Польша при поддержке США собирается у себя строить атомную электростанцию в ближайшем будущем. Так что, может быть, рано хоронить атомную энергетику и закрывать АЭС? 

— Да, есть страны, которые, как и Россия, не отказываются от атомной энергетики. Это, например, Китай и Индия. Но есть страны, которые отказались. В первую очередь Австрия. Там полностью построили АЭС Цвентендорф, завезли ядерное топливо. Но она даже не была включена — так решил народ на референдуме. Это было в 1978 году, уже тогда в мире начался отказ от атомной энергетики. Далее — Италия. Там действовали три АЭС, но в 1986 году был проведен референдум — все атомные станции были закрыты. Дальше Литва — она вынуждена была выключить Игналинскую АЭС с двумя реакторами РБМК-1500, поскольку они были опасны, похожи на Чернобыльский реактор. С такими реакторами нельзя было вступать в Евросоюз. Потом была идея строить новую АЭС, но на референдуме народ решил, что этого не будет. И главный пример отказа от атомной энергетики — это Германия, крупнейшая экономика Евросоюза. Там планомерно, не дожидаясь следующих аварий, идет отключение АЭС. Если бы подобная ситуация, как с рекой Ольховка, сложилась где-нибудь в Германии рядом с какой-нибудь АЭС, то это привело бы к немедленному выключению данной станции.

Есть еще Вьетнам и Иордания, у которых были договоры с Россией о строительстве АЭС. Но они отказались от этих проектов по той причине, что возобновляемая энергетика дешевле. У Вьетнама был еще такой договор с Японией.  Так что отказ от строительства новых АЭС — мировой тренд, это происходит не только в «сытой Европе». Что касается Польши, то там идет сложный переговорный процесс. Нельзя однозначно утверждать, что Польша в скором времени начнет строить новую АЭС.

Атомная энергетика — это как паровоз. В принципе, паровоз — это хорошая машина, и сегодня его можно было бы использовать для железнодорожных перевозок. Но почему-то паровозы сегодня почти нигде не используют. Это происходит потому, что появилось что-то лучшее, дешевое и надежное. Это же касается и атомной энергетики. Она хороша была для XX века, но сегодня технический прогресс шагнул вперед, при этом оказалось, что эта отрасль таит в себе большие опасности. После Чернобыля прекратилось массовое строительство АЭС. Авария в Фукусиме только подтвердила эти опасения. Так что пора отказываться. Россия — просто упертая страна, она будет цепляться за изжившие себя технологии до последнего.

Но поскольку в нашей стране атомная энергетика субсидируется государством, то в случае серьезного экономического кризиса, первое, от чего правительство будет отказываться, — от субсидирования «Росатома». И мы это уже видим в новом проекте федерального бюджета. Там есть существенные сокращения аппетитов «Росатома», которому сказали: «Если ты такой прибыльный, то строй АЭС за свои деньги, а не за счет государства».