Разновидность самоубийства

Этот текст о том, что уже начались крепкие морозы и, наверное, не стоит выгонять из подъезда и бомжей (о ком материал), и беспризорную кошку (о ком мы не написали ни слова). Пусть даже если те, кто может замерзнуть, являются стойкими любителями уличного образа жизни.

Так голодно, что и переночевать негде

2014 год. Холодная зима. Сильный, к тому же, ветер. Мы с женщиной-бродягой Валентиной бежим до подъезда. Смешно, но это так. Впереди идущий парень, вышедший из дома на Фурманова, отпрыгнул от двери, видя, что две странные особы несутся прямо на него.

— Не-е-ет, не закрывайте! — истошно кричу я.

А он и не закрыл. Не успел.

— Ну, ты и бегать! Аж будто стометровку сдала! — моя спутница вытирает нос рукавицей.

— Я испугалась, что закроет, – перевожу дыхание.

Минут пятнадцать назад я беспечно шла от Южного автовокзала, зашла в магазин неподалеку и у входа увидела ее, Валентину. Стоит в облезлом пуховике, потирает руку об руку и что-то бормочет.

— Это вы мне? — поворачиваюсь.

— Не вам, — отрезает она.

— Не мне, так не мне... А почему стоите тут?

— Ну-у, — тянет Валентина и отвечает практически теми же словами, что все мои «знакомые» бродяги, — дома у меня нет.

Бродяга Юрий Иванович. Фото автора текста

Меня в последнее время всегда удивляет такой дикий ответ. На улице, повторюсь, холодная зима. Стоит пожилая дама, которой негде жить. Хозяин из дома собаку не выпустит, а тут она говорит о том, что ее дочь выгнала из квартиры. А потом Валентина пытается зайти в круглосуточное отделение банка. Только ее оттуда быстро выдворяет охранник. А в доме ночного пребывания (единственный, адрес которого можно выцепить в интернете) не хотят брать бомжа в «неурочное время».

— Привозите ее в понедельник в девять утра, — говорит женщина на том конце провода, после того как объявляет, что в выходные они не работают.

— А сейчас-то куда ее девать?

— Везите в церковь на «Гончарный переулок».

Выясняю, что это церковь на Уктусе. Далековато. Да и сама Валентина ни в какую церковь не хочет. Вот и пришлось бежать за «дырой в подъезд», оставленной выходящим парнем.

Не по случайности и не из-за водки

– Наташ, любой нормальный человек переживает из-за этих несчастных людей. Это называется эмпатией, – успокаивает меня мой знакомый. Я в ответ ною, что мне их жалко, если только они не обманывают.

– А если мошенница? Их столько развелось!

– Мошенник, может быть, заслуживает не меньше жалости, чем бомж. Такое мошенничество трудно назвать легким делом. А бомжевать – разновидность самоубийства. На излечение одного такого «больного» потребуется очень дорогая реабилитация. А скажи, кому нужны эти люди?

– Никому?

– Никому... Есть другая сторона вопроса. Просто понял, что эти переживания больше нужны мне, тебе, студентам филфака, чем самим бомжам. И не всегда можно решить проблему сочувствием. Иногда человеку нужен пинок. Бомж – это же не из-за водки и не по случайности, это болезнь.

Бродяга Александр Геннадьевич. Фото автора текста

Психолог-консультант Лариса Курбатова поясняет мне:

— Если первые не собираются менять свой образ жизни, их все устраивает, вторые по большому счету не могут этого сделать. Многие из бывших бродяг не имеют возможности устроиться на работу. Вроде и квалификация у человека есть, но по личностным параметрам он часто не устраивает работодателя. На людях с улицы, как и на уголовниках, часто ставят крест. Хотя нельзя исключать, что их жизнь не изменится к лучшему. Может, кто-то подаст им «спасательный круг».

Образ собирательный

Мало я верю в спасательный круг. Все мои знакомые бомжи свой спасательный круг потопили. Кто случайно потерял связь с родственниками, кто «забил» на эту связь, кто страшно пьет, выпрашивая у горожан мелочь, а потом заходит вразвалочку в «Семь пятниц», чтобы купить очередную бутылку. Я не говорю, что бомжи – падший народ, но я так долго пытаюсь понять, что заставляет человека жить неблагополучной жизнью и при этом чувствовать себя в своей тарелке. Привычка? Нежелание? Слабость характера? Та самая разновидность самоубийства?

За четыре года я пожила в трех городах – в Новом Уренгое, Ханты-Мансийске, Екатеринбурге. И все те бродяги, которых я встретила, к которым испытывала не столько журналистский интерес, сколько человеческое непонимание, имеют сходный образ. Например, ханты-мансийский Александр Геннадьевич несколько раз сбегал из социальных учреждений, вырастил седую бороду, от него отказались (или он сам отказался?) родственники, он любит выпить и уже не раз отмораживал себе пальцы ног. Но улицу не бросил.

Бродяга Александр Геннадьевич. Фото автора текста

Юрий Иванович — бомж Нового Уренгоя. В этом году ему исполнилось 65 лет, уже два года как его адрес не дом, а улица. Его дети выросли и уехали: сын переехал в Тюмень, дочь — в Иваново, а он — в люк. Когда я с ним разговаривала, он мне внушал, что видел самого Господа. А я думаю, что от такой жизни, точнее, от ее «удачного» выбора, северных морозов, стойкой дозы алкоголя бога увидеть вполне реально. Центр социального обслуживания хотел Юрию Ивановичу предоставить комнату, но он отказался, а на вопрос, что ему мешало начать новую жизнь, категорично мне отвечал, что «возраст и гордость».

В Екатеринбурге живет мужчина с седой бородой и выцветшими глазами – Федор Касьянович. Он часто стоял возле храма-часовни весной этого года. Когда-то он жил в Узбекистане. Имел работу и семью. С двумя своими сыновьями уехал в Россию. На момент нашего с ним разговора он снимал комнату на ночь за четыреста рублей и дружил со священником из храма. Седая и длинная борода придавала ему какой-то интеллигентный вид, а вот одноразовый стаканчик в его руке говорил об обратном.

Или вот еще одна – Ольга в темно-голубом пуховике, которая часто сидит на Вайнера с иконой святой Матроны. Ее трудно назвать бездомной.

– Трудового стажа у меня нет, зато есть квартира в Екатеринбурге. А дети остались в Ленинграде, – картавит она. Сидеть на асфальте для нее сродни сидению на рабочем месте.

Проект Славы Ptrk и Владимира Абиха «Уличная грязь»

***

2015 год. Вторчермет. На улице зябко и рано темнеет. Возле подъезда лежит женщина. Мы ее теребим, говорим, что она простынет.

– Может, хотя бы в подъезд ее. Продрогнет ведь, – совещаемся мы и вновь теребим ее за плечо, – Женщина-а-а...

– Отвали, – отвечает она и продолжает дремать.

Когда я говорю соседям по этажу, что запустила бы в подъезд бродягу хотя бы потому, что замерзший труп возле подъезда – это показатель полного людского равнодушия, что даже кота, стоящего возле двери, погладят и запустят, то всегда слышу в ответ:

– Бомжа тоже гладить? Да он тут тебе нассыт, потом кто мыть будет? Ты?

Да, мыть я не готова. По крайней мере, не сейчас. Но проходить мимо, отводя взгляд, мне тоже не хочется.

Автор снимка на обложке - Максим Лоскутов. Другие снимки фотографа можно найти здесь