«Постоянно сомневаются — как, живя в Екатеринбурге, можно делать что-то классное»

В середине августа музыкант из Екатеринбурга Katya Yonder представила свой новый альбом Multiply Intentions, в котором смешиваются языки, культуры Востока и Запада, отсылки к советским балладам и японской музыке. 3 октября она собирается презентовать его в баре «Самоцвет».

Katya Yonder не стремится покорять своим творчеством мир так, чтобы оно приносило известность и прибыль, свои треки она пишет, скорее, для себя, а не для широкой публики. При этом музыка стала ее постоянной работой — помимо продюсирования альбомов, она занимается саунд-дизайном, создавая звуковую оболочку для рекламных проектов, сериалов и кино.

It’s My City поговорил с Катей о том, как получилось осуществить мечту многих творческих людей, почему она не уехала из Екатеринбурга, несмотря на «неуральский» образ мышления, и что выделяет ее музыку в мире пост-мета-модернизма, где все давно придумано и скопировано.

— Катя, расскажи про себя — кто ты, как себя позиционируешь, всегда ли жила здесь на Урале? Как вообще пришла к музыке? Были ли альтернативы, куда можно было податься, или сразу все было ясно?

— Я родилась и выросла в Екатеринбурге, но это лишь геолокация. В детстве моими лучшими друзьями были компьютер, книги, кошка и музыка — меня не особо интересовали окружающие меня люди. Обычным делом, хоть и звучит, наверное, напыщенно, было слушать какую-нибудь клавесинную версию «Пассакалии» Генделя (у меня был CD) и играть, например, в тетрис или «Цивилизацию 1».

В пять лет я пошла в музыкальную школу, где восемь лет училась игре на скрипке с набором классических дисциплин — сольфеджио, музыкальная литература, общее фортепиано. В 14 чуть ли не случайно попала в школьный вокальный ансамбль, в 2008 году — в музыкальную группу (Tip Top Tellix — прим.ред.), с которой мы в итоге ездили даже на EXIT 2011 в Сербию (летний музыкальный фестиваль — прим. ред.), выиграв конкурс «10 новых музыкантов» от LookAtMe. Правда, с группой сотрудничество в итоге так и не сложилось по некоторым не особо приятным для меня причинам.

В 2013 году я начала самостоятельно осваивать Ableton (программа для написания и сведения музыки — прим. ред), а в 2015 году меня нашли мои нынешние партнеры по моим музыкальным и «саунд-дизайнным» делам — мой друг из Баку, современный художник и музыкант Фархад Фарзалиев и ребята из тогда еще креативного агентства am/pm — так в моей жизни впервые появился саунд-дизайн и дополнительная работа.

Попутно я окончила УрФУ по специальности искусствоведение, и вообще, я искусствовед-востоковед. Сложно сказать, явилось это причиной или следствием мультикультурных интересов. Работала после этого в Уральском отделении Союза кинематографистов пару лет, а затем в Арт-галерее Ельцин Центра три года. Все это время я совмещала две свои работы — музыкальную и по специальности. Заказов на звук в итоге стало много, да и стало понятно, что у меня это в жизни получается естественнее и лучше всего остального, и я решила сосредоточиться на этом полностью.

— В своем творчестве ты смешиваешь дух Востока и Запада, этнические мотивы и даже что-то индустриальное. На какой музыке ты росла, что играло в твоем детстве, юности? Что, возможно, заложили родители?

— Музыка всегда сопутствовала моим различным занятиям, хоть и была до какого-то момента чем-то дополнительным: лет с трех, когда я уже более или менее стала осознавать себя и окружающий мир, в моей жизни появилась коллекция виниловых пластинок родителей, где было очень много всего — от классики Венской школы, русских композиторов до электроники и поп-музыки 1970–1980-х. Там даже была «Просветленная Ночь» Арнольда Шенберга (поздний романтизм, первое значительное произведение будущего основателя Нововенской школы).

Когда была мелкой, любила скакать по комнате с цветными капроновыми ленточками под «Щелкунчика» Чайковского, плясать под пластинки «Пульс» или «Space», подпевать ABBA. 

В школе все вокруг тащились по «Фабрике звезд», Глюкозе, я послушала как-то в лагере несколько кассет и вроде ничего, но что-то не то — больше не стала. Когда начал появляться широкополосный интернет, ко мне стали попадать фильмы, альбомы, аниме, через которые я отчасти пришла к любви к традиционной музыке Японии (родители даже купили кассеты специально в подарок). Там я открыла для себя очень много всего интересного: сборники Cafe del Mare, пару не особо известных альбомов Sneaker Pimps, NIN, Bent, Bonobo.

MTV давало доступ к поп-музыке, которая, на мой взгляд, переживала очень интересные метаморфозы на рубеже 1990–2000-х — Madonna, всем известные звезды «Клуба Микки Мауса», Korn, Linkin Park и другие альтернативные явления, Avril Lavigne, разный поп-панк — все это как-то уживалось вместе в моих плейлистах WMP, когда я была подростком.

Однажды я попала в тусовку альтернативщиков, это был тот самый 2007 год, мне было 16. Ребята слушали Психею, Amatory, Jane Air  — как-то мне скинули все это, я послушала, но если честно, мне совсем не зашло, кроме музыки в одном треке у Психеи — «Холодное, железное, длинное». Я вроде и пыталась проникнуться тем, что нравилось окружающим меня людям, но никогда не могла разделить все эти увлечения. Казалось, что это я какая-то не такая, со мной что-то очень не так. Не могу сказать, что прямо с ранних лет я впитывала то же самое, что и другие ребята, что тут родились и выросли. 

Ну и кино, конечно, которое шло по телевизору в детстве, очень повлияло на эстетические предпочтения —  это было что-то типа Марка Захарова, Гайдая ну и вся эта классика советского кино и мультфильмы. Мой любимый — «Мышонок Пик», где нет ни одного слова, все рассказывается лишь музыкой Владимира Мартынова.

— Multiply Intentions — это первый альбом, где можно услышать твой вокал, причем сразу на четырех языках. Но ты признаешься, что до этого писала только инструментал, потому что боялась, что твою музыку с вокалом не поймут или начнут задавать странные вопросы. Как произошел перелом, и ты все-таки решилась? 

— Я почти пять лет пела в группе. Избавиться от ярлыка «вокалистки» достаточно сложно — очень часто женщин-музыкантов воспринимают очень однобоко, я до сих пор слышу вопросики типа: «А ты сама музыку пишешь?», «А кто поет? Чей голос?» Достаточно неприятно, что люди все время тебя недооценивают, чем бы ты ни занимался. Как будто нельзя и петь, и музыку писать, да еще и будучи девчонкой.

Была боязнь показаться не тем, что ты на самом деле есть. Когда что-то создаешь, все равно есть страх, что тебя неправильно поймут. Поэтому у меня был своего рода блок — именно в плане альбомов почему-то, я решила сперва проявить себя как, прежде всего, музыкант, а потом уже внедрять голос в музыку. Плюс, мой голос сам по себе непростой для того, чтобы его гармонично вписать в музыкальное пространство, тоже были с этим сложности. Но я пробовала все равно много лет, даже есть отдельный плейлист с песнями.

В новом альбоме сначала не было вокала, я сперва отрицала его необходимость. Но потом произошел какой-то инсайт, что я никому ничего не обязана и могу делать, что хочу, какая я есть. Могу про себя рассказать. Плюс, меня «попинывали» на эту тему с лейбла — верили в меня, хотели, чтобы было круто, чтобы я не зарывала свои возможности. Я за это очень благодарна моему издателю. Ну и своему мужу и друзьям бесконечно — они вообще меня всегда поддерживают, ругаются, когда я начинаю себя закапывать.

— Мой хороший друг тоже пишет музыку, причем, тоннами — каждый день что-то создает. Раз в год-два выпускает электронные альбомы. Бывает так, что некоторые треки ждут своей очереди очень долго, настаиваются, как вино, два, а то и три года. Он что-то в них меняет, шлифует, дорабатывает и потом только выпускает. У тебя как устроен этот процесс? Бывают ли треки, которые тоже так долго томятся, или ты предпочитаешь не ждать и выплескивать все сразу, пока свежи эмоции, в которых ты все это создала?

— Бывает ситуативно: что-то выходит прямо сразу, сел и сделал от и до, а бывает посидел сегодня, через неделю еще поработал, через месяцок еще идея появилась, через год открыл проект — о, вот так классно будет.

Например, трек «В глубине ночной» с нового альбома я начинала делать еще в 2014 году. Он строился на вокальных партиях на фоне и ударных. Потом спустя полгода добавился клавесин, потом еще немного поделала его, но так и пролежал лет пять до момента, когда в прошлом году я про него вспомнила и поняла, как его доделать.

В плане перфекционизма я раньше была повернутая на голову, но как-то это ушло со временем — всегда теперь понимаю, когда работа точно окончена, когда все звучит уже как надо, пускай и есть легкие шероховатости — идеально вылизанная музыка для меня так же неинтересна, как идеально отфотошопленные люди. Всегда какой-то шрам, несимметричность или «неправильность» кто-то полюбит гораздо сильнее, зацепится за это глазом или ухом, запомнит. Это нечто уникальное, ценное. Для меня все это как-то так происходит.

— Твой новый альбом отметили рецензией на Pitchfork, что для многих музыкантов является определенным знаком качества. А что это значит для тебя — это шаг вперед или само по себе разумеющееся явление?

— Надо понимать, что Pitchfork сейчас — это не Pitchfork 10 лет назад, когда он раздавал всем очень строгие оценки и был несколько иного рода институцией. Сейчас это больше маркетинг. Это знак качества определенного рода, не к каждому альбому выходит ревью на Питчфорке, не у каждого альбома больше семи баллов. Это очень даже хорошая рекомендация от уважаемого источника. Да, это приятно, это гарантия того, что в тебе будут меньше сомневаться. А в тебе постоянно сомневаются — как ты, живя в Екатеринбурге, можешь делать что-то классное. Хотя, с другой стороны, и это полный абсурд, по моему мнению, начинается ратование за свое, родное — это екатеринбургский, уральский исполнитель — когда появляется то, чем можно погордиться. А вот до этого момента всем абсолютно безразлично.

Но мне все равно, я не идентифицирую себя как уральца, хоть родилась и выросла здесь. Во мне мало того, что обычно приписывают ребятам из Екатеринбурга. Я достаточно жесткая в работе, в общении, и при всей своей первичной доброжелательности очень сильно отстаиваю свои границы, не люблю фамильярность и пассивную агрессию, при этом умею работать и стараюсь делать все, за что берусь, так хорошо, как могу, мне куда важнее хороший результат, а не показывание себя, своего эго и так далее. Люди часто не очень готовы к такому, они привыкли, что все вокруг милые, приветливо-податливые что ли.

— Сейчас музыка стала не только твоим делом жизни, но и способом зарабатывать. То есть в твоем случае мы видим кейс успешного музыканта, сбывшуюся мечту, когда можно все время оставаться собой. Какую музыку ты пишешь для коммерции, где ее можно услышать? Насколько она отличается от твоего стиля и приходится ли идти на компромиссы?

— Заказы бывают очень разные, от арабских телеканалов и, скажем, сейчас в процессе работы кое-что для CCTV4 (международный китайский телеканал — прим. ред.), почти весь 2019 год я сотрудничала с ребятами из Flacon magazine — там были и косметические краш-тесты, и бекстейджи, все это есть в Instagam журнала. Даже был фильм про секс-раскраску и секс-игрушки.

Короче, много всего от эмбиента до синти-попа, от EDM до даба, от оркестровок до рэпа — все что угодно. Для сериала, например, я сейчас делаю очень разные вещи — вся музыка для пилотной версии, кроме оперной вставки, на мне — там и эмбиент-саспенс, и баллады в лучших традициях старого Голливуда, и поп-песенка, и оркестровая подзвучка сцен.

На компромиссы идти особо не приходится — мне так много всего в музыке нравится, так что если даже я чего-то никогда раньше не делала, это всегда повод бросить себе вызов и попробовать сделать что-то для себя новое. Если дают референс или условные ориентиры в плане стиля — разделяю все на элементы и смотрю, что мне нужно использовать для создания того или иного ощущения, направления. 

Я никогда не стремлюсь в работах для кого-то, тем более за немалые деньги, показывать свои какие-то личные предпочтения. Разве что на уровне хорошего вкуса или актуальности звучания, дабы результат был отличным. Если концепт и идея не моя — это чужой проект, который мне доверяют, и моя задача сделать максимально хорошо в рамках этой идеи. Здесь нет места эго.

— Недавно ехал по городу на велосипеде, в уши пустил твой альбом Оst Conditions. Вечерело, было пасмурно и сыро, вывески разные загорались, и я на одну минуту почувствовал себя в каком-то мире из вселенной Blade Runner. То есть очень совпала твоя музыка с этим тоскливым настроением. У тебя уже был опыт написания саундтрека к полнометражному фильму «Внутренний остров». Хочешь ли ты продолжить его? 

— Вообще, писать музыку к кино давно стало моей голубой мечтой, так что можно сказать, она уже начала потихоньку осуществляться. Помимо фильма я сейчас еще создаю музыку и песни для одного нового сериала, который готовится к запуску.

А «Внутренний остров» вышел недавно, получил приз за лучшую режиссуру на Sarajevo Film Festival. Фильм классный, про парня, который очень круто играет в шахматы (ездит на международные соревнования) и его взаимоотношения с собой, отцом, который желает ему только лучшего, но выражает это по-своему, в общем, такая драма про «отцов и детей» и внутренние свободы.

Музыка в фильме появляется только в нужных моментах — ее совсем немного. Это довольно минималистичный эмбиент: колокольчики, маримба, легкие синты. Появляется она чаще всего тогда, когда герой находится наедине с собой. В финале звучит кавер на традиционную азербайджанскую песню Gül açdı в духе 1980-х, который мы создали вместе с Фархадом. На песню эту сняли даже клип, он в ближайшее время должен выйти. 

— Ты выше говорила, что не идентифицируешь себя с Уралом, и в музыке твоей это чувствуется. Для тебя географическая привязка к Екатеринбургу что-то значит? Возникало ли желание когда-нибудь уехать? 

— Семья: у меня здесь родители, сестра, племянница. У мужа семья. Если бы мы знали, куда переехать, уже бы сделали это. Самый основной фактор, который не нравится, это климат. Тяжеловато бывает чисто физически.

Второй момент — в Екатеринбурге не готовы платить деньги за работу в моей сфере. Я не работаю ни с кем из Екатеринбурга вообще за очень редкими дружескими исключениями. Были попытки, но это заканчивалось плохо. 

Но Екатеринбурге есть хорошие художники, музыканты и не только. Я очень давно в приятельских отношениях с Наумом Бликом, хорошо отношусь к ребятам из Skookiny Deti, музыка мне их нравится, например. Но сотрудничать я бы ни с кем здесь не хотела — у нас подходы совсем разные.

Из художников мне нравится Катя Поединщикова, Ксюша Маркелова, Алиса Горшенина, еще несколько ребят. Фотографы есть хорошие — мой муж Игорь Брук, Аня Марченкова, Леша Пономарчук, Сережа Потеряев, Федор Телков и многие другие. С точки зрения культурного пространства — это «Теснота» и все, кто с ними связан, например, Маша Рыба — подруга хорошая моя, основательница «Моря» Марина Светлова и другие классные ребята — мои друзья.

Дело не в Екатеринбурге, дело во мне — меня сложно чем-то удивить, чтобы мне это понравилось. Искусство переживает кризис в последнее время, никто не знает, что делать. Появился шуточный термин «мета-модернизм», над которым уже все похихикали — пост-пост-пост, мета-мета-мета. Простое копирование прошлых традиций и высасывание из пальца чего-то псевдонового у меня интереса не вызывает.

— А в твоей музыке этого копирования нет?

— В заказах — да, когда дают референс и нужно повторить необходимый стиль и настроение. Но вот в музыке, которую я делаю для себя, стараюсь мешать все, что мне нравится. Точно знаю, что ни у кого таких смесей больше нет — было бы счастье такое найти, тогда, возможно, я бы просто осталась в рядах слушателей.  

Мне кажется, такой подход работает, когда ты много чего знаешь и умеешь рефлексировать, через себя пропускать, в твоей голове складывается особый набор выразительных средств, которые ты можешь использовать для различного рода экспрессий. Поэтому не рассчитываю, что мой альбом будет иметь массовый успех.

Я разговаривала с людьми, которые не сильно секут в музыке, и мне говорили: «Все нормально, прикольно, но я ничего не понимаю». Потому что надо обладать определенным музыкальным и культурным бэкграундом, чтобы понять, о чем альбом: знать советские песни из кино и не только, какие приемы там использовались, что это была, прежде всего, теле- или кинопостановка, там особая драматургия.  Плюс, понимать хоть немного в японской музыке — современной, традиционной, авангардной.

Также немаловажно быть знакомым с традициями академической европейской музыки. И только тогда можно врубиться, о чем там речь в самом альбоме, в его содержании — без этой информации сложно воспринять тот эмоциональный посыл, который я вкладывала в альбом — все равно, что не знать языка. Но, опять же, альбом написан не для кого-то или чтобы это понравилось кому-то, а для себя.