«Если на экране достаточно эротики — у людей ощущение, что они живут в стране со свободной дискуссией»

Фильм Михаила Сегала «Глубже!» — одна из главных премьер осени. Это сатирическая комедия о талантливом театральном режиссере в исполнении Александра Паля, который начинает снимать порнофильмы, работая с актерами по системе Станиславского. Мировой успех приводит героя к неожиданному карьерному повышению. Мы поговорили с режиссером «Глубже!» Михаилом Сегалом об отказе снимать эротические сцены, работе с актерами-суперзвездами и о том, как сериалы спасают от скуки и почему это не всегда хорошо.

— Ваши фильмы сопровождают запоминающиеся промокампании: для «Глубже!» было получено разрешение сайта Pornhub использовать их фирменные цвета в названии. В свое время на постерах фильма «Слоны могут играть в футбол» писали «Современная „Лолита“». Вы участвуете в создании этих идей или отдаете всю работу по продвижению продюсерам?

— Дело не в том, кто придумывает конкретные слоганы, а в позиции по продвижению. У продюсеров всегда есть желание позиционировать фильм более попсовым, чем он есть на самом деле, то есть «обмануть» зрителя, чтобы создать ощущение чего-то более развлекательного, провоцирующего.  

— Как вы к этому относитесь?

— Режиссер, писатель всегда мечтает о широкой аудитории. В современном мире, чтобы завладеть вниманием людей, нужно провоцировать — предлагать развлечения, а не размышления. Благодаря провокациям на фильм может прийти более широкая аудитория, но это будут не твои зрители, а просто большее количество людей, для которых твое содержание ничего не значит, оно им не нужно. А те, кто мог бы прийти, твоя аудитория, не придет. Но она и так не придет, потому что в современном мире без рекламы довольно сложно, поэтому у меня нет позиции, что нельзя делать попсовую провоцирующую рекламу, а надо в гордом одиночестве положить свое произведение в стол и наслаждаться своей бескомпромиссностью.

— Герой «Глубже!» снимает порнографию, при этом в фильме отсутствуют откровенные эротические сцены. Почему вы решили их избежать?

— Мне часто после фильма задают вопрос: «Сильно ли вы себя сдерживали, чтобы не снимать эротические сцены?» Я не понимаю саму суть вопроса, откуда люди взяли, что они там были нужны? В этом абсолютно разговорном комедийном сценарии они не нужны вообще. Это все равно как если бы я снимал про войну и не включил бы...

— Батальные сцены?

— Да, не включил бы сцены, где взрываются снаряды и людей разрывает в клочья. А почему я должен их включать? Может быть, это драма про любовь и расставание? Я не вижу никакой связи между темой и обязательностью каких-то сцен. Даже на вопрос, почему вы что-то сделали, сложно ответить, а уж на вопрос, почему вы чего-то не сделали — сложно вдвойне. Если вас, например, спросят: «Почему в вашем фильме не танцуют чечетку?» Я не знаю, почему в моем фильме не танцуют чечетку. «Нет, вы ответьте!» У меня в такие моменты начинают кипеть мозги.

— В одном из интервью вы рассказывали, что перенасыщенность откровенными сценами в кино говорит лишь о том, что по всем остальным темам свобода зажата. Вы имеете в виду, что режиссеры, снимающие фильмы с откровенными эротическими сценами, как, например, «Верность» Нигины Сайфуллаевой, стараются уйти от каких-то важных проблем?

— В фильме «Верность», где тоже сыграл Александр Паль, ставка была как раз на то, чтобы сделать откровенный эротический фильм. Их целью было вспахать эту территорию. К ним самим вопросов нет. Я имел в виду отношение к этой теме со стороны государства. Мне кажется, подсознательная мотивация со стороны верхов в том, что если на экране достаточное количество эротики, то у людей, у общества, возникает ощущение, что они живут в стране со свободной дискуссией по поводу большинства тем, например, этой.

— Когда вы писали сценарий «Глубже!», то представляли, что главную роль будет играть Александр Паль. Могли бы рассказать, почему именно он?

— Аргументированно — нет. Есть же такое слово «подходит» — это самый подробный ответ. Он подходил. Когда работаешь над сценарием, у тебя есть какое-то представление о персонаже — неточное, газообразное, не сформировавшееся. Ты еще не знаешь, как выглядит его лицо и фигура, но внутренне находишься в поиске актера, который мог бы его сыграть. Так счастливо случилось, что я подумал об Александре Пале и понял: он. Для себя мне не нужно было раскладывать это решение на аргументы. Просто я увидел своего героя.

— Александр Паль — один из самых известных российских актеров. Отличается ли ваш подход к звезде и неизвестному начинающему актеру?

— Нет, не отличается.

— То есть не бывает такого, что известного актера неловко попросить сделать десятый-двадцатый дубль?

— Это зависит от конкретного человека, но в принципе нет. Если у режиссера есть настроения пиетета, он ничего хорошего не снимет. Проявления премьерства среди актеров нужно жестко пресекать. Если актер-суперзвезда понимает и чувствует, что делает важное общее дело, для него нет проблемы сделать еще один дубль и еще. Чувство внутреннего протеста против следующего дубля у многих актеров возникает, если они понимают его бессмысленность и видят, что режиссер сам не знает, чего хочет, и просто говорит: «Давай еще дубль». Актер только что сыграл, эмоционально выложился, а ему говорят: «Еще!» Что еще? Еще так же? Еще по-другому? Если по-другому, то как? Актеров можно понять в этом смысле. Но если они знают, чего режиссер добивается, то постараются сделать как можно лучше.

— Вы всегда к каждому дублю даете новый комментарий?

— Как правило, да. Хотя иногда я в шутку могу сказать: «Ну, а теперь снимем самый лучший дубль» — и ничего не объясняю. В этом случае я не ставлю конкретную задачу, но мотивирую актеров эмоционально. Всегда должно быть ощущение, что работа идет не просто так.

— Вы однажды говорили, что сталкивались с проблемой, когда актеры долгое время играли в сериалах, и эта конвейерная работа так развращает, что и в кино они продолжают играть по привычке плохо. Какими способами можно сбить эту «инерцию плохой игры»?

— Способ только один: успокоиться и выйти из инерции сериальных съемок. Я условно говорю «сериальных» — это может быть любой плохой фильм. Нужно, чтобы человек сбросил с себя эту корку и дальше по системе Станиславского почувствовал себя в предлагаемых обстоятельствах. Точно так же работает с актерами главный герой «Глубже!» режиссер Роман Петрович, только в фильме это носит комедийный характер. 

Есть еще одна проблема: в последнее десятилетие возникла новая эстетика неестественного, лживого актерского существования, она есть во многих фильмах и сериалах. И актеры уже не могут по-другому существовать в кадре, интонировать, а самое страшное — к этой эстетике привыкли зрители. И поэтому, когда я говорю, что что-то не так, что есть проблема, никто даже не понимает, о чем речь.

Чтобы сбить эту лживую манеру существования в кадре, нужно попытаться вспомнить обычную жизнь — как разговаривают люди, как они молчат — и как только жизнь вспоминается, оказывается, что актеры могут быть хорошими, начинается хорошее кино.

— По вашим интервью кажется, что вы очень снисходительно относитесь к сериалам. Почему?

— Это не так. Все прекрасно знают, какими прекрасными бывают сериалы, и в то же время обычный полнометражный фильм может быть очень плохим: формат совершенно не привязан к качеству. Выражения «актер играет по-сериальному» или «какое-то у вас сериальное изображение» остались со старых времен, когда кино еще было знаком качества, а сериалы — чем-то низкосортным. Это просто фигура речи.

— Вы говорили, что только во время карантина начали смотреть современные сериалы. Какие успели посмотреть?

— Да я уже забыл.  

— Мне кажется, люди смотрят сериалы, чтобы быть в повестке: когда выходит финальная серия «Игры престолов», ты волей-неволей ее смотришь, чтобы потом поддержать беседу.

— Конечно. Если раньше спрашивали: «Что ты читал?», то теперь: «Что ты смотрел?» Но люди смотрят сериалы во многом потому что им нужно сделать жизнь нескучной. Вот ты пришел домой — скучно. Можно смотреть новости, можно — Animal Planet про то, как тигры бесконечно едят антилоп, а можно — сериалы. Это носит даже не характер развлечения, цель здесь — занять время жизни. Остаться наедине с осознанием того, что в целом жизнь скучная, как-то не очень прикольно, а тут — всегда есть сериал, следующая порция наркотика против скуки.

Кинорежиссер или сценарист, конечно, тоже смотрит сериалы как зритель, но он потребляет этот контент еще и для бесконечного саморазвития. Он находится внутри кинопроизводства, ему надо постоянно этим питаться, дышать как воздухом. Он анализирует, как сняты другие фильмы, чем-то вдохновляется. Плохие фильмы или сериалы тоже могут быть очень полезны, потому что на их примере можно учиться.

— Если вы сами не смотрите в больших количествах сериалы, то какое у вас лекарство от скуки?

— Я просто живу, я никогда не задумывался о каком-то занятии, которое бы меня развлекало и наполняло радостью.

— Никогда не задумывались о занятии, которое бы вас радовало?

— Есть же такая шуточная фраза, что лучшая работа — это высокооплачиваемое хобби. Возможно, я не задумывался о каких-то хобби или вещах, которые могут меня развлечь или успокоить, потому что моя основная деятельность делает жизнь интересной.

— Думаю, что многим читателям станет очень грустно, потому что они наверняка размышляли, чем развлечь себя, и сейчас задумаются над тем, что они, наверное, очень несчастны в своей профессии.

— Имен у несчастья много. Я думаю, огромное количество людей несчастны именно потому, что занимаются в жизни не тем, чем хотят. Мы оканчиваем школу, вступаем в так называемую взрослую жизнь и понимаем, что инкубаторский период закончен — надо что-то делать. Но очень многие люди просто не понимают, что им интересно. Их это мучает, как болезнь. Незнание того, чем хочешь заниматься в жизни — одно из имен несчастья, а понимание своего предназначения — одно из имен счастья. У тебя могут быть препятствия на пути, не будет сопутствовать удача и будет преследовать отчаяние, но когда ты понимаешь свое предназначение, все эти раны судьбы на тебе заживают, как на собаке.

— Вы сказали, что режиссеры смотрят фильмы, чтобы вдохновляться ими. Как вы относитесь к цитированию чужих фильмов, стараетесь ли этого избегать?

— У Чехова есть фраза «Они хочут свою образованность показать». Для многих режиссеров сознательно, а может, и подсознательно, цитирование — это попытка к своему произведению «добавить искусства», продемонстрировать образованность и принадлежность к культуре кино, как будто говоря: «Смотрите, какой у меня классный фильм, видите, сколько я всего цитирую?» Знанием культуры компенсируется отсутствие таланта и мысли, это признак незрелости, студенчество. 

Это если мы говорим об осознанных цитатах. Но вот у меня в «Глубже!» в конце фильма главный герой делает фантастический прыжок и летит через большое пространство. Уже очень многие вспомнили прыжок через речку в «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Я вообще не думал об этом фильме, но люди увидели в этом цитату. Мне кажется, это такая чисто киноведческая попытка искать аналоги везде и во всем. Фраза «Они хочут свою образованность показать» в данном случае справедлива уже по отношению к критикам, когда они ищут цитаты и аналогии там, где их нет. Человек прошел слева направо в кадре, и критик скажет: «Вы знаете, мне кажется, это точная цитата раннего Трюффо — там тоже человек шел по улице слева направо». Ведь если киновед или критик не найдет аналогии с другим фильмом, он будет плохо себя чувствовать.

— Ваши слова: «Отвращение к себе помогает в творчестве». Каким образом?

— Когда чувствуешь, что ты бездарный, глупый и все, что ты делаешь — так себе, то, преодолевая это, можешь что-то создать.

— Но с профессиональной самооценкой у вас, наверное, не должно быть проблем.

— Это другое. Ни завышенной, ни заниженной самооценки у меня нет, потому что я не соотношу себя с другими людьми. Я оцениваю себя относительно себя. Достаточно ли я хорошо что-то делаю? Ленюсь или не ленюсь? Узнаю ли что-то новое или прочитал сто книг и на этой культурной базе почиваю всю жизнь? Попытка встормошить себя — это нормально.

— Вы несколько раз в интервью говорили, что вы интроверт. Мешает ли это во время съемочного процесса, когда нужно руководить большой командой?  

— Когда готовишь кино, ты общаешься с большим количеством людей, которых должен мотивировать своей энергией и точным знанием того, что делаешь. Все должны чувствовать, что главный человек, который тащит эту телегу, знает, что и как он хочет сделать, что у него есть силы для этого. На съемочной площадке по-другому нельзя, поэтому я это в себе, как тумблером, включаю. Но, естественно, мне это нелегко дается.