«Мы могли бы сейчас жить в Северной Корее»

Творческая встреча с Виталием Манским, на которой режиссер представил премьеру своего документального фильма «В лучах солнца», прошла в кино-конференц-зале Ельцин Центра. Екатеринбург стал вторым городом после Санкт-Петербурга, где состоялся показ картины, вызвавшей мировой резонанс. IMC побывал на встрече с Манским и узнал историю закадровой работы.

«В лучах солнца» – это фильм об идеальной жизни в идеальной стране. Главная часть такого идеального общества – это символ Великого Вождя народа Ким Ир Сена. А смысл жизни этого идеального общества зависит от ответа на вопрос: что еще я могу сделать для уважаемого Вождя? И, как правило, ответ один: самоотверженно отдаться героическому строению коммунизма. В этой картине Северная Корея не просто закрытая страна, о которой изнутри захотелось рассказать режиссеру, а особый исторический образ, не имеющий аналогов даже в Советском Союзе. Про работу Манского говорят, что она сделана с колоссальным чувством тонкого сочувствия к этим людям. Сам же автор, удивляясь непостижимым уму экспериментам истории, стремился к тому, чтобы северокорейцам стало страшно от просмотра своей жизни.

О фильме. Прежде всего, возникает сочувствие. Оно связано с тем, что мы из подобной системы: из Советского Союза, и мы жили этой жизнью. Для меня, во всяком случае, и людей старше – это часть нашей жизни со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Ранее я смотрел картины о Северной Корее, снятые зарубежными кинематографистами. Их не так много: около 12 фильмов за последние 20 лет. Хорошие фильмы, конечно, есть, но они, так или иначе, находятся в зоне некой иронии по поводу того, как устроена их жизнь. И когда смотришь ряд картин, у тебя непроизвольно возникает сопротивление вот этой иронии. Мы много думали над тем, как передать иронию, которая в чем-то самопародийна, но при этом сохранить сочувствие к каждому, кто тебя окружает.

О человеческой природе. У наших стран очень много схожего. Но находясь там, ты понимаешь, что схожесть носит, во многом, внешний характер. Мы действительно давали клятву Родине и коммунистической партии, но при этом у нас у всех было что-то ещё. А в Северной Корее, кроме этого, нет больше ничего. Да, мы были счастливы, но и они счастливы. Это, может быть, самое парадоксальное, что ты там понимаешь. Можно ли называть это счастьем? Это вопрос скорее относящийся к значению слов, но то, что они живут в полной гармонии с миром, который их окружает – это очевидно. Они вообще не знают о существовании другого мира. Понимаете, он абсолютно вымыт. Они пришли существовать уже в такой социум, который стерилен. Например, если на телевидении каким-то чудом появляются программы внешнего мира, то это два типа: спорт или трэвел-истории. Но даже из них изымается любое напоминание о социуме: например, если в сюжете про сафари есть гостиница, то она вырезается при монтаже.

С газетами такая же ситуация. Я посмотрел подшивку одной из них за год, и у меня появилось ощущение, что это одна газета! Мы помним из своего советского прошлого четырехполосные газеты. Вот и тут вся подписка сделана абсолютно по одному лекалу. Первая страница – это огромный портрет вождя и маленький сопроводительный текст, то есть какому-то одному из трех вождей. Внутренняя полоса – это четыре фотографии вождя с сопроводительным текстом, и уже рядом с ним стоят какие-то люди. Третья страница – это коллективные портреты вождя. И четвертая страница – это достижения народного хозяйства или некрологи в региональных газетах, или небольшие объявления, например, о событиях в мире. При этом они подобраны подобно тому, ну, почти как у Киселева в вестях: забастовки, взрывы, расстрелы. И это всё, что они знают о мире, поэтому для них этот мир с их обстоятельствами жизни – он единственно верный. Это не ГДР, где знали, что за стеной существует ФРГ и там есть то-то и то-то. Поэтому... счастье ли это, но то, что гармония, абсолютно точно.

О сделке. Попали мы в Северную Корею благодаря тому, что она закрытая страна. Они ведь не только закрылись от внешнего мира, но и сами себя от него закрыли. Я веду к тому, что у них была определенная информация обо мне: мол, я главный режиссер-документалист России, снимавший Путина, Ельцина, и в общем, как бы всё. Другой информации у них не было, а проверить, например, через мой Facebook, на самом деле для них нереально. В их представлении о добре и зле, человек, который снимал Путина, априори проверенный, наш человек. Также у них есть только два внешних экономических партнера: Россия и Китай. И в этом смысле мне это очень помогло: я шёл по официальной линии. Переговоры были длинные, долгие, а точнее, переговорами это назвать нельзя. Они могут быть в любом мире, только не в Северной Корее – это был очень долгий путь моих согласий на абсолютно безумные и бессмысленные требования Северной Кореи. И я им просто постоянно говорил «да», на всё – «да». И вот это бесконечное «да», в конечном счете, привело к их требованиям, что я поехал снимать фильм.

О процессе. Удивило сразу: мой документальный фильм будет сниматься по их сценарию. Я не могу выбирать ни героев, ни место съемок, к тому же я полностью должен всё согласовывать. В конечном счете, мы подписали очень жёсткий договор, который я собирался выполнять, потому что меня, опять же, звучит парадоксально, но устроил их сценарий. И действительно, всё было строго, когда мы уже приехали снимать: в аэропорту у нас забрали паспорта, запретили самостоятельно выходить из гостиницы. Помимо тотальнейшего контроля, нас привозили в то место, которое было подготовлено и отлажено, мы снимали по их лекалам.

К тому же они поселились внутри нашей гостиницы, оборудовав там монтажную комнату, на что я им возразил: «у нас нет такого пункта в договоре». На что они ответили: «северокорейская сторона оказывает содействие в прохождении таможенных процедур отснятого материала». И при чем здесь отсмотр каждодневного материала? «Вы снимаете долго, соответственно, нам нужно много времени. На таможне же невозможно отсмотреть весь материал, поэтому мы ради вас установили монтажную комнату прямо в гостинице. Мы будем каждый день отсматривать материал и уничтожать то, что не проходит таможню, тем самым вы легко выедете из страны с одобренным нами материалом». Именно в тот момент случился технический штурм, и мы продумали схему, по которой, снимая, отдаем им лишь часть материала, оставляя основной контент у себя.

24 часа абсолютного контроля. Всё, что неофициальное, кроме дублей, где есть дети, снято из моего гостиничного номера. Мы закрывались, выключали свет, просовывали объектив в щель между штор, зажимая прищепками с двух сторон, и сидели часами, снимая с одной точки вид на центральную улицу города, где проходит путь к Национальному театру. К слову, там тоже ничего нельзя было снять – это абсолютный ВДНХ. Это не живой город, а выставка народного хозяйства.

Об иллюзии. В Северную Корею всё равно приезжают иностранцы, немного, но какие-то группы попадают. Так вот для них проработано целое представление про северокорейскую жизнь. Там у всех одинаковая программа пребывания: например, есть день для посещения парка. Утром тебя забирают из гостиницы, привозят в парк, который находится не в городе, а почти за городом, представляя собой странное огороженное пространство. Тебя заводят туда и, условно говоря, закрывают на целый день. Как и принято, в парке какие-то люди отдыхают, какие-то играют, какие-то перетягивают канат, едят. Проблема в том, что я был в этом парке два раза – это одни и те же люди, которые изображают жизнь в парке. И выходит, что ты был в Северной Корее, но не в настоящей, а в том образе, который подготовлен специально для тебя. И это на всех уровнях.

Реакция. После того, как Северная Корея безосновательно и в одностороннем порядке вышла из договора, мы стали снимать фильм самостоятельно и не показывали его северокорейской стороне, когда он вышел в производство. Картина была показана на двух фестивалях, получила Гран-при, близился третий фестиваль, и вдруг они узнали, что фильм есть. Тут я вам предлагаю включить воображение, посмотрите, они видели весь материал, как они думают, который у них не вызывал никаких возражений. Они не видели фильм, а только получили информацию, что он есть. И они отправляют ноту за подписью министра иностранных дел Северной Кореи министру иностранных дел Российской Федерации с требованием «уничтожить материал, не допустить показа фильма, принять меры по отношению к его создателям».

А фильм вы посмотрели? Может, там и не так всё страшно. Я хотел, чтобы фильм был для них страшен, но вы посмотрите, так как, не ведая, нельзя знать заранее, что там. Общественный резонанс, который невозможно передать словами, произошел после выхода фильма в Южной Корее, где было задействовано около 150 площадок. Фурор – десятки сюжетов, под сотку интервью, меня даже на улицах Южной Кореи стали узнавать. Благодаря этому интересу картину пошла смотреть президент Южной Кореи, после чего сделала большое заявление по телевидению о фильме, а главным образом о судьбе его героев.

В этот момент северокорейцы получили фильм, потому что именно тогда появилась публикация внешнего информационного агентства. Они даже взяли интервью у мамы, которая рассказывает, что я там измывался над девочкой, избивал съемочную группу и прочие такие ужасы, что в итоге меня окрестили фразой «дерьмо человечества». А, к слову сказать, сейчас Зен Ми, главная героиня фильма, в северокорейской идеологии превращена в знак абсолютного детского счастья. Ей было поручено на закрытии съезда партии, который произошел впервые за 30 лет, вручить цветы Ким Чен Ыну, фотографии её с Ким Чен Ыном украшают сейчас все школы Северной Кореи, она главная девочка КНДР. Такая неожиданная судьба.

О выборе. Через стенку есть Южная Корея, где такие же корейцы живут совершенно другой жизнью. Да, конечно, есть какие-то национальные, восточные особенности, которые в одной Корее используются одним образом, в другой – иным. Но Южная Корея мощнейшее, технологически ёмкое, производственно мощное, экономически сильное, политически стабильное государство. И эти же люди на 38-й параллели, этот же народ, живет иным образом. История произвела жесточайший по своей сути эксперимент, но он убедительно показал, к чему приводят разные системы. Как бы, Северная Корея – это финал того пути, по которому могла пойти Россия, если бы, условно говоря, не умер Сталин, не было бы XX съезда, в принципе, мы могли бы сейчас жить в Северной Корее.

Фото Любови Кабалиновой